— Эйлин, — начала Джен, — ты прекрасно знаешь…
Эмери перебил ее.
— С того момента, как они поймали тебя, милая, прошло всего два часа. Помнишь? Мы говорили об этом на обратном пути.
— Я была там и спала в той штуке…
— Эйлин, помолчи! — резко оборвала ее Джен. — Я же велела тебе сюда не смотреть.
— Это же всего лишь папа в трусах. Я его много раз таким видела.
— Отвернись!
Стараясь взвешивать каждое слово, Эмери проговорил:
— Твоя мама хочет, чтобы ты успокоилась. Это не приказ, она дала тебе хороший совет.
Брук принес тарелку с солониной и вилку.
— А хлеб будешь?
— Конечно. И молока или чего-нибудь еще.
— Молока нет.
— Тогда воды, — слегка повысив голос, Эйлин добавила: — Я бы встала и взяла сама, но мама мне не разрешает.
— Видишь, Эмери, на что ты их настраиваешь? — спросила Джен.
Он серьезно кивнул.
Брук промыл рану и перевязал ее, использовав столько хирургического пластыря, что Эмери стало страшно при мысли о том, что повязку когда-нибудь придется снимать.
— Может, я стану врачом, — задумчиво проговорил Брук. — Хорошие деньги, и мне нравится.
— Ты и так уже многое умеешь, — с благодарностью сказал Эмери. Он сбросил ботинки, высыпал содержимое карманов на стол и засунул штаны в мешок с грязным бельем, за ними последовала и рубашка. — Хочешь оказать мне услугу, Брук? Выложи из моей тарелки мясо в жестяную миску и поставь ее на заднем крыльце.
— Ты в состоянии вести машину, Эмери? Забудем о наших ссорах. Ты ведь не хочешь, чтобы кого- нибудь из нас убили. Я знаю, что не хочешь.
Он кивнул, застегивая свежую рубашку.
— Я сяду за руль и доеду до города, а ты поведешь джип обратно, если сможешь, — настаивала Джен.
— Ты обязательно угодишь в канаву, — ответил Эмери. — Если я почувствую себя плохо, то…
Брук захлопнул за собой дверь, в руках у него была белка.
— Смотрите! Она лежала на крыльце. — Маленькое тельце замерзло, серый мех припорошило снегом.
— Бедняжка! — Джен подошла к белке, чтобы осмотреть ее. — Она, наверное, искала что-нибудь поесть и замерзла. Ты их прикармливал, Эмери?
— Это подарок одного моего приятеля, — ответил он. У него перехватило горло, и он едва мог говорить. — Ты не поймешь.
Джип завелся сразу. Выруливая на дорогу, Эмери размышлял о том, почему смуглолицые налетчицы, завладевшие линкольном Джен, не смогли разобраться в простой защелке, фиксирующей крышку капота джипа, когда ограбили его хижину. Теперь он пожалел, что, когда они возвращались по заснеженной дороге в хижину, не спросил у Эйлин, сколько женщин она видела.
— Здесь дует, — заметила Джен. — Тебе следует купить настоящую машину, Эмери.
Дорога была видна лишь как просвет между деревьями. Он выбрался на нее, и все четыре колеса погрузились в девственно чистый снег. Эмери ехал на второй передаче, лишь слегка нажимая на газ. Множество снежинок плясало в свете фар.
— Милая, — сказал он, обращаясь к Эйлин, — твои сапожки, да и штаны тоже, были покрыты льдом. Ты забрела в озеро?
— Они меня заставили, папа, — ответила девочка.
Только темные стволы деревьев определяли край дороги. Люди в… Эмери поискал подходящее слово и остановился на летательном аппарате.
Для летательного аппарата замерзшее озеро могло выглядеть, как посадочная площадка для вертолета, или что-то в этом роде. А черную воду посредине они могли принять за очищенный участок асфальта.
В особенности, если пилот не знаком с лесами и озерами.
— Эмери, ты не обращаешь внимания на мои прямые вопросы. Именно эта твоя черта меня особенно раздражает.
— Не понимаю почему — обычно так мужчины говорят о женщинах, — кротко возразил он.
— Просто женщины тактичны, а мужчины грубы.
— Наверное, ты права. Так о чем ты меня спрашивала?
— Дело не в этом. Проблема заключается в том, что ты игнорируешь меня до тех пор, пока я не повышаю голос.
Похоже, заявление носило риторический характер, и Эмери промолчал. На какой высоте надо находиться и с какой скоростью перемещаться, чтобы замерзшее озеро показалось посадочной площадкой?
— И с девочками то же самое, — с горечью добавила Джен, — они ведут себя точно так же. И Брук.
— Это должно было навести тебя на размышления.
— А вот грубить совсем не обязательно!
Одна из близняшек заявила:
— Она хочет узнать, сколько еще ехать до города, папа.
Эмери решил, что это Элайна.
— А ты как хочешь, милая?
— Побыстрее!
Это сказала другая — вероятно, Эйлин.
— Ну, — ответил он, пожав плечами, — мы и приедем побыстрее.
— Только не пытайся шутить, — предупредила Джен.
— Я стараюсь быть тактичным. Если бы не это, мне бы пришлось сказать, что до города двадцать две мили, а мы тащимся со скоростью пятнадцать миль в час. Если и дальше ничего не изменится, дорога займет у нас полтора часа.
Джен повернулась лицом к близняшкам.
— Никогда не выходите замуж за инженера, девочки. Меня об этом никто не предупреждал, но вам я говорю! Так что потом не жалуйтесь, что вы ничего не знали.
— Ты уже про… — начала одна из близняшек.
— Только тогда это был не инженер, — перебила другая, — а теннисист. Ты посчитал в уме, папа? Я тоже, только у меня больше ушло времени. Один и четыре десятых и еще две трети — то есть ноль целых, шесть, шесть, семь. Правильно?
— Понятия не имею. Пятнадцать меньше, чем двадцать два, значит, час уже есть. Осталось еще семь, а семь практически половина от пятнадцати. Почти все настоящие вычисления вне школы похожи на это, милая.
— Потому что точность не имеет значения?
Эмери покачал головой.
— Потому что исходные данные сами по себе не слишком точны. До города около двадцати двух миль — по спидометру джипа. А на самом деле… — Тут что-то бросилось в глаза Эмери, и он замолчал.
— В чем дело, папа? — донесся голос Брука с заднего сиденья.
Казалось, его совсем зажали.
Эмери посмотрел в зеркало заднего вида, но ничего не мог разобрать, все тонуло в размытой белизне снега.
— Там был знак, что на нем написано?
