– Соучастие? Черт возьми, парень, мы просто пили и трепались. Даже когда я позвонил тебе и сказал, что Ренар еще в офисе, я и подумать не мог, что ты на такое решишься! Я просто сказал тебе, что не стал бы тебя обвинять, если бы ты с ним разделался. Счастливое избавление, так сказать… Прав я или нет?
– Именно ты захотел пойти в этот бар.
– Да потому, что там никто из наших не болтается под ногами! Не думаешь же ты, что я решил тебя накрутить? Господи, Ники! Мы же товарищи по оружию, парень. Не представляю, как такое вообще могло прийти тебе в голову. Ты сделал мне очень больно, Ники, правда.
– Я еще
Стоукс отошел от камеры.
– Просто ушам своим не верю. Ничего себе! Да не будь ты таким долбаным параноиком! Я тебе не враг. – Чез постучал себя в грудь указательным пальцем. – Я нашел тебе адвоката. Парни за тебя заплатят. Они все согласны…
– Я сам за все заплачу. Что за адвокат?
– Уайли Тэллант из Сент-Мартинвилла.
– Этот ублюдок…
– …скользкий как угорь, – закончил за Фуркейда Чез. – Этот сутяга может самого Люцифера представить как непонятого, заброшенного ребенка из неблагополучной семьи. К тому времени, как он со всем разберется, вполне вероятно, что тебе вручат благодарственное письмо и ключи от города, чего ты как раз и заслуживаешь.
Стоукс снова приблизил лицо к решетке, сунул руку за пазуху и словно волшебник извлек оттуда сигарету.
– А именно этого я и хочу, напарник, – сказал он, просовывая сигарету сквозь сетку. – Я хочу, чтобы все получили по заслугам.
Анни простояла в раздевалке минут двадцать, пытаясь прийти в себя. И все это время она смотрела на ободранную тушку мускусной крысы.
Узнать, откуда взялось мертвое животное или кто его подвесил к лампе, не представлялось возможным. Для этого требовалось задавать вопросы, искать свидетелей, поднимать шум. Маллен был бы первым на подозрении, но Анни знала еще десяток, помощников шерифа, ставивших капканы для дополнительного заработка. И все-таки ободрал тушку скорее всего Маллен. Анни всегда казалось, что такой, как он, в детстве отрывал крылья бабочкам.
Стараясь не вдыхать тошнотворный запах, Анни перерезала веревку карманным ножом и поморщилась, когда крыса шлепнулась на пол. Потом порвала записку, незаметно стянула пустую коробку из кладовой и использовала ее в качестве гроба. Анни даже не думала нести крысу к Ноблие. И так уже все плохо, а станет еще хуже. Уйти она тоже не могла. Написав еще раз рапорт о вандализме на кладбище и отдав его сержанту, Анни взяла коробку, свой рюкзак и вышла из здания. Она собиралась выбросить крысу в лесу, когда доберется до дома.
Обычно возвращение домой на машине всегда успокаивало ее после трудного дня. А теперь Анни только сильнее ощутила свое одиночество. Солнце уже село, уступив место странно-серым сумеркам, словно пришедшим из плохого сна. Лес казался неприступным и суровым. Поля сахарного тростника выглядели как большие зеленые озера. В домах, мимо которых проезжала Анни, уже зажгли свет. Семьи собирались за ужином, смотрели телевизор.
В такие моменты Анни наиболее остро осознавала, что у нее нет настоящей семьи. Конечно, у нее были дядя Сэм и тетя Фаншон, и Анни очень их любила. Но в глубине ее души оставалось ощущение собственного сиротства, ее отчужденности от других людей… Такой же отчужденной была ее мать. И это чувство останется с ней навсегда. И сейчас оно охватило ее с новой силой.
