В это время в прихожую вышла Катюша, и баба, увидев ее, кинулась к ней, распихивая руками Настю с Лерой в разные стороны.
– Кровинушка моя, сиротинушка моя! – запричитала она в голос. – Наконец-то я нашла тебя, горемычная моя! Хатка-то наша сгорела дотла. Деточка моя, осталися мы с тобой без угла, без крова, ой, беда-а!
Девушка растерянно выглядывала из-за плеча обнимавшей ее женщины. Она пыталась вырваться из могучих объятий тетки, но у нее ничего не получалось. Первой опомнилась Лера.
– Ну и подарки сыпятся на нашу голову, прямо новогодние, ничего не скажешь, черт побери! – чертыхнулась она. – Отпустите девушку, а то придушите ненароком, – обратилась она к нежданной гостье.
Катя, наконец, вырвалась из рук своей тетки и виновато посмотрела на Леру.
– Я ни при чем, честное слово, – сквозь слезы прошептала она.
– Не говори глупости, – нахмурилась Лера. – Приглашай тетку в дом, не стоять же ей на пороге?
– Ты лучше сама ее пригласи, я не могу, – снова прошептала Катюша.
Щеки девушки горели ярким румянцем стыда, а из глаз капали прозрачные горошины слезинок.
– Ну, что ж, проходите, раздевайтесь, Дарья Ивановна, – проговорила Валерия. – С наступающим Новым годом вас… и нас, – вздохнула она.
Баба удивленно посмотрела на девушку и спросила:
– А ты кто есть-то? Откуда знаешь, как кличут меня?
– Мне Катя о вас рассказывала.
– Да ну? Не забывала, значит, тетку родную? – всплеснула женщина руками. – Кровинушка ты моя, дитятко ты мое, – вновь запричитала она. – Помнишь, значит, тетку свою?
– Тетя Даша, можно подумать, что вы об этом не знали. Я же вам каждый месяц письма посылала, и в руках у вас конверт вижу, – напомнила Катя.
– Это верно, спасибо, этот конверт и остался у меня в кармане куртки, а так бы ни в жисть не нашла тебя. Москва-то вон, какая огромная! Спасибо соседям, помогнули мне, денег на билет собрали да отправили меня. Сгорело все, Катерина, осталися мы с тобой в чем мать родила. Председатель справку мне вместо паспорта выдал, что погорелица я. Еле-еле проехала я в Москву-то.
– Вы уже сказали об этом, тетя Даша. Раздевайтесь, проходите в комнату, – сказала Катя, нахмурившись.
– Ну да, ну да, – закивала та и начала скидывать с себя куртку, платок и ботинки. – Куда идти? – обратилась она к Лере.
– Проходите сюда, – указала та путь в гостиную.
– Ну и хоромы у вас, – восхищенно проговорила женщина, входя в комнату. – Богатеи, значить? Кать, а ты у них в прислугах, что ль, живешь, аль как? – спросила она у племянницы.
– Тетя Даша, я вам писала обо всем, что со мной произошло, – напомнила та. – Вы хоть письма-то мои читали?
– А как же? Конечно, читала, только забыла уж все. Старая, наверно, стала, память уже не держится в головушке моей, – махнула женщина рукой. На самом деле ей было всего сорок три года. Правда, на вид ей можно было дать все шестьдесят. – Одежа, вижу, на тебе справная, Катерина. Хорошо платят, значит? – тем временем продолжала расспрашивать она.
– Учусь я, тетя Даша, никто мне ничего не платит.
– Да? Хахаля, значит, богатого завела, аль как?
– Нет, Катенька живет в нашей семье, как моя сестра, – влезла в разговор Валерия, видя, как девушке неудобно и стыдно. – Она учится в десятом классе, в школе, и никаких хахалей у нее нет.
– Ишь ты, сердобольные какие! Чудно мне, вроде сейчас и нет таких людей, чтоб сироту за здорово живешь пригрели. Только знайте, ничегошеньки у нее нету, домишко плохонький был, и тот сгорел, – категорически заявила беспардонная баба. – Так что дать вам нечего.
– А нам ничего и не нужно, у нас всего достаточно, – резко ответила Лера, начиная выходить из себя.
Баба это заметила и испуганно заговорила:
– Ты не обижайся на меня, дочка, я ведь одна осталася на всем белом свете, некуда мне деваться, вот я и приперлась к вам. Христом-богом прошу, не гоните, я буду у вас в домработницах служить. Я ведь работящая, да только жисть не заладилась, – торопливо объясняла она, словно боялась, что ее не дослушают и выставят за дверь. – Мужик мой еще десять лет тому назад с лесов упал и помер через месяц. Справный был мужик, строил дома – загляденье, руки его нарасхват были. Мы ж хорошо жили, правда, деток бог не дал. А так все у нас было, и дом, и хозяйство свое. Раньше я в рот спиртного не брала, а как помер мужик мой, я к винцу-то и пристрастилась, тосковала я по нем очень. Дом свой продала, когда сестра моя померла, и к Катерине переехала, к племяше своей. Ей тогда еще и восьми годков не было. Так и жили мы с ней вдвоем. А в этом годе она решила в Москву учиться уехать, и осталася я одна-одинешенька. А счас, как хатка-то сгорела, я и приехала. Куда ж мне деваться было?
– Ладно, Дарья Ивановна, оставайтесь пока, но только с одним условием, – сказала Валерия, строго глядя на женщину. – Увижу хоть раз, что выпили, останетесь по ту сторону двери, понятно? Семья у нас порядочная, никто из нас к этому делу не благоволит. Так что думайте: или на улицу пойдете, или будете жить по-человечески.
– Спасибо тебе, деточка, спасибо, благодетельница, век не забуду. Ни капли в рот не возьму, вот тебе крест, – начала божиться женщина и, неожиданно бухнувшись перед Лерой на колени, попыталась поцеловать ей руки.
– Да вы что, Дарья Ивановна, с ума сошли? Встаньте сию же минуту! – растерялась та, вырывая руки из
