старушка.
– Книгу одну прочитала, вот там как раз про такую месть написано, – выкрутилась Анжелика.
– Что в кино, что в книжках, только про одни преступления и пишут. В мое время про это и знать не знали, – снова покачала баба Вера головой. – Библию почитай, там много чего умного прописано, – повторила она.
– Да, нужно будет почитать, – грустно сказала Лика. – Давайте наконец чай пить, а то мне уже скоро бежать нужно, – улыбнулась она бабуле. – Я свой мотоцикл пока здесь оставлю. На улице гололед, на метро поеду.
– Конечно, оставляй, не ровен час, в аварию попадешь, не приведи господи, – перекрестилась бабуля. – Он есть да пить не просит, пусть стоит, сколько нужно. А ты сама-то почаще приезжай. Как сегодня, поговорим с тобой, чайку попьем, да с тортиком. Чем не жизнь? – засмеялась бабуля, прикрывая беззубый рот сморщенной ладошкой.
– Я постараюсь, – улыбнулась в ответ Анжелика. – Как только смогу, сразу же к вам снова приеду, навещу.
– Вот и ладно, вот и хорошо, – закивала баба Вера головой. – Я дюже люблю с молодежью общаться! Смотрю на вас, красивых да сильных, и свою молодость вспоминаю. А я девка была бедовая, ой, бедовая, – хихикнула она. – Ребята за мной табунами ходили. Я и в мужья себе самого видного из всех выбрала, Ивана-гармониста. Мне тогда все мои подружки завидовали.
– Он уже умер? – спросила Лика.
– На фронте погиб, в первый же месяц войны. Ему тогда только-только двадцать годков стукнуло, а мне и вовсе восемнадцать. Я после него так больше замуж и не вышла, хоть и сватались ко мне, и не раз. Это уж после того было, как я с фронта пришла.
– Вы воевали? – ахнула Анжелика.
– Да, три года, в медсанбате. На фронт я ушла после того, как похоронку на Ваню своего получила. Пошла на курсы медсестер, а оттуда – прямо на передовую. Если честно, не хотела я тогда жить, так любила своего Ванечку. Руки на себя наложить не могла – знала, что грех это большой. У меня бабушка была очень набожная, все меня в Бога верить учила, с самого детства. Ну вот, чтобы греха на мне не было, я решила на фронт уйти: думала, что убьют меня там и я снова буду рядом с Ваней. А видишь, как она, жизнь, распорядилась? И с фронта без единой царапины вернулась, и жизнь большую прожила. Мне в этом годе уже восемьдесят два стукнет, а я все живу. Война когда закончилась, мне двадцать два года было, могла бы замуж еще выйти, да не захотела. Вот так всю жизнь одинокой и прожила. Помню, когда пятьдесят мне исполнилось, я сидела перед зеркалом и смотрела на себя. Как же я тогда пожалела, что не родила ребенка! Все равно от кого, а рожать нужно было, – рассказывала баба Вера, не забывая прихлебывать из блюдечка чай и, отламывая ложечкой по маленькому кусочку торта, отправлять их в рот. – Только мудрость да правильные мысли – они с годами приходят. Теперь уж делать нечего – что есть, то и есть, буду век свой доживать, сколько мне отмерено, и уж с чистой совестью к Ванечке своему уйду. Уж поскорей бы, устала я уже.
– Да вы что, баба Вера, – замахала Анжелика руками. – Живите себе на доброе здоровье. Вон какая вы еще энергичная! Разве можно самой себе смерти желать?
– А вот поживешь с мое, деточка, столько годков землюшку потопчешь, тогда и задашь сама себе этот вопрос. А когда ответишь на него, тогда и меня вспомнишь, – улыбнулась старушка, и по ее лицу разбежались морщинки во все стороны.
– Мудрено все это, – улыбнулась Лика. – Мне пока трудно это понять.
– Это потому, что ты молоденькая еще. Живи и радуйся тому, что имеешь. А имеешь ты сейчас очень много, в первую очередь молодость, и вся твоя жизнь еще впереди. Ты только не разменяй ее понапрасну, как я в свое время.
– Не поняла, – нахмурилась Лика. – Что значит – не разменяй понапрасну?
– У женщины есть определенное предназначение. Это – родить детей и дать новую жизнь. Я вот не выполнила своего предназначения и знаю, что перед Богом за это ответ держать буду. Не забудь мои слова и обязательно дай кому-то жизнь. Тогда и твоя жизнь будет бесконечной, никогда не закончится, потому что повторится в каждом твоем потомке. Поняла? – засмеялась старушка. – Уморилась ты, наверное, от моих разговоров?
– Нет, что вы, баба Вера, мне так нравится, как вы все рассказываете. Прямо уходить от вас не хочется, а уже пора, – вздохнула Анжелика и поднялась из-за стола. – Спасибо вам большое за чай. Я постараюсь к вам почаще в гости приходить. До свидания.
– До свидания, деточка, приходи еще. Хорошая ты девушка, ты мне сразу понравилась, когда тебя сюда Мариночка привела.
Баба Вера проводила Анжелику до дверей и тихонько перекрестила ее, когда та пошла к лифту.
Виктор Николаевич чувствовал, что над его головой тоже сгущаются тучи. Он ощущал это каким-то шестым чувством и никак не мог отделаться от страха. Сам себя он, конечно, пробовал успокаивать, но толку было мало. «Да, дорогой, – разговаривал мужчина сам с собой. – Нервишки лечить нужно! Никуда не годным ты стал. Чего ты боишься? Или кого? Из совершенно достоверных источников тебе подтвердили, что девка давно кормит червей в чужой земле. Братца с его женой тоже давно сожгли в крематории, а кроме нас, родственников у них не было. Друзьям это не нужно. Какой это друг или подруга будет так мстить? Чушь собачья! И потом, почему мне кто-то должен мстить? Не думаю, что кому-то известно, какое участие принимала моя семья в тройном убийстве. Тогда кто же извел твоих сыновей? – сам себе задал вопрос мужчина и подумал: – На этот вопрос пусть ответит следователь. Да, что уж греха таить, нажили себе ребятки врагов, на пять жизней хватит. Мозгами Бог не наградил, нет бы к словам отца прислушаться, глядишь, и живы бы сейчас были. Нет, ни с кем не считались, сами с усами. Баб, как перчатки, меняли, вот и доигрались!»
Алла Ивановна вела себя почти спокойно. Она, конечно, очень тяжело перенесла потерю сыновей, но достаточно быстро пришла в себя и теперь с тревогой посматривала на мужа. Он ничего ей не говорил, но паршивое настроение сказывалось. Его стало раздражать практически все, что делала супруга. Он стал часто вспоминать о том, что инициатором всего, что они проделали с семьей его родного брата, была она, Алла Ивановна. Не практически, конечно, но теоретически – она, можно сказать, была мозговым центром операции.
– Ненасытная тварь, – процедил Виктор Николаевич, наблюдая исподтишка за женой, когда та, сидя
