толку.
— Раз вы так могущественны, — подал голос Рейл, — почему вас никогда никто не видел?
— Воспользуйтесь знаниями, которыми обладаете сами, — посоветовал ему Чахлый. — Скажем, до недавних пор никто из вас не видел изотатов, о зиканах вы вообще не имели понятия. Тем не менее галеты давным-давно находятся у вас под самым носом. Просто нас не очень много, мы принимаем самые разные формы и контролируем большие территории. — Он улыбнулся Кервину. — А Вселенная, между прочим, не бесконечна. Просто безумно велика.
— Вы хотите сказать, что путешествуете так же, как Измир?
— Не совсем. Схожим образом, но все-таки иначе. Мы любим наблюдать, ничего не упускать из виду, подобно тому, как изотаты держат под наблюдением эту галактику и ее обитателей. Мы же предпочитаем приглядывать за такими расами, как изотаты и зиканы, чтобы не дать им выскочить из коротких штанишек.
— Прямо как боги! — не удержался Кервин.
— Нет-нет! — Чахлый насупился. — Мы такие же смертные, как вы. Просто мы дольше проучились в школе.
— После столь длительного существования, как наше, остается только один враг, против которого стоит воевать. — Оденоу посмотрел на Кервина. — Он зовется скукой. Но время от времени, скажем, раз в пять — десять миллионов лет, происходит действительно интересное событие, привлекающее наше внимание.
— Как Измир?
Чахлый кивнул и задумался.
— Мы путешествуем инкогнито. Однажды даже заглянули на Землю. Я побыл некоторое время деревом — очень любопытная жизненная форма. Столько времени для спокойного созерцания и размышления! Будь я органической жизненной формой, то предпочел бы стать деревом.
— Нас привел сюда Измир, — продолжил Оденоу. — Он привлек нас, как привлек пруфиллианцев, оомемианов и всех прочих. Нас он заинтересовал тем, что не излучает скуки.
— Что-то я вас не пойму. Вам что же, по несколько миллионов лет?
— Разве это не очевидно? — спросил Чахлый.
— Никогда не дал бы вам больше двух миллионов, — заметил Кипяток.
Чахлый встретил его слова улыбкой.
— Вот это и выделяет людей среди других органических рас в этом участке пространства.
— А я думал, что наша главная особенность — неизлечимая драчливость, — сказал Кервин.
— Увы, последнее далеко не так уникально. Но вы иные. Вы не отказываетесь от своей приверженности абсурду. В этой небольшой, но важной области люди далеко обошли гораздо более продвинутые в сфере технологий народы, вроде оомемианов. Вы инстинктивно натолкнулись на так называемый Великий Всекосмический Идиотизм и, руководствуясь им, сделали первый шаг по тропе Универсальной Истины. Если людям удастся продержаться еще с миллион лет, избежав истребления, то из них, глядишь, что-нибудь и получится.
Галет отвернулся от Кервина и заговорил печально.
— Что до бедного заплутавшего Измира, то мы выслеживали его примерно три миллиона лет. Он все время от нас ускользал.
Кервин посмотрел на Измира, то есть на платье, обвившее роскошные формы Миранды.
— Вы хотите сказать, что возраст Измира — больше трех миллионов лет?
— Гораздо больше, — с энтузиазмом отозвался Оденоу. — Он намного старше любого из нас. Измир появился в самом Начале, только не в этом виде. Потом он претерпел массу изменений: развивался, эволюционировал, менял силу и направление полей. Не стань он таким, как сейчас, его невозможно бы было опознать.
— Послушайте, может, отправите нас всех по домам? Мне хочется коки и гамбургера, хочется узнать, могу ли я сдать экзамен, на котором не появился. А это все пускай исчезнет. И вы заодно. — Кервин крепко зажмурился. — Сейчас досчитаю до десяти — и вы пропадете. Один, два, три…
Досчитав до десяти, он медленно разомкнул веки. Солнце палило по-прежнему, а Оденоу и Чахлый с любопытством смотрели на него.
— Я же говорю: им подвластен Великий Всекосмический Идиотизм, — проговорил Чахлый.
— Несомненно, — поддержал его Оденоу. — Отличный потенциал.
— Космос тут ни при чем, — сказал Кипяток. — Просто он с десяти лет страдает слабоумием.
— Возьмите себя в руки, — порекомендовал Чахлый старшему брату. — Все в полном порядке. Вы долго терпели, потерпите еще немного.
Он запрокинул голову. Кервин поступил так же, но ничего не увидел, даже облачка. Галет снова устремил взгляд на него.
— Вам бы не хотелось узнать, что в действительности представляет собой Измир?
— Нет, не хотелось бы. — Кервин заколебался. — А что, вам это известно?
— Потребовалось немало времени, чтобы разобраться, — сказал Оденоу. — Не за что было зацепиться, хотя галеты давным-давно превратили искусство предположения в точную науку. Он оказался настолько интересен, что мы прибыли сюда втроем, чтобы его изучить. Это максимальное количество галетов, которые могут одновременно находиться на твердой поверхности. В противном случае мы нарушаем равновесие орбиты.
Чахлый смотрел на синий глаз, горевший среди складок полыхающего и колеблющегося платья Миранды.
— Вы знакомы с универсальной теорией вещества?
— Читал об этом как раз на прошлой неделе, — сообщил Кипяток. — Кажется, в журнале «Роллинг Стоун» с Бобом Диланом на обложке.
— О каком веществе речь? — неуверенно осведомился Кервин.
— О пропавшем.
— О тридцати — сорока процентах, которые нельзя обнаружить никакими измерениями?
— О чем разговор? — вмешался Кипяток.
— Если сложить вместе все звезды, планеты, межзвездный водород и прочее, поддающееся количественной оценке, то мы все равно недосчитаемся во Вселенной тридцати — сорока процентов вещества, которое, согласно общепризнанным теориям, где-то да существует.
— Недурно, — одобрил Кервина Оденоу. — Ваши проценты несколько завышены, но это потому, что люди не располагают пока достаточно тонкими инструментами. На самом деле нехватка ограничивается двенадцатью процентами. Все остальное описано и проштамповано. — Он перевел взгляд на Измира. Кервин поступил так же.
— Вы утверждаете, что Измир является ключом ко всему этому ненайденному вселенскому веществу?
— Нет, не ключом, во всяком случае, не в том смысле, который вы вкладываете в это слово, — сказал Чахлый. — Просто мы теперь знаем, где находятся эти двенадцать процентов.
— Верно, — провозгласил Риц, почти все время таращившийся на Миранду и ее уникальное, хоть и временное, одеяние. — Измир и есть эти недостающие двенадцать процентов.
Кервин тщательно обдумывал услышанное. Когда он соизволил произнести речь, то с максимальной тщательностью подобрал слова:
— За последние дни мне многое пришлось принять на веру. Пруфиллианцев, оомемианов, изотатов, зиканов, существование сотен разумных рас, цивилизацию галактического масштаба, межгалактические перелеты и, возможно, даже галетов, несмотря на ваш наряд. Согласен, Измир — невероятное создание, способное на необъяснимые чудеса. Но допустить, что в нем сконцентрировано двенадцать процентов всей массы Вселенной, я попросту не в состоянии. Я не благословил бы это предположение, даже если бы лишился рассудка.
— Ты же знаешь, как об этом сказано у классика, братец: «Есть многое на свете, друг Джерри…». В общем, побольше, чем снилось после обильного ужина твоим философам.
