армии сквоттеров захватила ничейные дома вокруг Боннингтон-сквер. То время прошло, Ламбетский совет отдал большую часть домов во владение собственникам. Но Труди по-прежнему ухмылялась с фотографии, и все тем же оставался Винный дом — разваливающимся и ничейным.
После победы в забеге Габриель и команда Джаггера подружились. Ребята сразу дали Страннику еду, кров и… новое имя.
— Как тебе удалось? — спросил Джаггер по пути домой.
— Когда спускался по водосточной трубе, понял, что есть шанс, и ухватился за него.
— Ты никогда этого прежде не делал? А ты решительный малый!
Габриель упомянул, что занимался парашютным спортом: совершал затяжные прыжки — это когда выпрыгиваешь из самолета на большой высоте, несешься вниз в свободном падении целую минуту и только потом дергаешь за кольцо.
Джаггер кивнул, как будто это все объясняло. — Слушаем сюда, — сказал он остальным. — У нас новенький. Приветствуем, теперь ты — Свободный бегун.
Когда Габриель на следующее утро проснулся в Винном доме, он сразу отправился к Тайбернскому монастырю. Нужно было во что бы то ни стало спуститься в подвал и отыскать подсказку. Иначе отца не найти.
Три часа Габриель сидел на скамейке через дорогу от монастыря. Двери редким туристам открывали сестра Энн — та, что отказалась отвечать на расспросы, — и сестра Бриджет — монахиня помоложе, испугавшаяся, едва Габриель упомянул своего отца. Странник приходил еще дважды, и оба раза дежурили сестры Энн и Бриджет. Оставалось ждать, когда сестру Бриджет сменит другая монахиня.
В остальное время Габриель бродил по Лондону в надежде встретить отца. В городе были сотни камер, но младший Корриган старался уменьшить риск — не пользовался общественным транспортом и держался подальше от набережных в северной части города.
То, что Габриель — Странник, постепенно меняло его восприятие. Достаточно было взглянуть на человека, и ему открывались едва заметные оттенки чувств. В мозгу сам по себе щелкал некий переключатель, контролировать который Габриель не мог. В одно утро он шел по парку Клэпем-Коммон, и вдруг словно бы включился панорамный обзор. Странник увидел одновременно весь мир вокруг: красоту желтого одуванчика, плавный изгиб кованой решетки… И липа, много лиц — лондонцы выходили из магазинов, шли вниз по улице, а в глазах у людей виделись боль, усталость, изредка — проблески радости. Новое ощущение захватило Габриеля, но не надолго, через час все прошло.
Со временем Габриель заметил, что втянут в подготовку к гигантской вечеринке, которая должна была состояться в Винном доме. К таким собраниям он относился настороженно, но сейчас Странник был не Габриель, а Гало — американский Свободный бегун без прошлого и будущего. Гало мог забыть о способностях Странника и запросто выйти из дому с Джаггером, чтобы купить пивка.
День праздника выдался морозный и солнечный. Первые гости подоспели сразу после обеда, остальные подтягивались до самого вечера. Комнаты Винного дома наполнились людьми, которые угощались едой и выпивкой. По коридорам сновали детишки; один из бегунов даже принес с собой грудничка в сумке — «кенгуру». В саду поддатые участники торжества хвастались, кто изящнее или оригинальнее преодолеет препятствие в виде мусорного бака.
Удивительно, как много людей знало о забеге в Смитфилдском рынке. Каждый Свободный бегун пришел на праздник сам по себе, но всех объединяло стремление жить вне Системы. Это было одно из тех движений, которое ни за что не заметили бы люди, вещающие с экранов телевизоров — бегуны не хотели известности. Их давно не вдохновляли устаревшие философии восстаний в промышленных странах. Для бегунов истинный бунт определялся тем, как человек относится к Большому Механизму.
Себастьян время от времени посещал школу, а Льдинка жила с родителями. Но большинство Свободных бегунов работали в подпольной индустрии: кто-то в ночных клубах, кто-то в пабах во время футбольных матчей. Они чинили мотоциклы, таскали мебель, продавали туристам и сувениры. У Джаггера был друг, который по поручению Ламбетского совета подбирал мертвых животных.
