– Да, Кать, случилось. Несколько минут назад мне позвонили… – И Кира пересказала подруге весь разговор с неизвестной женщиной.
– Я не люблю загадок, и уж тем более тех, которые не могу разгадать, – надрывалась у телефона Кира. – Ты бы только слышала, как она со мной разговаривала! При других обстоятельствах я даже не знаю, куда послала бы ее. Но когда она озвучила мне сумму… Кать, я понимаю, насколько это ужасно, но я действительно думаю над ее предложением. Что мне делать? – всхлипнула девушка. – С одной стороны, загадки какие-то, непонятно, в чем загвоздка. А с другой стороны, не мое это дело, а сто тысяч – это же огромная сумма! Я тогда смогу пойти в аспирантуру… я бы спокойно туда поступила, ты же знаешь, но не стала. И все из-за того, что зарабатывать нужно было, чтобы на что-то жить. А тут – сразу такие сумасшедшие доллары! Тебе же хорошо известно, что аспирантура, диссертация – это моя голубая мечта. Что мне делать, Катя-а? – протяжно проскулила в трубку Кира.
– А что делать? Брать деньги да сваливать, – дала совет девушка. – Если это действительно бывшая жена твоего Ганшина, добра не жди. Ты же сама мне рассказывала, что узнала про нее от секретарши много хорошего. Тебе нужны эти разборки? Я представляю, что это за баба. Небось конь с яйцами! Тебе с ней тягаться, сама знаешь, не по зубам. А ты сейчас на ее месте сидишь, да еще рядом с ее бывшим. Нет, нужно брать ноги в руки, хватать бабки и бежать без оглядки, вот тебе мое мнение.
– Но почему она предлагает мне такие огромные деньги? Вот что меня настораживает, – задумчиво пробормотала Кира. – Странно… Как ты думаешь, Кать?
– Говорю же, ты сейчас сидишь на ее месте, с которого она не хотела уходить. Опять же, она с мужем наверняка хочет наладить отношения. Представляешь, каково ей сейчас, когда вместе с ним она такие миллионы потеряла? За это не то что сто тысяч отдашь, последние трусики снимешь. Вот она и старается все вернуть на круги своя, а для этого ей нужно быть рядом с ним. Что там гадать? Как говорится, дают, бери, а бьют, беги, – резюмировала она. – Когда, ты говоришь, совет директоров?
– В понедельник, через пять дней, – ответила Кира. – И снова загадка. Почему я должна объявить о своем увольнении именно на совете директоров?
– Я думаю, чтобы свидетелей побольше было, – предположила Катя. – А там хрен ее знает, что у этой бабы на уме?
– Вот и я о том же, – вздохнула Кира. – Ладно, пять дней у меня еще есть, буду анализировать. Постараюсь на работе что-нибудь разнюхать.
– Ты поосторожнее там, нюхальщик, – предостерегла подругу Екатерина. – Сама знаешь, где большие деньги, там большие тайны. Не лезь, Кирюша, в эти тайны, здоровее будешь.
– Ладно, постараюсь быть осторожной. Пока, Катенька, извини, что разбудила среди ночи. Просто мне обязательно нужно было с кем-то посоветоваться. А с кем я могу это сделать, кроме тебя? Ведь ближе, чем ты, у меня никого нет.
– Прекрати немедленно из меня слезу вышибать, – проворчала в трубку Катя. – Тоже мне сирота казанская нашлась! Ты нам с Родькой роднее всех родных и прекрасно об этом знаешь. Все, пока, звони в любое время, я в ту же минуту буду рядом, если понадобится. И еще раз напоминаю: будь осторожна! – повторила свое предостережение Катя. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, моя хорошая, еще раз извини, – проговорила Кира и положила трубку.
Подруга Киры, Екатерина, тогда даже не могла предположить, что, предостерегая свою подругу, она как будто посмотрела в зеркало будущего и увидела, что может произойти.
Кира шла сегодня на работу не так, как всегда. Обычно она шла туда торопливо, стремительно, прокручивая в голове планы, которые наметила на сегодняшний день еще вчера. Сегодня ноги буквально подкашивались и не несли в нужную сторону. Но она все равно шла – потому что должна была. Потому что еще не знала, что же ей решить насчет предложения, которое ей сделала ночная незнакомка.
«Господи, дай мне сил в конце концов решить что-то! Прийти к какому-нибудь знаменателю», – молилась про себя девушка.
Ее била мелкая дрожь, и она никак не могла справиться с этим противным проявлением нервозности.
«А может, мне все рассказать шефу, и дело с концом? – подумала вдруг Кира. – Пусть сам выясняет, что там его жена надумала. Я почему-то уверена, что это она. Вот пусть и разбирается со всей этой ерундой. Ну, ты и сказанула, – сама над собой усмехнулась она. – Сто тысяч – это для тебя уже ерунда? Это большие деньги, между прочим. Нет, неправильно: это сумасшедшие деньги, которых ты никогда в глаза не видела! И вряд ли увидишь, если будешь дурой и откажешься от предложения, которое на тебя с неба свалилось. Это такие деньги, за которые тебе придется вкалывать года четыре, а то и все пять. Боже мой, Романова, какая же ты, оказывается, меркантильная особа, – горько усмехнулась Кира. – Вспомни, чему тебя учила бабушка: «Будь всегда порядочной, гордой и независимой…»
Если я приму условие той дамы, то что получится? Я стану независимой, материально, я имею в виду, хотя бы на какое-то время. А порядочность? Да уж, порядочностью в этом случае даже отдаленно не пахнет, – вздохнула она. – А моя гордость? Вот она-то пострадает сразу и бесповоротно. Наверняка потом шеф все равно узнает, по каким семейным обстоятельствам я уволилась. О боже, я представляю, что он обо мне подумает и какими эпитетами наградит, – вздрогнула Кира, и перед ее глазами тут же встало лицо Ганшина. Оно было не просто злым, оно было… – Нет, лучше даже не представлять», – тряхнула девушка головой, прогоняя страшное наваждение.
– Кирочка, что такое с вами сегодня? Вы нездоровы? – заботливо поинтересовалась Надежда Николаевна, увидев бледное лицо девушки, как только та вошла в приемную.
– Плохо спала, – кисло улыбнулась Кира и торопливо прошмыгнула в свой кабинет.
«А если быть точной, то я вообще не спала после того звонка, – уже про себя подумала она. – И сейчас буквально валюсь с ног от головной боли. А еще меня грызет совесть, паразитка такая. Прямо так и вгрызается во все жизненно важные органы. Никак не хочет смириться с тем, что я хочу заработать немного себе на жизнь. А что, собственно, я так переживаю? – начала она саму себя успокаивать. – Если уйду я с этой работы, не очень-то много и потеряю, зато нервы свои сохраню. Не так уж мне и нравится здесь. Я за этот месяц уже нервнобольной стала. Шеф на меня постоянно рычит, как собака».
– Его нужно звать не Илья Борисович, а Илья Барбосович, – проворчала Кира. – А что, неплохо звучит, между прочим, – хихикнула она. – Вызывали, Илья Барбосович? Не желаете кофе, Илья Барбосович? – закатив глазки, прогундосила она противным голосом, изображая, как бы это могло звучать. – Что это с вами, Илья Барбосович, вы сегодня ни разу не пролаяли?
