ресторане фирменным блюдом было жареное мясо, и в воздухе стоял запах горелого лука. Он лез в горло, от него щипало глаза. Лайла весь день думала о том, как бы сбегать домой и вымыть голову, прежде чем она увидится со Стивеном. Стивен не только преподавал актерское мастерство — у него была роль второго плана в одной бродвейской пьесе, и каждый вечер по четвергам они встречались в его маленькой гримерной. Лайла уже решила, что наденет сегодня ситцевое платье с кружевным воротником, но сейчас, когда Хэнни взяла ее за руки, почему-то подумала, что нужно будет одеться потеплее. Внезапно ей стало холодно, а когда Хэнни сжала ее пальцы в кулаки, девушке показалось, что ледяной холод проник в самое ее сердце.
— Позволь дать тебе один совет, — сказала Хэнни. — Будь осторожна — иначе в один прекрасный день обнаружишь, что потеряла того, кого любишь действительно.
Но соблюдать осторожность в восемнадцать лет — это почти так же невозможно, как слушать советы стариков.
— Ты способна видеть будущее, — продолжала Хэнни. — Просто тебе нужно открыть глаза.
Пахло горелым луком, на кухне звенела посуда, шуршали черные юбки гадалки.
И теперь Лайле постоянно снился Нью-Йорк. Проснувшись, она продолжала слышать писк парового отопления и, сидя в постели и глядя на спящего мужа, в который раз задавала себе вопрос, наделена ли она, в самом деле, даром предсказывать будущее. Этой Рей Перри, несомненно, столько же лет, сколько могло бы быть ее собственной дочери. И может быть, Хэнни все-таки заблуждалась насчет ее способностей, поскольку если это и есть дар предвидеть будущее, то она прекрасно могла бы без него обойтись.
Джессап отсутствовал уже целую неделю, и Рей начала подозревать, что дела обстоят хуже, чем она думала. Город накрыло волной холодного воздуха, но Рей практически не замечала перемены погоды — она по-прежнему страдала от жары. Она пила воду кувшинами и мерила себе температуру, решив, что подцепила какую-нибудь ужасную лихорадку. Днем ее постоянно клонило в сои. Тогда она запиралась в кабинете Фредди и засыпала на его кушетке. Зато по ночам ей не спалось. Она ворочалась с боку на бок до тех пор, пока простыни не перекручивались, как клубок змей. Рей стала бояться темноты, а еще снов и ночных звуков, а также облаков, закрывавших луну. Придя домой, она не сводила глаз с телефона, хотя прекрасно понимала, что Джессап ей больше не позвонит.
В тот день, когда она собиралась еще раз встретиться с Лайлой Грей, Рей решила сходить за продуктами и даже дошла до овощных рядов. Но в кассы выстроились длинные очереди, персики оказались мятыми, а молоко еще не привезли, и Рей положила обратно редиску и лук. После этого ей сразу стало легче — не нужно было ни о чем думать. Вместо того чтобы свернуть направо и идти домой, Рей свернула налево и вскоре оказалась на улице Трех Сестер.
Рей постучала в дверь и, стоя на крыльце, едва не задохнулась от густого аромата роз. У нее внезапно подкосились ноги. Когда Лайла открыла дверь, девушка стояла, согнувшись пополам.
— Не понимаю, что со мной случилось, — сказала Рей, когда Лайла помогла ей войти в комнату. — Я вдруг потеряла сознание.
Честно говоря, Лайла запаниковала. Она отправилась на кухню только с одной целью: принести Рей воды, чтобы привести ее в чувство и как можно скорее выпроводить из дома. Стоя возле раковины, Лайла налила себе стакан воды, залпом выпила его, сполоснула стакан под краном и вновь наполнила водой. В столовой Рей принялась жадно пить, не замечая пристального взгляда Лайлы.
— Я хочу, чтобы вы мне погадали, — попросила Рей.
На Лайле были черные слаксы и белая хлопчатобумажная блузка. Без тюрбана и серебряных браслетов она выглядела совершенно обыкновенно — таких женщин можно встретить в очереди на рынке, и Рей даже показалось, что просто смешно просить Лайлу предсказать будущее.
— Ко мне приходят только по записи, — твердо заявила Лайла.
Она была готова сказать все, что угодно, лишь бы поскорее избавиться от Рей.
