Увидев, что Лайла ее заметила, она поспешно отошла от окна. Но даже после этого Лайла видела тень матери — черный силуэт на фоне белой занавески.
Когда фургон подкатил к краю тротуара, Лайла забралась на сиденье, откинула голову и заплакала.
— Может быть, они и не лучшие в мире, но это твои родители, — сказал Ричард. — Нелегко расставаться с близкими.
Лайла вытерла глаза подолом платья.
— Ты уверена, что хочешь уехать? — спросил Ричард. — Можно ведь и не ехать в Калифорнию. Мы еще можем повернуть назад.
Даже не глядя вверх, Лайла знала, что мать по-прежнему за ней наблюдает. Сев так, чтобы Ричард мог обнять ее за плечи, она закрыла глаза. Они направились в сторону туннеля Линкольна и вскоре выехали из Нью-Йорка, оставив его навсегда.
Сначала ей казалось, что это лишь вопрос времени. Но прошел год, за ним второй, третий, а она все никак не могла забеременеть. Лайла принимала теплые ванны с витамином Е, дважды в неделю заставляла себя съедать порцию телячьей печени, отказалась от кофеина, шоколада и специй. Каждое утро, прежде чем вылезти из постели, она мерила температуру, а время овуляций изобразила в виде диаграммы, которую повесила на двери в уборной. Но в глубине души Лайла все поняла, что другого шанса у нее больше не будет. Всякий раз, как Ричард заговаривал о ребенке, который непременно у них появится, Лайла впадала в отчаяние. Когда же ей исполнилось тридцать, она потеряла всякую надежду.
В те ночи, когда они занимались любовью, Лайла не могла уснуть. Дождавшись, когда дыхание Ричарда станет ровным, она тихо выбиралась из постели и выходила в сад, где садилась на резную скамейку под лимонным деревом. Тапочки Лайла оставляла в комнате. Ее мало заботило, что было холодно, что по выложенным плиткой дорожкам ползали улитки. С этим садом с самого начала было что-то неладно. Соседи предупреждали, что в нем не растет ничего, кроме сорняков, которые упорно появляются вновь и вновь, даже если их выдернуть с корнем. В задней части двора возле низкого деревянного заборчика какой-то умник высадил страстоцвет. Со временем он так разросся, образовав сплошные заросли, что начал душить сам себя. Сидя в ночной тиши, Лайла почти что слышала, как растет страстоцвет, все гуще оплетая забор.
Утром Лайла тихо забиралась в постель, и Ричард ни разу не догадался, что ночи она проводила в саду. Он по-прежнему говорил о сыне, который у них когда-нибудь появится, о дочери, которая будет вылитая Лайла, однако с каждым годом в его голосе чувствовалось все меньше уверенности. Когда со дня свадьбы прошло пятнадцать лет, Ричард сказал: «Похоже, детей у нас с тобой не будет. Интересно, это худшее, что могло с нами случиться?»
Лайла ответила, что, конечно нет, но сама так не считала. Бездетные женщины вызывали у нее отвращение. Она ощущала их присутствие в супермаркете и булочной, она смотрела на них и видела лишь белый прах и кости. Но хуже всего ей приходилось, когда приезжали родители Ричарда. Чем больше они старились, тем сильнее им хотелось иметь внуков, но даже и они со временем перестали об этом заговаривать. Когда Лайле исполнилось тридцать девять, приехавшая к ним в гости Хелен Грей впервые не сказала, что из их комнаты для гостей получилась бы прекрасная детская. Но иногда Лайла все же ловила на себе пристальный взгляд свекрови, словно только Хелен знала, как скверно обошлась с ее сыном Лайла.
В то время Лайла вновь занялась гаданием. Она гадала не за деньги — к тому времени Ричард уже обзавелся собственной мастерской, — просто она вдруг нашла утешение, сталкиваясь с чужим горем. Лайла начала осторожно, со своих соседей, которых несказанно удивило ее желание узнать их будущее. Прошло время, и клиенты Лайлы уже молились на нее. Ее советы не обсуждались, они были руководством к действию. Лайла с удовлетворением замечала, как некоторые из клиентов без нее уже шагу не могут ступить. Поездки, путешествия, ультиматум мужу — все зависело от результатов гадания на чайных листьях. Однажды ее ближайшая соседка миссис Грэм пришла на сеанс гадания с племянницей. К их приходу на столе уже лежала красная скатерть, а на плите кипел чайник. Лайла начала с миссис Грэм — вопрос о том, стоит ли усыплять ее заболевшую собаку, был отложен на потом. Затем наступила очередь племянницы, которая только что вернулась из Чикаго, расставшись с мужем, и сейчас обдумывала, стоит ли разводиться.
