Бетси засмеялась, но на ее лицо набежало облачко.
— На самом деле, думаю, нам не стоит больше видеться друг с другом.
Ну вот, он взял и сделал это, выставил себя полным идиотом. Он заметил, что один из этих чертовых школьных лебедей вышагивает по улице вдоль тротуара и шипит на Никки Хамфри, которая шла в банк положить денег на счет, но теперь слишком испугалась, чтобы идти дальше.
— Я собираюсь замуж, — продолжала объяснять Бетси. Она была достаточно умна, чтобы знать: далеко не все из того, чего хочется человеку, может оказаться для него полезным. Что, если бы она съела дюжину шоколадок подряд? Что, если бы напилась допьяна красным вином? — Семнадцатого июня. Свадьба состоится в Ивовой комнате «Хаддан-инн».
На другой стороне улицы Никки Хамфри размахивала руками, пытаясь отогнать лебедя. Эйб должен был бы кинуться ей на помощь, но он застыл в дверях аптеки. Многие люди назначают дату свадьбы, но не у всех получается так, как было запланировано.
— Я не прошу приглашать меня на церемонию, — сообщил он.
— Отлично. — Бетси засмеялась. — Я не стану вас приглашать.
Она, должно быть, лишилась рассудка, что стоит здесь с ним, ей лучше бы оказаться в каком-нибудь другом месте. Но в такой прекрасный день было невозможно предсказать чье-либо поведение, человека или кого-то еще. Например, лебедь на той стороне улицы, раздраженный народом и жарой, вышел из себя. Он гнался за Никки Хамфри по тротуару до самого «Счастья цветовода» и теперь переходил Мейн-стрит, не дожидаясь зеленого света. Несколько машин со скрежетом затормозили. Те, кому не было видно лебедя, начали гудеть в клаксоны, надеясь, что какой-нибудь полицейский появится и наладит движение. Эйб должен был бы сам разобраться с этим происшествием — кто-нибудь мог пострадать из-за лебедя, гуляющего посреди улицы, — но он продолжал стоять там, где стоял.
— Вы могли бы пригласить меня куда-нибудь еще, — сказал он тоном человека, привыкшего слышать постоянные отказы. — Не на свадьбу, а в какое-нибудь другое место, и я обязательно приду.
Бетси не могла понять, в самом ли деле он имеет в виду то, о чем говорит. Она смотрела на лебедя, который остановился посреди дороги, взъерошивая перья, и стал причиной пробки, вытянувшейся до самой Дикон-роуд.
— Я подумаю над вашим предложением, — ответила она легкомысленно. — И дам вам знать.
— Сделайте это, — сказал Эйб, когда она пошла прочь. — Был рад встрече, — крикнул он ей вслед, как будто они только что по-соседски обменялись рецептами или полезными советами, например о том, что уксус помогает при солнечных ожогах, а оливковое масло годится для обработки поврежденных изделий из дерева.
Майк Рэндалл, президент «Процентного банка», вышел на улицу в рубашке, держа пиджак в руке. Он подошел прямо к лебедю и принялся махать пиджаком, как будто это была матадорская мулета, наконец упрямая птица взлетела, шипя, поднялась в воздух и все еще сердито шикала, приземлившись на дорожке перед домом миссис Джереми.
— Эй! — Майк окликнул Эйба, как только заметил его, мрачного и рассеянного, перед дверью аптеки; он стоял в пятне солнечного света и смотрел глазами влюбленного мальчишки. — Чего еще ты ждешь? Лобового столкновения?
Это больше походило на крушение поезда, Эйб действительно видел однажды такое крушение, когда был ребенком. Тогда поезд, идущий в Бостон, сошел с рельсов. Еще много недель спустя вдоль путей попадались обрывки одежды и башмаки без подметок. Эйб ездил вместе с дедом, помогал отыскивать личные вещи, разные ключи и кошельки. Тот несчастный случай было невозможно предотвратить или остановить, крушение застало людей врасплох, так что они как раз завязывали шнурки или дремали, совершенно не готовые к тому, что произойдет.
