Практическая магия

вечеринки в складчину, а один раз и вовсе доверили ведению Салли киоск с выпечкой на ежегодной осенней ярмарке.

То самое, чего мне хотелось, писала Салли. От и до! Приезжай погостить, увидишь, уговаривала она, хотя и знала, что просто так, по своей охоте, Джиллиан не вернется никогда. Джиллиан признавалась, что даже название их городка вызывает у нее крапивницу. При одном виде штата Массачусетс на карте с души воро­тит. Прошлое так беспросветно, что о нем противно и думать — до сих пор проснешься ночью и вспомина­ешь, какие они были несчастные сиротки. Погостить? Забудь об этом! О том, что для нее возможны какие бы то ни было контакты с тетками, которым не хватало ума понять, каково приходится сестрам в обстановке всеобщего отчуждения. Никакими миллионами, хотя бы и в наличных, Джиллиан не заманишь опять в края по ту сторону Миссисипи, как бы сильно ей ни хоте­лось увидеть своих дорогих племянниц, о которых она, разумеется, думает денно и нощно.

Урок, усвоенный когда-то Салли за кухонной дверью — подходить к своим желаниям с оглядкой, — давно отодвинулся в прошлое, пожух и рассыпался прахом. Но только прахом такого свойства, какой не вымести за порог, — таким, что притаился горсткой в углу, а как подует в доме сквозняк, подымется и попа­ дет в глаза тому, кого ты любишь. Антонии почти сравнялось четыре, Кайли уже спала по ночам почти без просыпа, и жизнь, с какой стороны ни посмотри, пред­ставлялась просто замечательной, когда рядом с тем местом, на котором обычно сидел за ужином Майкл, завелся жук-точильщик. Этот жучок, что отсчитывает время, тикая как часы, производит звуки, которые ни­кому не улыбается слышать рядом с любимым челове­ком. Срок, отпущенный людям на земле, и без того достаточно ограничен, но когда жук начинает свой от­счет, его уже нет средства оборвать — ни вилки, чтобы выдернуть из розетки, ни маятника, чтобы остановить, ни переключателя, чтобы одним поворотом возвратил тебе запас времени, который ты до сих пор принимала как данность.

Первые недели тетушки только прислушивались к тиканью; потом, отведя Салли в сторонку, высказали ей свои опасения, но Салли не приняла их всерьез.

— Вздор! — отвечала она со смехом.

С посетительницами, которые по-прежнему нет-нет да и наведывались в сумерках к теткам с черного хода, Салли мирилась, но допустить, чтобы всяческая галиматья затрагивала ее семью — ну уж нет! То, чем за­нимаются тетки, - ерунда на постном масле, варево на потребу тем, кто в минуты отчаяния тешит себя небы­лицами. И хватит разговоров на эту тему! Пусть тетуш­ки зря не стараются — не будет она глядеть, как каждый вечер на тротуар перед домом усаживается черный пес. Не станет слушать их уверений, будто, учуяв издали Майкла, пес задирает кверху морду, а при его прибли­жении воет и, поджав хвост, поспешно пятится назад, отступая от его тени.

Не слушая ее, тетки подкладывали Майклу под по­душку веточки мирта, заставляли его принимать ванну с настоем остролиста и мыться их черным, особого из­готовления, мылом. Незаметно совали ему в карман кроличью лапку — сам кролик некогда пал их жертвой на грядке с салатом. За завтраком подмешивали ему в овсянку розмарин, за ужином — лаванду в заварку чая.

И все равно жук в столовой не умолкал. Как крайнее средство, тетушки прочли в обратном порядке молит­ву, что, понятное дело, не осталось без побочных по­следствий: в скором времени все в доме слегли с грип­пом, осложненным бессонницей и сыпью, которая упорно не проходила, невзирая ни на какие бальзамы и примочки. К концу зимы Кайли с Антонией взяли се­бе привычку поднимать рев, когда видели, что отец хо­чет выйти из комнаты. Тому, кто обречен, объясняли тетушки Салли, тиканье, издаваемое жуком-точиль­щиком, не слышно, потому-то Майкл и повторяет, что ждать неведомой напасти нет причин. Но вероятно, и он что-то почуял, так как перестал носить ручные ча­сы. А все стенные и каминные перевел назад. Когда же тиканье усилилось, он опустил все шторы в доме и не поднимал их, если в окна било солнце или светила лу­па, как будто мог таким образом остановить время. Как будто время можно остановить...