— Мне хочется знать, что будет, если я вернусь? — спросила племянница. — Я ему все время уступаю, вот в чем дело. Если он мне говорит, что потратил все деньги, я отвечаю: «Ну, ничего страшного», хотя на самом деле я готова его убить.
Лайла кивнула и налила в чашку кипяток. Она могла бы сказать племяннице, что та вернется к мужу, чтобы дать ему еще один шанс. Лайла равнодушно смотрела на чайные листья, плавающие на поверхности воды. Племянница выпила чай и протянула ей чашку, и Лайла, заглянув в нее, внезапно разрыдалась. Клиенты, чинно сидевшие на краешке стульев, завопили от восторга, когда Лайла сообщила племяннице, что та беременна.
— Подождите, что будет, когда я скажу об этом мужу, — заявила племянница. — Да он просто свихнется!
После их ухода Лайла заперлась в ванной, включила холодную воду и больше никогда не пускала в дом миссис Грэм. Лайла до конца месяца с содроганием вспоминала знак, увиденный ею на дне чашки: маленький неподвижный ребенок. Ей и раньше приходилось видеть знаки смерти, однако на сей раз ее бедное сердце едва не разбилось. С тех пор она стала осторожной: если клиентка намекала на возможную беременность, Лайла ей больше не гадала. И все же один раз она прокололась. На сеанс гадания вместе с матерью пришла школьница старших классов. Лайла беспечно налила девушке чашку чаю, чтобы та не скучала, пока будут гадать ее матери. После окончания сеанса Лайла понесла на кухню пустую чашку девушки и внезапно увидела знакомый знак. Она прямо-таки окаменела. Когда мать девушки пошла заводить машину, Лайла под каким-то предлогом затащила девушку обратно в дом. Сообщив ей о беременности, Лайла так расстроилась, что, похоже, сама нуждалась в утешении.
— Не бойтесь, со мной все будет в порядке, — сказала девушка Лайле. — Честное слово.
— Ты знала, что беременна? — спросила Лайла.
— Догадывалась, — ответила девушка.
Лайла не нашла в себе сил сказать ей все, что она увидела. Ей было невыносимо слышать, как девушка доверительно сообщила о своем намерении посещать специальную школу для молодых мам, когда, конечно, будет совершенно ясно, что ребенок жив.
В ту ночь у Лайлы поднялась температура. Утром ее подушка была насквозь мокрой от слез. Тогда она почти отказалась от гадания, особенно после того, как, посмотревшись однажды в зеркало, увидела, что стала похожа на старую гадалку из Нью-Йорка. И все же клиенты к ней ходили. Лайле удалось убедить себя, что ее работа ничем не хуже любой другой и что вряд ли она способна видеть будущее. Но иногда ей все же казалось, что видит она немного больше, чем ей хотелось бы.
Это случилось в середине теплой сухой зимы. Однажды поздно вечером раздался телефонный звонок. Лайла сразу подумала о Хелен. Сев на постели, она напряженно вслушивалась, что говорит в телефонную трубку Ричард. Было так тепло, что одежда, которую Лайла на ночь повесила сушиться, уже не была даже влажной. Но когда Ричард вернулся в спальню, он увидел, что Лайла сидит, укутавшись в шерстяное одеяло.
— Это насчет моей матери, — сказал Ричард. — Она в больнице.
Ричард опустился на краешек кровати, Лайла придвинулась к нему, но он этого даже не заметил.
— Она умирает, — произнес Ричард.
— О нет, — простонала Лайла, хотя в ее голосе слышалось: «Пожалуйста, не покидай меня».
— Завтра я уеду. Иначе может быть слишком поздно.
Лайла заказала по телефону билет, затем достала чемодан и упаковала в него вещи Ричарда.
Они ждали такси у входной двери, как вдруг Лайле показалось, что где-то рядом гудят пчелы.
— Поехали со мной, — попросил Ричард.
Но для Лайлы Нью-Йорк исчез, растворился, его больше не было на карте.
— Тебе лучше поехать одному, — ответила она. — Ты ее единственный сын. Она тебя хочет видеть.
— Ну, я покажу отцу, когда приеду, — сказал Ричард. — Почему он мне раньше не позвонил?