Во второй половине дня, когда небо начало чернеть и последние гуси пролетели над Хадданом, направляясь на юг, Эйб подъехал к Хаддан-скул и оставил машину на стоянке у реки. Погода уже начала меняться, все знали, что так оно и будет. Еще немного, и от потепления не останется и следа. Эйб обошел грязную лужу, которая к утру покроется ледяной коркой. Он знал дорогу к спортивному залу: местные ребята всегда завидовали здешней баскетбольной площадке и особенно закрытому бассейну. Однажды вечером, когда они учились в последнем классе школы, Эйб с Джоуи, Тедди Хамфри и еще с полудюжиной парней болтались по городу, как следует нагрузившись, и выдумывали новый способ ввязаться в неприятности. В итоге они выбрали мишенью бассейн Хаддан-скул. Они вошли посреди тренировки, как будто это место принадлежало им, пьяные от пива и ненависти, полные той отваги, которая проистекает от стадного чувства. Они скинули с себя одежду и нырнули в воду, вопя и ругаясь, оттягиваясь по полной, голые, как в тот день, когда родились.
Ученики Хаддан-скул, плававшие в бассейне, поспешно выбирались из воды. Эйб до сих пор помнил выражение лица одной девушки, презрение в ее взгляде. Они были для нее свиньи, не более того, придурки, которые радуются собственной идиотской выходке, не способные ни на что большее. Один парень, Эйб сейчас уже не помнил, кто именно, поднялся по лестнице и помочился в глубокую часть бассейна, за что был награжден бурными аплодисментами. И тогда Эйб согласился с той девушкой, которой они были столь отвратительны.
Он первый выбрался из бассейна, натянул джинсы и футболку на мокрое тело, и им всем повезло, что он так сделал, потому что кто-то уже вызвал полицию, и Эйб первый услышал сирену. Он поторопил приятелей, и они удрали из спортивного зала раньше, чем Эрнест вошел и обвинил во всем Эйба, как он обычно поступал в то время.
Этим вечером Эйб в качестве полицейского имел полное право войти в бассейн и найти Карлин, однако его пробирала та же дрожь, что и много лет назад. Он шел по выложенному кафельной плиткой коридору, пока не дошел до стеклянной загородки, через которую можно было посмотреть на пловцов. Все девушки в команде были в черных купальниках и шапочках, но он сразу же узнал Карлин. Ее манера выделяла ее из остальной команды. Она была сильной пловчихой, явно лучшей в команде, у нее имелся талант, но, судя по всему, добиваться успеха ей помогали амбиции: когда остальные девочки уже вылезли из воды, Карлин еще плавала, выжимая из себя все силы, чего больше не делал никто.
Девочки из команды уже приняли душ и оделись, когда Карлин только вышла из воды. Она присела на бортик бассейна и сняла очки, из-за черной резиновой шапочки голова у нее была гладкая, как у морского котика. Она поболтала в воде ногами и закрыла горящие от хлорки глаза, сердце тяжело колотилось от напряжения, руки болели.
Услышав, как кто-то стучит по стеклу, Карлин подняла глаза, ожидая увидеть Гарри, но вместо него там стоял Эйбел Грей. Карлин должна была бы расстроиться, увидев, что к ней пришел коп, но на самом деле испытала облегчение. В последнее время находиться рядом с Гарри было все сложнее, каждый раз, когда они встречались, ей приходилось скрывать от него часть себя: свою скорбь, свое горе. Она перестала приходить на обед в столовую, частично из-за того, что у нее не было аппетита, но в основном чтобы не встречаться с Гарри. К сожалению, он ждал, что Карлин будет точно такой же, какой была, когда он впервые увидел ее на ступеньках библиотеки, но она уже не могла быть той девочкой. Теперь она стала человеком, лишившимся друга, человеком, который не может перестать думать, на что похоже, когда свет проникает сквозь толщу воды, и каково это — вдыхать водяные лилии и камни вместо воздуха.
— Гарри тебя искал, — неизменно сообщала ей Эми, когда Карлин возвращалась ночью после прогулок по тропинкам, которыми ходил Гас, а заодно и по улицам и переулкам. — Не понимаю, почему ты с ним так обращаешься.
Часто, когда Гарри звонил или заходил, Карлин отправляла Эми сказать, что она спит или мучается головной болью.
— Ты такая странная, — изумлялась временами Эми. — Что ему в тебе, видимо, и нравится. Он-то привык к таким, как я.
Слишком трудно было находиться рядом с Гарри, притворяться, будто жизнь состоит из радости и игр, когда для Карлин она была сплошь горе и речная вода. По крайней мере, с этим копом она сможет быть сама собой, такой холодной и отстраненной, какой ей хочется быть.
— Чего вы хотите? — крикнула она Эйбу, ее голос отдался эхом от кафельных стен.
Эйб пальцами руки изобразил говорящую голову, словно хотел устроить на кафельной стене театр теней.
