Насмешка ударила так больно, что Лорел напряглась, сжалась, собрала всю свою гордость и решила проявить твердость характера: в том округе она была известна как человек, который способен сдать свои позиции, отступить. Подняв подбородок, она, не дрогнув, встретила пристальный взгляд Кеннера.
— Я не выдвигаю беспочвенных обвинений, шериф. Если я вою, как волчица, то может прийти и некто, кто укусит вас за тощий зад.
Он фыркнул в ответ на эту насмешку, притушил сигарету и еще раз сердито. глянул на рабочих, которые прервали работу и следили за перепалкой.
— Поторопитесь же, бездельники, пока я не получил солнечный удар!
Лорел повернулась и, скрипя зубами, вышла, у нее сводило живот и дрожала каждая жилка. Холл был прохладным и темным. Здание суда было построено перед Гражданской войной, и для городка такой величины, как Байю Бро, выглядело весьма внушительным сооружением: трехэтажная постройка с дорическими колоннами и широкими ступенями, которые украшали фасад. Внутри находились просторные залы с взлетающими ввысь потолками, где лениво вращались вентиляторы, чтобы немного разрядить душную атмосферу. Темно-зеленые оштукатуренные стены украшали портреты знаменитых людей города, которые составляли гордость его истории.
На мгновение Лорел прислонилась к прохладной стене, давая отдых глазам от яркого света и приказав себе расслабиться. Неважно, что Кеннер думал о ней. Его мнение не было такой уж неожиданностью. Она представила, что так думают многие люди. Обвинитель, воющий, как волк. Все это злило ее, ей хотелось разразиться бранью, схватиться с теми, кто сомневался в ней.
Я не ошиблась. Они были виновны.
Я не ошиблась, но проиграла. Это было самым худшим из всего. Знать, что эти дети обречены на ужасную жизнь, потому что она не смогла доказать правду.
— Никто не поверит тебе, Лорел… Не говор и м а м е.
На какое-то мгновение она опять почувствовала себя двенадцатилетней девочкой, стоящей у дверей гостиной и наблюдающей, как Вивиан обеспокоена составлением букета из калл. У Лорел был секрет, которым она хотела поделиться с матерью. Он был спрятан глубоко внутри нее, большой мяч из слов, который просто скакал в ее горле. А в ушах звучало предупреждение Саванны: «Никто не поверит тебе, Лорел. Не говори маме. Она только рассердится на тебя…» Беспомощность и страх схватили и держали ее ледяными руками, сражаясь с ее чувством справедливости. Она хотела рассказать, думала, что должна это сделать, но все же просто стояла и смотрела, как Вивиан, сосредоточенно нахмурившись, занималась цветами, и настроение ее явно портилось, так как букет не составлялся.
Глубоко вздохнув, как это делают ныряльщики перед тем, как уйти под воду, Лорел буквально оторвала себя от стены и повернулась в сторону небольшого алькова, где был фонтан. Она наклонилась и, сделав огромный глоток прохладной перехлорированной воды, намочила пальцы и приложила их к щекам. Отогнав воспоминания, она порылась в сумочке и нашла упаковку таблеток доктора Маалокса.
Ей нужно пойти во «Френчи Ландииг» и все объяснить Ти-Грейс и Овиду. Может быть, она заглянет в антикварный магазинчик к тете Каролине и расскажет, что все прошло более или менее хорошо.
— Снова в доспехах, если можно так выразиться, Лорел?
Она вздрогнула при звуках голоса Стефана Данжермона. Занятая собой, она не слышала, как он подошел. Закрыв сумочку, она небрежно сделала шаг назад.
— Так, делаю одолжение своим друзьям.
— Делахаусам? — спросил он. Его улыбка говорила о том, что он уже знал ответ. Он наполовину стоял в тени, и лицо, частью освещенное, частью скрытое тенью, было, как сон. Лорел поразило это впечатление.
— Новости быстро распространяются в таком маленьком городке, — сказал он, опуская руки в карманы великолепно сшитых брюк. — Мы с судьей Монахоном поболтали за завтраком, он очень увлечен вами.
— Он увлечен не мной, а идеей сделать жизнь преподобного Болдвина не слишком приятной, — ответила Лорел. — Несколько лет назад его мать отказала огромное состояние человеку типа Болдвина, и, как обнаружилось позже, он использовал пожертвования своей паствы на дома с кондиционерами для собак, а его духовные потребности удовлетворялись за эти деньги на нудистских пляжах Южной Ривьеры.
