иногда своих детей в Хаддан-скул, но от горожан из западной части города ожидали совсем иного. Пусть они владеют магазинами, пусть снабжают остальных горожан своими ботинками, хризантемами и сырами, предполагалось, что они так и должны оставаться в своей части города, когда речь идет о делах сердечных. И хотя Джоуи мог бы предположить, что у Эйба роман с той учительницей из Хаддан-скул, он никогда не догадался бы, насколько часто Эйб навещал ее, всегда поздно ночью, после отбоя, когда девочки «Святой Анны» уже спали и коридоры стояли пустынные и темные.
Эйб так хорошо знал дорогу, что больше уже не спотыкался на потертом ковре. Он научился ловко обходить разбросанные зонтики и роликовые коньки в коридоре и привык к шипению горячего пара, выходящего из старых металлических обогревателей, точно так же, как и к запаху масла для ванной и мускуса, от этих ароматов человек менее опытный запросто сбился бы с пути. Эйб обычно оставлял машину у реки и проходил остальную часть пути пешком, чтобы никто не заметил автомобиля его деда, чтобы никто не догадался, кто входит и выходит из спального корпуса. Здание совершенно никак не охранялось, все, что требовалось от Эйба, — потрясти ручку, навалиться всем весом на дверь, и он уже был внутри.
Каждый раз, когда они были вместе, Бетси обещала себе, что это последний раз. Но торжественную клятву она давала себе после того, как он уходил, и заключаемое с самой собой соглашение было весьма сомнительным. Когда Эйб был рядом с ней, она хотела его слишком сильно, чтобы отпустить. Это Эйб обычно сознавал, что пора уходить, прежде чем зазвонят колокола и девочки в «Святой Анне» проснутся и обнаружат его в коридоре в не заправленной в штаны рубахе и с ботинками в руках. Как Бетси могла его отпустить? Каждый раз, когда порыв ветра ударял в стекло, она мечтала, чтобы это оказался он. Она слышала его несколько раз, он стоял в розовых кустах, глядя на нее, прежде чем войти в парадную дверь, и осознание того, что он здесь, в саду, так кружило Бетси голову, что она была готова на любой риск, который раньше даже боялась себе представить. Со временем она обнаружила, что происходящее между ними по ночам вторгается и в ее дневную жизнь. Когда она вела занятия, когда принимала душ, когда варила кофе или целовала мужчину, за которого собиралась замуж, она думала только об Эйбе.
Был почти конец декабря, когда Бетси осознала, насколько опасна игра, в которую она играет. Тогда она поняла, что должна немедленно с ней покончить. Было холодное утро, и они слишком долго провалялись в постели, проспали колокола, а когда проснулись, было уже начало десятого. Пошел снег, и сквозь окна лился серебристый свет, может быть, это бледное небо послужило причиной их беспечности. Между тем девочки, находящиеся на попечении Бетси, уже успели одеться и собирались на занятия. Лежа в постели рядом с Эйбом, Бетси слышала, как открылась и закрылась парадная дверь. Она узнала хихиканье Морин Браун, которая облокотилась на перила крыльца и ловила снежинки языком, и пронзительный вопль этой кошмарной Пегги Энтони, которая в своих кожаных ботинках поскользнулась на обледенелом крыльце. Как запросто их могли застукать вместе, Бетси и Эйба. Что, если бы Пегги Энтони сломала ногу на скользких ступеньках? Что, если бы у Эми Эллиот сделался бы один из ее аллергических приступов и она пришла бы и постучала в дверь Бетси? Сколько времени новость шла бы до «Мелового дома»? Пятнадцать секунд? Двадцать? Сколько нужно секунд на то, чтобы от жизни Бетси остались руины?
До этого момента она никогда в жизни не лгала. Она даже не думала, что способна на подобные уловки, способна находить предлоги, чтобы не встречаться с Эриком. Ее обман давался ей так легко, что Бетси изумлялась себе самой. Все, чего она желала, вся ее спокойная жизнь здесь, в Хаддан-скул, будет уничтожена ее собственной рукой, если только она не остановится сейчас же. Она в тот же день позвонила слесарю. После того как на дверь был установлен новый электронный замок, Бетси настояла на проведении собрания. Она велела своим девочкам, и весьма недвусмысленно, не давать код никаким мальчикам или посыльным. Заодно Бетси поставила засов и на дверь своей квартиры, слесарь заверил ее, что этот засов является непреодолимой преградой для всех, кроме самых уж опытных воров, таких, которые ни перед чем не останавливаются, чтобы заполучить желаемое.
