Я разрешила Сиркку передать Матти номер моего телефона.
Пускай звонит. Пускай просит. Пускай умоляет. Пускай гад ползает по полу, я ему не позвоню.
Сини спросила, почему я разговариваю сама с собой.
– Я не разговариваю.
– Нет, разговариваешь, – захныкала Сини.
– В старом доме ты не разговаривала с собой, а теперь все время.
– А-а-а.
– Что у тебя в руке? – спросила Сини.
– Телефон, – ответила я.
– А что мамочка делает? – спросила Сини.
– Мама звонит Сиркку.
– Позвони, мамочка, папуле.
– Не позвоню.
– Позвони.
– Нет.
– Почему «нет»?
– Не решаюсь. То есть могу, но не хочу.
– А у папы есть такой телефон?
– Наверное, нет. По крайней мере, раньше не было.
– А давай попросим, чтобы Санта-Клаус принес папуле такой же, – попросила Сини.
– Нет.
– Почему «нет»?
– Ты перестанешь, наконец, малявка, с вопросами приставать! Посиди хоть минутку тихо!
Я швырнула Сини на диван.
Надувшись, она замолчала. Прижав дочку к себе, я крепко-накрепко обняла обеими руками. От Сини осталось только несколько светлых прядей. Она дрожала, а я глядела в окно на стену соседнего дома и сквозь нее – в такую же комнату, а там такая же женщина средних лет прижимала к себе подушку и мечтала, чтобы эта подушка была ее ребенком, который на этой неделе гостит у отца в лабиринтах Эспоо и только в понедельник вернется и скажет, что у отца дают больше конфет, чем здесь, и этой женщине придется объяснять, что мама покупала бы конфеты если б было чуть больше денег, а потом эта женщина средних лет положит подушку под голову и попытается хоть ненадолго уснуть, как я сама пытаюсь ненадолго уснуть, потому что сон уносит меня в страну-без-Матти, где никто не покупает старых домов, не спросясь других, где никто не живет в таких убогих квартирах с грустной дочкой на руках, где никто не должен ни с кем расставаться, где не нужно жить там, где небо – потолок, земля – пол, деревья – шкафы, лесные духи – соседи, но мы с Сини живем там и никогда не вернемся назад.
Проснулась в поту. Проспала два часа в неудобной позе с Сини на руках. Наконец решилась вскрыть конверт.
Фотографии были так чудесны, что поневоле слезы навернулись на глаза. Ради Сини я подавила плач и закашлялась.
Старый желтый дом стоял на вершине небольшого холма, пышный огород слегка неухожен, дворовая постройка немного скособочилась, участок прямоугольный, наверняка около десяти соток.
Именно о таком я говорила Матти. Много лет до этого кулака.
Тогда, в мире ином, в добром мире.
Но он не слушал меня.
А теперь, когда все разрушено, он посылает мне эти снимки.
Сини спросила, что за дом.
– Папин дом, – вырвалось у меня.
– У папули новый дом?
– Ну-у не совсем.
– Ты сказала, что дом.
– Я по ошибке сказала.
– А можно мне пойти туда поиграть?
– Нет, нельзя.
– Почему, если там во дворе папуля?
– Там никого нет.
– Есть! И грабли, и тележка, – заныла Сини.
