женщину, что немаловажно, целую и невредимую. Правильно?
– Конечно.
– В таком случае мы можем договориться. Расскажи нам, что Меченый делает в Испании, и почему твои товарищи по Ордену мечутся по всей Земле, из одной страны в другую? И если ответ будет правдивый, мы разбежимся в разные стороны.
– Сначала, я бы хотел увидеть жену и удостовериться, что с ней все в порядке.
– Без проблем.
На краткое мгновение стекло на стене стало прозрачным, и Федор увидел Дарью. Жена сидела за столиком, вроде того, к которому он был прикован. В целом, она выглядела нормально, хоть и растрепанно, и левая ее щека полыхала ярко-красным румянцем, который скоро превратится в гематому. Рядом находился ухмыляющийся Коул и еще пара человек, которых не было видно, так как они находились вне поля зрения Меченого.
Стекло вновь приобрело матовый оттенок и, сдерживая готового вырваться из души зверя, который за свою самку хотел в клочья рвать врагов, он спросил Перри:
– Ее били?
– Пара пощечин, – скривился агент. – При задержании, она одному из спецназовцев нос сломала, кинула в него цветочным горшком, а другому по яйцам врезала. Боевитая у тебя женщина, «акинак».
Федор задумался о том, чтобы еще такого сказать, чтобы немного потянуть время, и почуял своих братьев по крови, которые были совсем рядом и уже начали действовать. Он ухмыльнулся, и Перри сказал:
– Гляжу, настроение у тебя бодрое. Это значит, что ты готов сотрудничать?
– Нет, как раз таки наоборот.
– Тогда в мучениях своей боевой подруги вини только себя, – агент развел руками, повернулся к зеркальной стене и произнес: – Джейкоб, вколи госпоже Толстовой чего-нибудь такого, чтобы она стала поразговорчивей. Сначала ее послушаем, а затем мужа.
Наверняка, он ожидал, что услышит Коула, Но вместо этого прозвучал голос капитана Фомина:
– Все чисто! Работай брат! Камеры видеонаблюдения по всему аэропорту вырублены.
Перри еще не понял, что произошло, а Федор, выпустив из души свою природную силу, обхватил ладонью стойку столика, к которой был прикован, и рванул ее на себя. Металл не выдержал напряжения и лопнул, а Меченый, удобней перехватив в руках трубу, нанес ею удар в голову агента. Перри, заливаясь кровью из разбитого лба, без сознания рухнул на пол. А «акинак», подумав о том, что противник у него слишком медленный, рывком перелетел через стол, и ударил по предплечью второго американца, который полез под пиджак, наверняка, за пистолетом. За ним наступила очередь третьего, и через полминуты Толстов оказался посреди допросной комнаты, с окровавленной алюминиевой дубинкой в руке, а вокруг него лежали, потерявшие сознание и часть своих зубов, покалеченные агенты ЦРУ.
– Что падлы, съели!? – еле слышно произнес Федор.
После чего он подошел к Перри, нашел у него в кармане ключи от наручников и скинул с себя браслет. Затем, он взял у агента пистолет, девятимиллиметровую «Беретту» 92FS с магазином на пятнадцать патронов, запасные обоймы, свой коммуникатор, и вышел в коридор, где, так же, в бессознательном состоянии, лежали бойцы охраны. Здесь, помимо пистолета, Федор обзавелся разгрузкой, с несколькими магазинами на тридцать два патрона и светошумовыми гранатами, бронежилетом и автоматом, мощным и компактным «Аресом» FMG и надел это все поверх своего пиджака.
«Вот теперь можно и побегать», – отметил «акинак». И натянув на голову маску одного из американских бойцов, а на руки перчатки и, прихватив УКВ-радиостанцию, никого не опасаясь, он вышел в зал. Здесь, под недоуменными взглядами дежурной пары полицейских, которые, наверное, приняли его за спецагента ЦРУ, и пассажиров, он остановился возле большого окна выходящего на летное поле. Он простоял без движения около семи минут, до той поры, пока не заработала укэвэшка:
– Мы на взлетной полосе. Взлет не дают! Так что ты был прав. Начинай! – сказал капитан Фомин.
– Принял! – ответил Федор. – Счастливого пути!
– И тебе братка, всего хорошего!