Эйб пришел следующей ночью, чернильно-черной ночью, глубокой и неизмеримой, как самые дальние пределы небес. Бетси слышала его в саду, но вместо того, чтобы подойти к окну и помахать, задернула занавески. Она представляла смятение Эйба, когда он обнаружил в двери новый замок: это было проявление не только инстинкта самосохранения, но и жестокости. Бетси понимала это, но не смогла заставить себя посмотреть ему в лицо. Поэтому предоставила Эйбу стоять на крыльце, пока в итоге он не ушел. После чего она старалась, как могла, избегать его. Если мужчина хотя бы чем-то напоминал Эйба Грея, если он был высок ростом или у него были голубые глаза, Бетси шла в противоположную от него сторону, пряталась за живыми изгородями, выскакивала из мини-маркета раньше, чем на кассе успевали пробить ее покупки. Она даже перестала ходить в аптеку из страха, что может натолкнуться там на него. Она каждый вечер проводила с Эриком, как будто он был лекарством, снадобьем от некой надоедливой болезни, не отличающейся от простуды или лихорадки.
Однако от Эйба было не так просто отделаться. Он никогда не думал о себе как о влюбленном, но именно им он в итоге и оказался. Он делал все, чтобы не думать о Бетси. Он проводил дни, погруженный в работу, собирая всю возможную информацию о Гасе Пирсе, звонил отцу мальчика в Нью-Йорк, просматривал различные школьные записи, выискивал ключ, чтобы разгадать намерения Гаса. Почему люди делают то, что они делают, всегда остается загадкой, подчиняются ли они импульсу или это хорошо обдуманное действие. Мальчик в воде, дробовик, спрятанный в комнате брата, запертая дверь в «Святой Анне». Вечерами Эйб откладывал работу и ехал мимо школы, он страдал гораздо сильнее, чем мог от себя ожидать. Когда Келли Эйвон предложила встретиться в «Жернове», он отказался, вместо этого он сидел в припаркованной машине, здесь, на территории школы, которой не принадлежал.
Приближались праздники, и на светофоры в ознаменование грядущего сезона прикрепили светящиеся серебристые звезды. В Хаддан-скул белые гирлянды украшали перила домов. В тот вечер, когда Эйб в итоге решил объясниться с Бетси, он знал, что идея неудачна. Начался легкий снегопад, только что закончился ужин, и в кампусе царило оживление. Эйба не могли не заметить, но ему было все равно. Он подумал обо всех тех случаях, когда его вызывали улаживать конфликты, которых он не понимал: ожесточенные ссоры разведенных мужей и жен, драки между братьями, яростные выпады отверженных любовников, которые резали своим «бывшим» шины на стоянке перед «Жерновом». Все это были люди, чья любовь друг к другу прошла, обернувшись жаждой мести или справедливости и горячим желанием причинить боль тому, кто предал их. Теперь Эйб понимал, за что дрались все эти люди: они хотели любви другого человека, и они сражались за нее единственным способом, который знали, именно так, как он намеревался сделать этим вечером.
На ступеньках крыльца сидели две девочки, не обращая внимания на падающий на них снег. Эйбу пришлось протиснуться между ними, чтобы подойти к двери.
— Код три, тринадцать, тридцать три, — сказала ему одна из девочек, позабыв о требовании Бетси соблюдать осмотрительность и осторожность.
Эйб набрал код и вошел в дом. Был свободный час между ужином и приготовлением уроков, время, когда у большинства учениц орало радио, а в общем зале работал телевизор. Эйб натолкнулся на одну девушку, которая тащила сумку с бельем, и едва не споткнулся о другую, которая сидела на корточках в коридоре, болтая по платному телефону и не сознавая того, что творится вокруг нее. «Святая Анна» была совсем не похожа на тот темный тихий дом, к которому привык Эйб, приходя сюда среди ночи, но даже забитые народом коридоры не помешали ему добраться до квартиры Бетси.
Дверные засовы никогда не были стопроцентно надежной защитой, как пытаются уверить покупателей слесари, во всяком случае если вор приходит не с пустыми руками. Эйб принес с собой небольшую отвертку, которую использовал в основном, чтобы закреплять разболтанное зеркало заднего вида в дедовом «крузере», он моментально поднял ею, как рычагом, засов, надеясь только, что Бетси не слишком дорого за него заплатила, поскольку этот запор был совершенно бесполезен, явись кто-нибудь с действительно преступными намерениями. Входя в комнату без приглашения, Эйб испытывал тот же жар, как и в детстве. Он тяжело дышал, не вполне веря в то, что делает, руки тряслись, в точности как тогда, когда он грабил дома. Что ему требовалось — холодное пиво и друг, который наставил бы на путь истинный, но поскольку не было ни того ни другого, он прошел в спальню Бетси. Пробежал пальцами по кружевной дорожке, лежащей на бюро, потом подошел к туалетному столику. У Бетси было полное право не видеться с ним больше. Разве он сам не поступал точно так же десятки раз, не удосуживаясь позвонить женщине, которая ясно давала понять, что интересуется им, и не беря на себя труд хотя бы объясниться? Он держал в руках сережки, оставленные Бетси на бюро, не уверенный, хочет ли он понять Бетси или наказать ее. Как
