— Я же говорила вам!
Они обернулись на крик. Чамиква Джоунс указывала пальцем на Ковача, ее глаза были полны боли и гнева.
— Я говорила, что из-за вас меня прикончат! Но они сделали еще хуже — убили мою Шанталь! Что вы скажете теперь, Ковач?
— Я очень сожалею, Чамиква, — отозвался Ковач, отлично понимая, насколько нелепы его слова.
— Сожалеете, вот как? Моя малышка мертва! Я просила вас оставить меня в покое, но вы все не унимались. “Дай показания, Чамиква, иначе мы упрячем за решетку твою черную задницу”. А я ведь вас предупреждала! Я ненавижу вас!
Она изо всех сил ударила Ковача кулаками в грудь. Он даже не пытался сопротивляться и ничего не сказал. Чамиква Джоунс все равно не стала бы слушать о том, как скверно у него на душе и как бы ему хотелось, чтобы этого не произошло. То, что он всего лишь выполнял приказы, не могло оправдать его в глазах потерявшей ребенка матери. На нее бы не произвели никакого впечатления слова о том, что он стал копом с единственной целью: попытаться сделать этот мир хоть немного более безопасным. Чамиква не в состоянии была испытывать к нему никаких чувств, кроме ненависти.
— Миссис Джоунс, если мы можем что-нибудь для вас сделать… — начала Лиска.
— Вы уже сделали достаточно! — с горечью сказала Чамиква. — У вас есть дети, детектив?
— Двое мальчиков.
— Тогда молите бога, чтобы вам никогда не пришлось чувствовать то, что чувствую я, — вот что вы можете сделать.
Она повернулась и снова пошла туда, где лежало тело ее дочери. Никто не пытался ее остановить.
— Это порочный круг, — тихо сказал Майкле, глядя, как Чамиква отодвигает покрывало и касается окровавленной головы ребенка. — Если бы люди не молчали и выдавали нам ублюдков вроде Кумза, такого бы не случалось. Но у людей не хватает на это смелости именно потому, что такое происходит.
— Мы пытались убедить Леонарда подобраться к Кумзу с другого конца, — сказал Ковач. — Но наш лейтенант решил, что если нам удастся взять парня, напавшего на Никсона, то он приведет нас к Кумзу.
— Чушь собачья! — фыркнул Майкле. — Никакой громила, проломивший человеку голову колесным бандажом, не станет сдавать своего босса.
— Мы-то это знаем.
— А расплачиваться приходится Чамикве Джоунс, — сказала Лиска, не в силах отвести взгляд от несчастной матери.
— Если тебе что-нибудь нужно узнать у нас по делу Никсона, спрашивай сколько угодно, — предложил Ковач.
— Взаимно, — ответил Майкле. Он отошел, чтобы заняться своим делом, а Ковач положил руку на плечо Лиске:
— Пошли, Динь. Куплю тебе чашку кофе. Мы сможем поплакать на плече друг у друга.
— Нет, спасибо, — рассеянно отозвалась Лиска, все еще наблюдая за Чамиквой. — Мне нужно домой, к моим мальчикам.
Ковач проводил ее к машине и наблюдал, как она уезжает, завидуя ей, потому что ему не к кому было возвращаться домой.
Лиску подгоняло леденящее чувство страха. Она не могла избавиться от мысли, что с ее детьми тоже случилось нечто ужасное. У нее не выходило из головы, что обращенные к ней слова Чамиквы Джоунс были проклятием, которое непременно должно сбыться. Она понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.
Будучи детективом из отдела убийств, Лиска регулярно сталкивалась со смертью. Как и большинство детективов, она к этому привыкла. Но от зрелища мертвого ребенка не существовало иммунитета. Не было спасения от бешеного гнева, от мыслей о том, какой недолгой была жизнь малышки, от чувства вины за то, что трагедию не удалось каким-то образом предотвратить. Взрослые могут сами о себе позаботиться и часто гибнут по собственной вине, сознательно подвергая себя риску. Но к детям это не относится — их безопасность целиком зависит от взрослых.