Анни свернула к Углам. На засыпанной гравием стоянке стояли три машины – пикап дяди Сэма, ржавая «Фиеста» работавшего в вечернюю смену продавца и, чуть в стороне, сверкающая каштановая «Гранд-Ам». Анни даже застонала. У дяди с тетей сидел Эй-Джей.
Она сидела какое-то время, рассматривая место, которое всю жизнь называла своим домом. Простое двухэтажное здание под рифленой жестяной крышей, широкое переднее окно служит витриной с десятком вывесок и объявлений о продуктах и услугах. Красная неоновая вывеска над пивной, объявление «Здесь говорят по-французски» и надпись от руки фломастером-маркером: «Горячая кровяная колбаса и шкварки».
На первом этаже дома разместился магазин Сэма Дусе, которому он отдал сорок лет. Со временем скромный магазинчик превратился в целый комплекс с местом отдыха для туристов, кафе и магазином с большим ассортиментом товаров.
В квартире на втором этаже здания Сэм и Фаншон жили в первые годы после свадьбы. Процветающий магазин позволил им выстроить кирпичный дом неподалеку, и в 1968 году они сдали квартиру Мари Бруссар. Как-то днем она появилась у них на пороге беременная, несчастная, но такая же загадочная и отрешенная, как обычно.
– Неужели ты приехала домой, дорогая! – окликнул Анни дядя Сэм, выглядывая из-за второй, затянутой сеткой двери.
Анни вылезла из джипа, закинула рюкзак на плечо, а другой рукой подхватила коробку.
– Что у тебя в коробке? Ужин?
– Не совсем.
Дядя вышел на веранду, босой, в джинсах и белой рубашке с закатанными до локтя рукавами, обнажавшими мускулистые руки. Он был невысок ростом, но и в шестьдесят с хвостиком его фигура излучала силу.
– У тебя сегодня будет компания, дорогая. – Дядя широко улыбнулся, и его глаза превратились в щелочки. – Приехал Андрэ, – Сэм всегда называл Эй-Джея на французский манер, – и он хочет видеть тебя. – Он заговорщически понизил голос, когда Анни ступила на веранду. Его лицо раскраснелось от удовольствия. – У вас с ним шуры-муры, верно?
– Мы не любовники, дядя Сэм. И к тому же это не твое дело. Я тебе уже тысячу раз об этом говорила.
Сэм вздернул подбородок, он выглядел оскорбленным.
– Как это не мое дело?
– Я уже взрослая, – напомнила ему Анни.
– Значит, у тебя хватит ума, чтобы выйти замуж за этого мальчика, или нет?
– Ты когда-нибудь смиришься?
– Как знать, – дядя широко распахнул перед ней дверь. – Может быть, и смирюсь, когда ты сделаешь меня дедушкой.
На прилавке рядом с кассой стоял букет красных роз, выглядевший так же неуместно, как выглядела бы ваза династии Мин. Продавец, работавший в вечернюю смену, – худосочный рябой парнишка, чья кожа цветом напоминала лакрицу, – смотрел по видео фильм «Скорость».
– Привет, Стиви, – поздоровалась Анни.
– Привет, Анни, – откликнулся он, не отрывая глаз от экрана. – А что в коробке?
– Отрубленная рука.
– Круто.
– Разве ты не поздороваешься с Андрэ? – В голосе дяди Сэма послышалось раздражение. – Он проделал такой путь, прислал цветы…
Эй-Джею хватило ума смутиться. Он прислонился к витрине с высушенными крокодильими головами и другими мрачными подделками, от которых заходились в восторге туристы. Он не переоделся, но снял галстук и расстегнул воротничок рубашки.
– Не знаю, – сказала Анни, – могу ли я это сделать в отсутствие моего адвоката.
– Я просто сорвался с катушек, – признался Эй-Джей.
– Хорошо, что крыша не поехала.
– Вот видишь, дорогая, – Сэм тепло улыбнулся, подталкивая Анни к Эй-Джею. – Андрэ знает, когда виноват. Поцелуйтесь в знак примирения.
