Оливия рассмеялась.
— Я не думаю, что ты захочешь жениться через девятнадцать часов и несколько минут после развода, Конн. Просто подумай об этом. У тебя сколько угодно времени — лишь бы это не растянулось на всю жизнь. — Улыбаясь, она присела рядом с ним, ногой раздвинула ему колени. — Конечно, я могла бы дать тебе дополнительный стимул прямо сейчас... если у тебя есть несколько минут. — Оливия как будто шутила, но, тем не менее, рука ее уверенно продвигалась вперед.
Конн аккуратно взял ее за запястье.
— Мне кажется, ты спешишь.
— Я действительно спешу. Но я все умею делать хорошо и быстро.
— Вот этому я никогда не мог научиться, — пробормотал он, отворачиваясь, чтобы избавиться от ее навязчивых губ. — Дорогая, у меня через пять минут совещание, поэтому не очень-то разогревайся.
— Ты еще слишком молод, чтобы походить на старого брюзгу, Коннор. Пяти минут вполне достаточно, чтобы удовлетворить обе заинтересованные стороны. Если мы, конечно, прекратим болтать. — Оливия призывно качнула бедрами.
— По утрам за пять минут я даже не успеваю решить, какой надеть галстук, — рассмеялся Конн. — Расслабься, Лив.
К его облегчению, Оливия добродушно рассмеялась, коснулась губами его щеки, отодвинулась и одернула пиджак.
— Нам будет хорошо вместе, Конн. Мы оба это знаем. Подумай об этом и позови меня.
Она взглянула на часы и вздрогнула.
— Черт, я опаздываю. У меня сегодня очень серьезная встреча с хозяином большой инвестиционной компании, и до нее осталось меньше часа. Если мне удастся убедить их немножко поиграть с деньгами, списанными со счетов, они уйдут от налогов и сэкономят несколько миллионов. Тогда наш контракт принесет целое состояние. Пожелай мне удачи.
— Удачи тебе. — Конн, слегка смущенный, поднялся с кресла. Инвестиции напомнили ему об Алане Дерошере, Алан Дерошер — об Энди и ее угрозах выйти замуж, переехать в Монреаль, завести детей, играть с ними в крикет, лакросс или еще в какую-нибудь ерунду, послав при этом и его, и всю 'Девлин электроникс' ко всем чертям.
— Я... ммм... перезвоню.
— Видит Бог, ты позвонишь, Конн. Позвонишь, а то я тебя просто прикончу.
Оливия быстро поцеловала его в щеку и удалилась.
Едва закрывшись, дверь снова распахнулась. Конн поднял взгляд, почти уверенный, что эта женщина все-таки вернулась, решив довести свой план до конца. На пороге стояла Энди, как всегда холодная и спокойная. Только странный огонек в ее глазах не предвещал ничего хорошего никому, кто стоял у нее на пути.
— Она сказала, ты собираешься на ней жениться.
Конн помассировал лоб, на секунду прикрыл глаза.
— Да, об этом шла речь. Но не спеши покупать нам свадебный подарок. Пока еще ничего не решено.
— За одиннадцать лет я купила тебе два свадебных подарка, — буркнула она. — По-моему, этого вполне достаточно.
Конн откинулся в кресле и открыл глаза.
— Расслабься, Энди. Я ни на ком не женюсь. Хотя один близкий друг сказал мне примерно так сегодня утром: 'А какое, собственно, тебе дело, женюсь я или нет?'
Она вскинула голову и наградила его таким взглядом, под которым буквально хотелось упасть на колени.
— Я полагала, что, как кто-то сказал мне сегодня утром, я имею право узнать, женишься ты на этой женщине или нет; это право основывается всего лишь на двадцатилетней дружбе и больше, конечно, ни на чем.
Конн хотел что-то возразить, потом вздохнул, продолжая массировать лоб. Больше всего он хотел, чтобы голова прекратила раскалываться.