Свободные бегуны покупали одежду на уличных ярмарках, продукты — на фермерских рынках. По улицам ходили пешком или ездили на велосипедах, собранных вручную из выброшенных деталей. У каждого имелся сотовый, но звонили бегуны с заранее оплаченных номеров, которые не так-то легко отследить. Много времени проводили в интернете, но при этом не пользовались услугами провайдеров. Роланд собирал из жестяных кофейных банок антенны, с помощью которых удавалось подключиться к WiFi-интернету. Ребята называли это фишингом — рыскали по дешевым ресторанам, административным зданиям и вестибюлям отелей, где сигнал лучше.
К девяти часам все, кто планировал напиться, своей цели достигли. Мэллой — сегодняшний бармен — с возмущением рассказывал, что правительство собирается снять отпечатки пальцев у всех подростков, которые хотят получить паспорт. Потом создадут секретную базу данных, куда сольют собранные биометрические сведения.
— Министерство внутренних дел говорит: сняв отпечатки у одиннадцатилетней девочки сегодня, мы предотвратим террористическую атаку завтра, — вещал Мэллой. — Неужели люди не видят, что это все ради контроля!
— Неплохо бы тебе контролировать свои возлияния, — посоветовал Джаггер.
— Мы уже в тюрьме! — продолжал Мэллой. — Нас заперли, а ключ выбросили. Где же Странник? Вот что я хочу знать. Говорят: «Вся надежда на Странника». Но я не вижу его! Где он? Пусть покажется!
Габриелю вдруг почудилось, будто собравшиеся знают о его истинной сущности. Он огляделся, отыскал взглядом Себастьяна и Роланда — не укажут ли на него, не закричат ли, мол, вот он, ваш Странник, бесценный ублюдок! Это его вы ищете!
Но на пьяного не обращали внимания. Кто-то из команды Мэллоя подхватил его под руки и потащил прочь. Вечеринка продолжилась как ни в чем не бывало. Пиво и чипсы ходили по кругу.
В коридоре на первом этаже Габриель догнал Джагтера и спросил:
— О чем кричал Мэллой?
— Это вроде как тайна, приятель.
— Ладно тебе. Мне-то можешь верить.
Чуть помедлив, Джаггер кивнул.
— Ладно, скажу. — Он отвел Габриеля на пустую кухню и там начал складывать мусор в пакет из-под покупок. — Помнишь, когда мы только встретились в пабе, я упоминал Большой Механизм? Кое-кто из Свободных бегунов верит, что есть некая группа под названием Табула — она-то и стоит за всем этим наблюдением и контролем. Табула хочет превратить Британию в тюрьму без стен.
— А кто такой Странник?
Бросив пакет с мусором в угол, Джаггер открыл баночку пива.
— Ну, в этом месте история начинает смахивать на бред. Ходят слухи, что люди, которых называют Странниками, должны спасти нас от невидимой тюрьмы. Потому-то и пишут на стенах по всему Лондону: «Вся надежда на Странника». Даже я парочку надписей оставил.
Габриель постарался говорить как можно более спокойно и непринужденно:
— Джаггер, а что особенного в Страннике? Чем он поможет?
— Да провалиться мне, если знаю. Иногда кажется, что все эти слухи о Страннике — всего лишь слухи. Я только хожу по городу и вижу, как день ото дня камер становится больше. Полная безнадега, приятель, — вот что я вижу. Наша свобода утекает, словно песок сквозь пальцы, и всем на это начхать.
Вечеринка закончилась за полночь. Габриель помог подмести полы и собрать мусор. Наступил понедельник, и Странник с нетерпением ждал, когда вернется Роланд, ушедший к Тайбернскому монастырю. Наконец он услышал, как кто-то поднимается на чердак. В дверь тихонько постучали — вошел Роланд, как всегда торжественный и слегка грустный. Пастух, растерявший овец, как называл его Себастьян.
— Я сделал, как ты просил, Гало. Сходил к монастырю. — Роланд медленно покачал головой. — Никогда не бывал в женской обители. У меня в семье все пресвитериане.