— Вы ограничиваете свои возможности, Лорел. Я обсудил с ним вероятность вашей работы со мной. Эта мысль ему понравилась.
Но Лорел это не понравилось. Это обсуждение с кем-то ее проблем показалось ей наглостью. Она слетка нахмурилась.
— Я предпочла бы, чтобы вы ни о чем не говорили. Я говорю вам, мистер Данжермон, я и не думаю о том, чтобы вернуться к этой работе.
Выражение лица Данжермона совсем не изменилось. Легкая улыбка не сходила с губ, а холодные глаза так же пристально смотрели на нее.
— Но вы все-таки думаете о том, чтобы правосудие было совершено, не так ли, Лорел? Право на работу имеет с этим мало общего. Вы такая, какая есть.
То, как он сказал это, несло какой-то оттенок безысходности, словно поиски справедливости слишком сложны по сравнению с простым смыслом жизни. Необходимо убрать все соблазны, все ловушки, которые расставляет жизнь, и тогда каждый станет самим собой. Она была борцом за правду.
— Это то, что значит для вас больше всего, не так ли?
Лорел промолчала, чувствуя, что это каким-то образом дает ему преимущество в шахматной партии, разыгрываемой между ними. Она повесила сумку на плечо и направилась к двери.
— Мне надо идти. Я должна рассказать Ти-Грейс и Овиду, что происходит, и убедиться, что Болдвин предупрежден. Я не слишком-то верю, что Кеннер сделает свое дела
Задорно-веселые огоньки зажглись в глазах прокурора, он широко улыбнулся, затем повернулся вместе с ней и пошел к двери, слегка сдерживая размашистую походку, стараясь держаться рядом.
— Я так полагаю, что любви с первого взгляда между вами и Дувайном не получилось?
— Он — расист, — брезгливо ответила Лорел. — Ион хорошо знает свое дело.
— Потому что знает, чью задницу нужно пинать.
— Да, о задницах он мне говорил.
Они вышли на широкую лестницу главного входа. Переменчивый ветерок скользил между колоннами, нежно перебирая черные, с блестящим отливом волосы Данжермона, играя его галстуком густого винно- красного цвета. У него прекрасная фигура, отметила Лорел, он атлетически сложен, элегантен и великолепно чувствует себя в прекрасно сшитом костюме. С таким острым, цепким умом он далеко пойдет. Она в самом деле не могла винить свою мать, которая видела в нем своего будущего зятя. Вивиан была воспитана в убеждении, что браки существуют для укрепления связей семей и социального. продвижения. Стефан Данжермон соответствовал ее требованиям неизмеримо больше, чем, скажем, Джек Бодро.
— Есть небольшие нюансы, которые нужно знать, общаясь с Кеннером, — заметил он.
Лорел нахмурилась:
— Да, но я не думаю, что сумею измениться в ближайшее время.
Данжермон рассмеялся. Ему очень нравилась ее бесхитростная манера общения. Люди никогда не ожидают от нее прямоты и откровенности, думал он, так как она слишком хорошенькая. И она уже не раз использовала это ошибочное мнение себе на пользу.
— Упаси Бог! — Он взял ее за подбородок, проведя большим пальцем по щеке. Какое-то странное чувство пронзило ее. Сексуальность, чувственность прямо-таки витали в воздухе, окружали его, будто он неожиданно включил поле притяжения. Он посмотрел на нее сверху вниз, его зеленые глаза сияли. — Вы нежны, прелестны, изысканны — вот вы какая, Лорел. Яркая, прямая, цельная.
— Кеннер считает, что я доставляю много хлопот. — Она отступила от него и повернулась, чтобы осмотреть улицу, ей не хотелось, чтобы он заметил, что его прикосновение взволновало ее, заставило почувствовать неловкость.
— Я поговорю с ним.
— Нет. — Она быстро искоса взглянула на него. — Я сама буду вести свои сражения, благодарю.
Понимающая улыбка опять тронула его губы. Он опустил руки в карманы брюк.
— Да, Лорел, вы сами. — Он задумчиво посмотрел на нее. Ветер утих.-То сражение — вы его
