— Не намного лучше, чем во время слушания по заявлению о признании задержания незаконным. После того последнего куска пирога, который Чавесу скормила Лурдес, обучая скромности, его самоуверенность снизилась на несколько градусов. Но хотя его показания определенно выглядели на этот раз более гладко, также было очевидно, что он их просто вызубрил. В результате мы ничего не добились.
— А что подумали присяжные?
— Что он или что-то скрывает, или дурак. Может, и то и другое. Они определенно увидели, как он напряжен. Чавес с Лурдес напоминали двух соперников на ринге — начали схватку, как только прозвучал гонг.
Си-Джей не стала рассказывать Доминику, как Лурдес снова завела Чавеса в опасные воды предыдущих показаний, с теми же туманными ссылками на главные мотивы первогодка, побудившие его изначально остановить «ягуар». Она не рассказала также, как почувствовала испарину на лбу и над верхней губой, как ее сердце учащенно билось, как ком стоял в горле, когда она ждала следующего вопроса. Вопроса, который положит конец всем остальным вопросам.
Подсказка. Лурдес на самом деле о ней знает или блефует? Станет она это использовать? Адвокат тоже раздобыла пленку службы «911»? А если она даже знает, кто звонил? Может ли Си-Джей ожидать, что обладатель голоса с пленки вдруг появится в зале суда на более позднем этапе как свидетель со стороны защиты, войдет в двери зала, чтобы разрушить ее дело своими неожиданными показаниями?
Но Лурдес снова довела упрямого Чавеса только до определенного момента, внезапно отступила и оставила у присяжных ощущение, что первогодок не все рассказал. Си-Джей почувствовала, как тяжесть страха медленно поднимается, к груди.
— Что у тебя еще осталось?
— Судебный медик, эксперты-криминалисты, которые осматривали места преступлений, Мастерсон — по порнокассетам. Может, два-три дня. Вероятно, дело перейдет на следующий год, но уверенности в этом нет. Может, и завтра все закончится.
— Ты не шутила, когда говорила, что Часкел работает быстро. Он за неделю больше сделал, чем большинство судей за месяц. В особенности при ведении дел по обвинению в тяжком преступлении. В какое время вы начинаете?
— В восемь. Вчера и сегодня закончили после девяти. Присяжные недовольны. Это испортило им праздники. Боюсь, они винят меня, но определенно не я решила вести судебный процесс над обвиняемым в убийстве в это время года.
— А как ты провела Рождество? — Они стали разговаривать спокойнее. Доминику очень не хватало ее, он ощущал это почти болезненно.
— Нормально, — соврала Си-Джей. — Тибби подарил мне колтун. Большой. А ты?
— Отлично, — соврал Доминик. — Мэнни ничего мне не подарил. Однако сам Мэнни получил засос. И, как раз в духе Рождества, кое-кому подарил два.
— Правда? Не тебе, надеюсь.
— Нет. Но думаю, что твоя секретарша на этой неделе будет носить водолазки с высоким воротом.
— О Боже! Мужчины просто слепцы.
— Да. Да, мы такие.
Си-Джей ничего не сказала, но Доминику показалось, что она фыркнула.
— Тиглер больше не злится? — спросил он, нарушая тишину. Ему было неловко за последние слова. Дешевка.
— Злится. И будет злиться, если только я не выиграю. А с каждым днем это становится все сомнительнее.
Доминик услышал, как задрожал ее голос. Примерно то же произошло вчера в ее кабинете, когда она вызвала на ковер Мэнни и его самого.
— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил он. — С тобой все в порядке? Ты хочешь, чтобы я приехал и ос...
Но Си-Джей быстро перебила его, зная, что он сейчас предложит:
— Послушай, тебе пора ложиться. — Ее душили слезы. — Прости, что разбудила. Спокойной ночи.
Си-Джей повесила трубку, и Доминик знал, что она плачет. Одна плачет в темноте пустой прокуратуры, в центре Дерьмограда. Он встал с дивана и стал мерить шагами квартиру.
Она слишком близко подошла к опасной грани. Доминик слышал это в голосе, видел в ее глазах в эти последние несколько месяцев, эти последние несколько дней. Одна ошибка, один неправильный шаг...