Радиостанция отключилась. Напротив Меченого, по взлетной полосе проехался белоснежный самолет с его братьями по крови и любимой женщиной, и он должен был их прикрыть. Ствол автомата задрался вверх и выплюнул в потолок аэровокзала длинную очередь. Девятимиллиметровые пули прошлись по плафонам и облицовке, и люди, ждущие своего отлета или встречающие своих близких, на миг, впали в ступор, замолчали и замерли. А затем, тишину огромного зала разорвал истошный женский крик. Кто-то поддержал женщину выкриком о теракте, и ведомая инстинктом самосохранения толпа рванулась на выход. Полицейские в этой ситуации растерялись, а если и сообразили, откуда ведется огонь, то к Федору сразу пробиться не смогли.
«Нормально, – мелькнула в голове «акинака» мысль, – сейчас всем приземляющимся самолетам дадут отбой или перенаправят их на запасные взлетно-посадочные полосы, а наши спокойно улетят. Продолжаю».
Очередная длинная очередь из выпущенных в потолок пуль, подстегнула людей. Федор сменил опустевший автоматный рожок, присел на корточки и спрятался за пластиковыми креслами у окна. И как только зал ожидания опустел, а в него полетели первые пули очнувшихся полицейских, он вынул из разгрузки светошумовую гранату, и кинул ее в сторону противника. Круглое стальное яйцо, подпрыгнув, прокатилось на полу, перескочило через брошенные беглецами сумки, упало рядом с баром, где затаились испанские копы, и пространство зала наполнилось нестерпимо ярким светом и пронзительным, бьющим по ушам, визгом.
Первые противники были выведены из строя. Федор приблизился к ползающим на карачках оглушенным и ослепленным полицейским, ногой, отбросил в сторону их оружие, развернул находящихся в шоке людей в сторону основного выхода и легкими пинками направил их к дверям из здания. После чего, он подошел к бару. И взяв себе пару свежих булочек и литровую упаковку яблочного сока, присел на стул рядом со стойкой.
На ближайшие несколько минут можно было не суетиться. Путей отхода из аэропорта имелось много, а его зверь, злой, сильный, и довольный тем, что хозяин выпустил его на волю, принюхивался и прислушивался ко всему происходящему и подмечал то, что не видел и не слышал человек. Волк уже определил, как он покинет здание, услышал избитых американцев, которые приходили в себя, и настороженных охранников на втором этаже аэровокзала, наставивших на лестницы и проходы снизу свои пистолетики. Федор обстановкой был удовлетворен и, спокойно, словно так и надо, он перекусил, проводил взглядом набирающий скорость и взмывающий в небеса самолет «акинаков», и стал ждать появления новых гостей.
Ожидание продлилось достаточно долго, минут пятнадцать. Но вот началось движение. Сначала вдали послышался вой полицейских сирен, потом зверь уловил шорох шин у входа и топот армейских ботинок, а после пришел звук немного искаженного стеклом и мегафоном голоса:
– Это полиция Картахены! Предлагаем вам сдаться!
На этом речь полицейского прервалась, видимо, коп ждал инструкций или думал, что делать дальше. А заметивший тень возле выхода, Меченый прошелся автоматной очередью по стеклянным дверям. Осколки стекла посыпались наземь, а Федор, опустошив еще один рожок, начал отход. Боя не случилось, местные спецслужбы и полиция работали очень вяло, и отпущенные самому себе двадцать минут у Меченого уже истекли.
Коридорами и закоулками, перейдя на легкий бег, «акинак» через грузовой терминал проскочил к ремонтным мастерским и, никем не замеченный, перепрыгнул через полутораметровую сетку, ограждающую аэропорт от пригородов Картахены. И на полминуты, наблюдая за обстановкой, он затаился в зарослях вечнозеленого кустарника, который ровными рядами рос вдоль ограды.
«Повоевать так и не довелось. Жаль, у меня еще патронов и гранат много, а в городе все это добро придется выбросить», – мелькнула в голове, приготовившегося одним рывком переметнуться через дорогу к жилым зданиям, Меченого мысль. И почти сразу же, на этой самой дороге, наискосок от него, метрах в десяти, остановились два черных микроавтобуса с затонированными окнами. И из этих машин на асфальт