Салли не верила ни единому слову из того, что гово­рили тетки. Тем не менее от всех этих разговоров о смерти у нее начали сдавать нервы. На коже выступили пигментные пятна, волосы потеряли блеск. Пропали аппетит и сон, и мучительно стало выпускать Майкла хоть на короткое время из поля зрения. Теперь, когда он целовал ее, она плакала, говоря себе, что лучше ей бы­ло бы вообще не любить. Она стала чересчур уязвима — вот что делает с нами любовь. Ее не обойти стороной и не побороть. Сейчас лишиться ее значит лишиться все­го. А впрочем, вовсе не сказано, что этого не миновать лишь потому, что так утверждают тетушки. Много они знают, между прочим! Салли специально побывала в публичной библиотеке, посмотрела все справочники по энтомологии. Да, жук-точильщик питается древеси­ной — и больше ничего!.. Что, тетушки, скушали? Да, мебель и прочее дерево в доме действительно могут по­ страдать, но при чем тут плоть и кровь? Так, по крайней мере, полагала в ту пору Салли.

Однажды в дождливый денек, когда Салли склады­вала белую скатерть, ей что-то послышалось. В столо­вой никого не было, в доме — тоже, но звук — был. То ли скрип, то ли стук — сердца, маятника? Салли закры­ла уши руками, и чистая скатерть осела на пол горкой белого полотна. Салли отказывалась верить предрас­судкам, запрещала себе верить, но суеверный страх объял ее все равно, и в этот миг она увидела, как что-то прошмыгнуло под стулом Майкла. Призрачное суще­ство, такое юркое и верткое, что бесполезно было бы попытаться раздавить его каблуком.

Вечером, как стемнело, Салли нашла на кухне тету­шек. Она стала на колени и молила их помочь ей, как это делали до нее столько других женщин в минуту от­чаяния. Предлагала взамен все, что есть у нее ценного: кольца со своей руки, двух своих дочерей, свою кровь до последней капли, но тетушки только грустно качали головой.

— Я на все готова! — кричала Салли. — Готова верить во что угодно! Только скажите мне, что делать...

Но тетушки уже и так перепробовали все, что мож­но, а жук по-прежнему оставался где-то рядом с тем местом, на котором сидел Майкл. Иные судьбы опре­делены заранее, и вмешиваться бесполезно. Весенним вечером, на редкость тихим и ласковым, Майкл сошел с тротуара по дороге из скобяной лавки домой и был сбит насмерть машиной, полной юнцов, которые по молодости лет и для куража перебрали спиртного.

Целый год после этого Салли не разговаривала. Ей просто нечего было сказать. Тетушек прямо-таки ви­деть не могла: мошенницы, жалкие бабки, которым да­но не больше власти, чем мухам, что мрут по подокон­никам, а прежде бьются в стекло, бессильно трепеща прозрачными крылышками. Выпусти! Выпусти меня! Услышав шелест юбок, предвещающий появление те­ток, Салли выходила из комнаты. Определив по шагам па лестнице, что они поднимаются проверить, как она, или пожелать ей спокойной ночи, она вскакивала со своего стула у окошка, торопясь закрыть дверь на крю­чок, и никогда не слышала, как они стучатся — затыка­ла уши, и баста!

Когда бы Салли ни зашла в аптечный магазин, за зубной ли пастой или мазью от пеленочной сыпи, она видела за прилавком ту девушку, и взгляды их скрещи­вались. Теперь-то Салли понимала, что может с чело­веком сотворить любовь. Так хорошо понимала, что навсегда зареклась снова иметь с ней дело. Девушка из аптеки выглядела старухой, хотя ей было, горемыке, наверное, немногим больше тридцати: волосы поседе­ли, а когда ей требовалось сказать что-нибудь — на­звать, допустим, цену товара или особый сорт пломби­ра, очередной гвоздь недели, — то приходилось писать это на листке блокнота. Муж ее чуть ли не все время просиживал на крайнем табурете у стойки, баюкая в ладонях чашку кофе. Но Салли его почти не замечала, она не могла оторвать взгляд от девушки, пытаясь раз­глядеть в ней ту, которая впервые появилась на кухне у тетушек, — ту милую, румяную, полную надежд...

Как-то в субботу, когда Салли пришла в аптечный магазин купить витамин С, девушка сунула ей вместе со сдачей какую-то бумажку. На ней идеально четким по­черком было выведено: «Помоги мне!» Но Салли и себе-то не в силах оказалась помочь. Помочь своим детям, мужу — тому, что весь мир, точно машина, потерявшая управление, обрушился в тартарары. С тех пор Салли не ходила больше в магазин аптечных товаров. А за тем, что ей нужно, посылала парнишку-старшеклассника, ко­ торый, невзирая на любую непогоду — дождь, снег, ледя­ную крупу, — оставлял покупки на мощенной песча­ником дорожке, упорно отказываясь подойти к дверям, даже при том, что таким образом лишал себя чаевых.

Антонию и Кайли на весь тот год Салли бросила на попечение теток. В июле она позволила осам