Он посмотрел в окно гостиной в направлении центра города, где, как он знал, сейчас находилась Си- Джей, одна и в расстроенных чувствах.
Доминику оставалось лишь надеяться, что он окажется рядом, чтобы поддержать, когда она станет падать.
Глава 74
ДР. Написанные ручкой буквы время от времени попадались в ежедневниках Бантлинга. Различные дни недели, различное время. Днем и вечером. Последний раз эти буквы встречались в день перед обнаружением трупа Анны Прадо. Что означали эти буквы?
У Си-Джей от напряжения болела голова. Она потягивала холодный кофе, отказываясь сдаться и идти домой. Если она еще на какое-то время задержится, то уже не будет смысла ехать домой. Слушания начинаются в восемь утра, а уже половина третьего. Ее письменный стол был завален бумагами из коробки, где хранились протоколы встреч, дневники, записные книжки, банковские документы, квитанции, которые изъяли у Бантлинга. Все, что только можно было узнать об Уильяме Бантлинге, лежало перед ней. Си-Джей прочитала дневники, просмотрела расписание деловых встреч, пролистала всевозможные квитанции. Она знала, что их уже не раз изучили сотрудники спецподразделения, но возможно, только возможно, что эти специально обученные люди что-то пропустили.
Си-Джей нашла его личную записную книжку, изъятую вместе с органайзером из сумки, стоявшей на заднем сиденье «ягуара», и стала пролистывать страницы. Потрепанный черный органайзер был забит листочками с адресами, визитками, обрывками спичечных коробков и салфеток, на которых поспешно записывались имена и телефоны. Си-Джей начала читать все, внимательно разбирая неряшливый почерк Бантлинга. Она искала что угодно, хоть что-нибудь. Она не знала, что именно. Когда-то графолог сказал ей, что по почерку можно определить, нормален ли человек или психически болен. Теперь Си-Джей размышляла о его словах и прикидывала, что бы он сказал о Бантлинге, взглянув на каракули в небольшой черной книжечке.
Там значились сотни людей, иногда только имя и номер телефона, и практически все женщины. Вероятно, Бантлинг записывал имена чуть ли не всех особ, которых когда-либо встречал, — в переполненной книжке их было очень много. Одни имена Си-Джей вспоминала по протоколам допросов, предоставленных спецподразделением. Другие ничего не значили. Просматривая имена десятков женщин, она внезапно похолодела и быстро перевернула несколько страниц, до буквы Л, с которой начиналась ее старая фамилия, чтобы проверить, не значится ли в этой маленькой черной книжечке и она сама. Си-Джей поспешно просмотрела фамилии, но «Ларсон» ей не встретилась. Затем она перевернула страницы на первую букву своего имени, ожидая увидеть что-то типа «Чтобы хорошо провести время, позвони Хлое! 202 -18, квартира 1Б, Роки-Хилл-роуд, Бейсайд, Нью-Йорк», написанное на всю страницу. Затаив дыхание, Си- Джей прочитала все записи, но своего имени не нашла. Си-Джей вздохнула с облегчением.
Однако очень скоро она заметила еще одну фамилию в черной книжечке Бантлинга, записанную мелким почерком. Запись оказалась почти неразборчивой. Почти. Эта фамилия ее удивила — она никак не ожидала тут ее увидеть. И теперь Си-Джей предпочла бы не видеть ее никогда.
В записной книжке значилось: «Чамберс Г. 22, Алмериа-стрит, Корал-Гейблс, Флорида».
Глава 75
Грег Чамберс. Почему его фамилия записана у Бантлинга? Откуда они могли знать друг друга? Бантлингу просто кто-то посоветовал обратиться к Грегу как к психиатру?
Си-Джей встала и принялась расхаживать по кабинету, мысли кружились в голове. Если Бантлинг и Чамберс знакомы, то почему Грег ей об этом ничего не сказал? Он не мог это обойти. Значит, явно не подозревал, что Бантлинг о нем знает. Определенно записная книжка старая, записи могли делаться несколько лет назад. Вероятно, Грег так же удивится, как удивилась сама Си-Джей, узнав, что он занесен в