Свернув с Грэнд-авеню, Лиска увидела свой дом. Это хороший знак — по крайней мере, его не сожгли дотла в ее отсутствие. Она уже забыла, что разговаривала по сотовому телефону с приходящей няней всего десять минут назад.
Оставив машину на подъездной аллее. Лиска поспешила к дому, ища на ходу ключи.
Мальчики в пижамах лежали на животе перед телевизором, поглощенные видеоигрой. Лиска уронила сумку, сбросила обувь и побежала к ним, не отвечая на приветствие няни. Опустившись на колени между сыновьями, она обняла их, вызвав шквал протестов.
— Эй, ты все испортила! Я выигрывал!
— Ничего ты не выигрывал!
— Нет, выигрывал!
Лиска притянула их к себе, чувствуя запах чистых волос и поп-корна.
— Я так люблю вас!
— Ты холодная, — недовольно проворчал Ар-Джей. Кайл задумчиво посмотрел на нее:
— Ты любишь меня достаточно, чтобы разрешить мне пойти ночевать к Джейсону? Он меня приглашал.
— Сегодня? — Лиска зажмурилась, сдерживая слезы радости и облегчения. — Даже не надейся. Завтра — может быть. Но только не сегодня!
Няня ушла домой. Лиска играла с мальчиками, пока у них не начали слипаться глаза, потом уложила их и задержалась у двери, наблюдая, как они засыпают.
Убедившись, что дети целы и невредимы, Лиска проверила все замки и приняла ванну — удовольствие, которое она редко себе позволяла. Тепло проникало в мышцы, избавляя от напряжения и чувства тревоги, всегда остающееся после работы на месте убийства. Закрыв глаза, она опустила голову на скатанное полотенце — чашка горячего чая стояла рядом, на краю ванны. Какое блаженство хоть на несколько минут забыть обо всем!
Почувствовав, что расслабилась полностью. Лиска открыла глаза, вытерла руки и потянулась за почтой, которую оставила на туалетном столике. Ни счетов, ни реклам — только маленькая пачка рождественских открыток. Бог знает, когда она сама найдет время отправить поздравления!
Открытка от тети Сиси из Милуоки. Фотография кузена Фила, владельца молочной фермы, и его семьи — все в майках с надписью “Вы уже купили молоко?” Открытка от подруги по колледжу, которая так давно потеряла с ней связь, что адресовала конверт “мистеру и миссис”. И почему только люди доставляют себе столько хлопот? Неужели так трудно воспользоваться электронной почтой?
Последний конверт был адресован только ей. Обратный адрес отсутствовал. Странно… Открыв конверт, Лиска извлекла двойную открытку с отпечатанным спереди традиционным поздравлением. Когда Лиска заглянула внутрь, оттуда что-то выпало. Выругавшись, она ухватила черный квадратик, когда он уже коснулся поверхности воды.
Снимок, сделанный “Полароидом”. Нет, целых три снимка, соединенных скрепкой.
Фотографии ее детей…
Кровь застыла у нее в жилах, по коже вбегали мурашки, руки задрожали. На первой фотографии мальчики стояли в очереди на школьный автобус, на второй — играли с приятелем, выйдя из автобуса; на третьей — шли по тротуару к дому. На каждом снимке головы мальчиков были обведены черным фломастером.
Единственным сообщением внутри открытки был отпечатанный на машинке телефонный номер.
Отложив открытку и снимки. Лиска вылезла из ванны, завернулась в полотенце и схватила телефон. Она так сильно дрожала, что дважды не могла правильно набрать номер. На третий раз ей это удалось — после четвертого гудка заговорил автоответчик. При звуках записанного голоса Лиска оцепенела от ужаса.
— Привет. Это Кен. Я вышел по очень интересному делу и не могу сейчас вам ответить…
“Интересное дело” привело Кена Ибсена в отделение реанимации.
Глава 31