— Мне очень нужно, — доверительно сообщила Рей. — Человек, которого я люблю, меня бросил.
— Если вы пришли ко мне именно поэтому, то могу сказать, что таких, как вы, наберется не меньше половины Голливуда.
Рей чувствовала, что куда-то проваливается.
— Вы не поверите, — сказала она, — но мне кажется, что я теряю сознание.
— О нет! — воскликнула Лайла. — Только не здесь.
И быстро прошла на кухню за уксусом, который тут же поднесла к носу Рей. Когда та немного пришла в себя, Лайла распахнула входную дверь.
— Вы правы, мне нужен воздух, — поблагодарила ее Рей. — И может быть, еще немного воды.
— Что-нибудь еще? — фыркнула Лайла, забирая пустой стакан.
— А можно мне крекер? — попросила вдогонку Рей.
Лайла вернулась с коробкой пшеничных хлебцев и еще одним стаканом воды, пообещав себе, что ровно через пять минут выставит Рей за дверь.
— Удивительно вкусный, — сказала Рей, откусив кусочек хлебца.
— Мне кажется, вы не совсем понимаете, — продолжала настаивать Лайла. — Я провожу сеансы гадания только по предварительной записи. Я не принимаю любого, кто зайдет ко мне с улицы.
— О-о-о… — протянула Рей.
К этому времени она успела сунуть в рот вторую половину хлебца, но внезапно почувствовала себя так неловко, что перестала жевать. Хлебец начал разбухать, раздувая щеку.
Если бы Рей не выглядела такой трогательно-беспомощной, Лайла никогда не села бы напротив нее в кресло-качалку и не спросила бы:
— Когда он вас оставил?
— Неделю назад, — ответила Рей. — Если бы я знала, что он обязательно вернется, я ждала бы сколько угодно. Честное слово.
— Двадцать пять долларов, — сказала Лайла. — И я не беру чеки.
Рей полезла в кошелек и отсчитала две десятки и одну пятерку.
— Надеюсь, вы понимаете: то, что я вам скажу, может вам не понравиться, — предупредила Лайла.
— Мне все равно, — согласилась Рей. — Я ко всему готова. Говорите смело все, что знаете.
Но делать этого Лайла не собиралась, решив, что будет гадать не для Рей, а для себя. Однако для того чтобы сходить на кухню и налить в чайник воды, ей пришлось собрать в кулак всю волю. На то, чтобы поставить чайник на плиту, казалось, ушла целая вечность. Время начало тянуться ужасно медленно: в такие минуты появляется ощущение, что все чувства притупляются. Когда вода начала накипать, Лайла выглянула во двор. Ричард стоял па стремянке и срывал с дерева лимоны. Его окликнул сосед, и мужчины принялись обсуждать какое-то удобрение. Через некоторое время Лайла перестала слышать их голоса. Не слышала она и стука лимонов, которые Ричард бросал в корзину. Вместо этого ей слышалось шуршание черных юбок Хэнни, когда та, отпрянув, прижалась к стене. Лайла привела Стивена в ресторан, чтобы познакомить его с Хэнни. Теперь-то она понимала, что ей не следовало этого делать. Хэнни продолжала смотреть куда-то сквозь Стивена даже после того, как одарила его самой обаятельной своей улыбкой, против которой не мог устоять ни один человек. Когда он попросил ее погадать, она громко рассмеялась — и при звуках этого леденящего душу смеха, эхом отозвавшегося на кухне, повара положили ножи, которыми крошили картофель, и смущенно переглянулись.
— Лайла так много мне о вас рассказывала. Неужели вы откажетесь мне погадать?
Хэнни ничего не ответила, но бросила на него испепеляющий взгляд, который чуть было не прожег в Стивене дыру.
— Мне не нужны чайные листья, чтобы узнать его будущее, — сказала она Лайле, словно Стивена и не было рядом.
Стивен встал и отошел к стойке бара, даже не оглянувшись. Лайла оказалась между ним и Хэнни. Теперь и Хэнни не смотрела в ее сторону, а когда Лайла хотела взять ее за руку, та, казалось, слегка отодвинулась. И Лайла приняла решение: она встала и направилась к Стивену. Тот обнял ее за плечи, но она могла поклясться, что делает он это в основном из-за Хэнни. Разумеется, ответ Хэнни относительно его будущего только раззадорил Стивена, и после того случая он упорно просил Лайлу погадать ему на чайных