— Знаешь, Энди, я получал предложения и похуже этого. Я женился на Лизе, потому что думал, что люблю ее, и я женился на Юдифи, думая, что мы любим друг друга. Сейчас в моей жизни нет ни той, ни другой, и мне кажется, проблема не в женитьбе. Проблема как раз в любви. Может, никакой любви все-таки нет? Может, надо жениться на той, которая тебе всего лишь не противна, и поставить на этом точку?
Что-то мелькнуло на ее лице — тень, след непонятной боли, — мелькнуло и исчезло. Он с любопытством смотрел на нее, ожидая ответа, но Энди просто повернулась и вышла из кабинета. И пока дверь за ней закрывалась, Конн вдруг сообразил, что, будь он хоть чуть-чуть поумнее, он бы сделал предложение самой Энди.
Впрочем, он тут же решил, что нельзя жениться на своем лучшем друге. Это значит потерять своего лучшего друга, а взамен приобрести еще одну жену. А кому же поплакаться, когда дело вновь дойдет до развода?
Прошло уже два часа, а Энди места себе не находила.
Черт подери, надо быть полным идиотом, чтобы, едва выпутавшись из сетей брака, очертя голову бросаться в пучину нового. Но ведь Конн Девлин вовсе не был идиотом. Он, пожалуй, был самым нормальным среди всех, кого она знала.
'Но только не тогда, когда дело касалось женщин', — добавила про себя Энди, пытаясь справиться с новым приступом бешенства. Вскоре после его женитьбы на Юдифи Энди решила, что все дело в какой-то удивительной генетической болезни. Чем же еще, если не умственным расстройством, можно объяснить это моментальное (за одну ночь) превращение умного и расчетливого прагматика, настоящего волка большого бизнеса в слабовольного недоумка?
Положим, тогда у него просто не было шансов. Через пять минут после их первой встречи Юдифь атаковала Конна с непреклонностью тепловой ракеты. Его участь была решена задолго до того, как он смог в этой ракете чуть-чуть разобраться.
Для Юдифи Конн воплощал идеального мужа. Он сделал головокружительную карьеру, был богат, хорошо воспитан и вдобавок красив как черт. Он не проливал суп на скатерть, умел пользоваться ножом и вилкой, носил костюмы с достоинством принца и мог очаровать самого холодного сноба в самом элитарном обществе. Конн прекрасно разбирался в винах, управлял яхтой, катался на лошадях, знал, как обращаться с машинами любой марки и с женщинами любого склада. А самое главное — у Конна были связи. Очень серьезные связи. Молодая, очень самолюбивая, очень настойчивая и практичная Юдифь буквально вцепилась в него зубами.
Конн со своей стороны быстро оценил в ней достоинства будущей жены. Красива. Талантлива. Имеет большой успех. После свадьбы молодожены заняли место 'блестящей пары' в высшем обществе Сиэтла. О них говорили и ими восхищались. Так продолжалось около года. А потом сладкий сон начал таять на глазах.
Не прошло и двух лет после свадьбы, а Конн здорово изменился. Он стал замкнутым, неразговорчивым, угрюмым. И работал как одержимый, отгородившись от мира стенами своего кабинета. Энди почти перестала общаться с ним. На Новый год, третий год семейной жизни, Конн без всякого предупреждения появился у нее на пороге.
Он выгнал ее поклонника, налил себе огромный стакан бренди, осушил его двумя большими глотками; грязно выругавшись, запустил стаканом в стену и виновато взглянул на остолбеневшую Энди.
А потом рассказал ей о Юдифи. Об их очередной ссоре — он хотел иметь детей, а она в очередной раз отказалась даже обсуждать это. Юдифь выходила замуж, думая, что для Конна, как и для нее самой, главное — карьера. Наконец она поняла, что Конн не прочь слегка расслабиться, пожиная плоды успеха. Что он хотел бы стать отцом семейства.
'Она ушла и подала на развод', — сухо добавил он.
Прошло немало времени, прежде чем Конн нашел в себе силы начать новую жизнь.
Правда, он изменился. Стал спокойнее. Меньше смеялся, больше времени проводил в одиночестве.
