нами. Враг разгромлен и окружены немецкие войска в Сталинграде. Теперь надо удержать их там и тоже разгромить. Потом мы встретились с трудностями. Об этих трудностях я говорил Жукову, когда он приезжал к нам и докладывал соображения Ставки по плану операции. Я ему тогда сказал, что свою задачу мы решить можем, потому что чувствуется, что тут у противника слабое место. А вот удержать окруженные войска, если вы не усилите нас, мы своими силами не сможем: враг нас раздавит и выскочит из Сталинграда. Я уже рассказал, как Жуков мне ответил: пусть враг катится туда-то, мол, из Сталинграда, уже это будет большая победа - отбросить немцев от Волги. Я соглашался с Жуковым, но хотелось большего. Впрочем, думаю, что здесь у нас разногласий не могло быть: у Жукова было то же желание. Но теперь встала задача удержать и разгромить врага. И в тот вечер мы с Поповым решили вернуться не в штаб 51-й армии, а в штаб Толбухина. Он находился поближе к Советскому. К тому же у 51-й армии задача была решена, войска противника разгромлены, многие взяты в плен и впереди не маячило непосредственной опасности. А в Сталинграде находились главные силы противника. Теперь основным направлением становилось толбухинское, то есть не 51-й, а 57-й армии, самой слабенькой из всех на Сталинградском фронте, самой малочисленной. Поэтому мы и решили поехать к Толбухину и там проинформироваться обстоятельнее. Уже в пути узнали, что Толбухин перенес командный пункт в балку возле Наримана, ближе к Дону.
Поехали туда. Стояла осенняя южная ночь. Хоть глаз коли, никаких ориентиров. Мы стали искать эту балку, помотались какое-то время. Я высказал Попову сомнение: 'Маркиан Михайлович, по-моему, мы балку сейчас не найдем, бездорожье, мы там не были, ориентиров не знаем, попасть туда очень трудно'. А он бодро отвечает: 'Ну, что вы, товарищ Хрущев, для генерала главное иметь карту, компас и спидометр, чтобы отсчитывать путь, пройденный машинами. Найдем!'. Стали мы искать. Позднее этот случай превратился в анекдот. Я много раз потом вспоминал его, когда встречался с Поповым. Он тоже улыбался... Только двинулись в путь, как наткнулись на два обнаженных трупа немецких солдат. Ночью они хорошо видны. Отъехали подальше, лежит труп серой лошади. Это еще не ориентир. А вот и немецкие указатели. Читаем надписи. У Попова были два адъютанта, и один из них знал немецкий язык. А что толку? Куда бы мы ни поехали, всякий раз возвращались к тем же трупам. Просто заколдованное место какое-то! Без конца встречаем трупы двух голых солдат и серой лошади. Что за наваждение? Как по Гоголю! Нечистая сила водит нас вокруг этого места. Наконец, слышим, разговор. Кто-то едет. Мы тоже подали голос. Приблизилась машина. Вышел из нее человек и говорит: 'Я полковник, командую такой-то танковой частью'. Он узнал меня и спросил: 'Куда же вы едете?'. 'Мы едем в балку Наримана'. - 'Товарищ Хрущев, не найдете вы балку Наримана. Степь ведь. Да и зачем вам ездить? Вон передний край, видно, как взвиваются немецкие ракеты (немцы очень сильно освещали свой передний край). Тут можно напороться и на мины. Я предлагаю вам, поедем вместе. Я еду в расположение 57-й армии, знаю дорогу и вас проведу. Я еду в лазарет, ранен в руку, сначала крепился, а сейчас чувствую, что рана начинает беспокоить. Боюсь, как бы не было загноения. Хочу, чтобы там квалифицированно сделали перевязку и все, что нужно, с раной'. Я согласился, но Попов говорит: 'Нет, мы все-таки поищем сами'. Распрощались, поехали. Опять слышим говор. Подъезжает автомобиль, мы остановились, вышли из своей машины.
Оказалось, что это ехал представитель Ставки, генерал, который занимался связью. Он говорит: 'Я еду в штаб Толбухина на Волгу. Мне тоже нужно в балку Наримана, но я туда сейчас не поеду, потому что не найду ее, и вы тоже не найдете. Поехали вместе?'. Мы опять отказались. Надеялись, что найдем эту балку. Опять мы стали искать и все время кружили возле этих трупов. Кажется, что уже далеко отъехали в каком- то направлении, а потом вдруг выясняется, что где-то 'закруглились' и вновь попали на то же место: два трупа лежат и серая лошадь. Я дрожал от холода в бурке, Попов тоже. Чаша нашего терпения переполнилась. Подъехали мы в какому-то перекрестку, увидели несколько указателей на немецком языке. Офицер подбежал к ним, начал переводить с немецкого языка, куда эти указатели показывают. Попов замерз, как говорится, зуб на зуб не попадал. Кричит адъютанту: 'Тащи его сюда'. Тот сорвал указатель и притащил. Я говорю: 'Ну, прочитать-то, что написано, он тебе прочитал. А какое указатель показывает направление, неизвестно. Он же его сорвал со столба'. 'Да, - согласился Попов, - видимо, мы балку Наримана этой ночью не найдем. Давай, поедем в штаб на Волгу'. А где расположен штаб, мы хорошо знали. Солдаты говорят, что к фронту лошадь еле плетется, а от фронта - бежит. У нас-то было не совсем такое положение. Мы искали тоже штаб, но полевой. А более солидно оборудованный штаб армии был у Толбухина на Волге. Теперь мы предвкушали, как замерзшие по приезде воспользуемся баней. Толбухин любил баню, и бани у него были хорошие.
Когда приехали на Волгу, мне генерал Попов говорит: 'Ну, товарищ Хрущев, я думаю, что вы никогда не забудете, как мы с Вами блуждали, запомните на всю жизнь эти трупы немецких солдат, труп серой лошади и наши приключения, поиск направления с использованием карты, спидометра и часов'. 'Да, - говорю я, - такое запомнится надолго'. Так закончилось наше приключение, когда мы на радостях возвращались от генерала Кравченко. Разгром противника, соединение наших фронтов, завершение окружения Сталинградской группировки немцев: было чему радоваться. Эту радость мы выстрадали всем ходом войны, жутким отступлением, былыми поражениями, другими огорчениями. Донской фронт, которым командовал Рокоссовский, тоже выполнил свою задачу. Я ничего тут о нем не говорю потому, что конкретно не помню, какая в целом задача стояла перед ним. Таким образом, с севера теперь обеспечивал позиции против немецких войск Донской фронт. Сталинградский фронт должен был направить основные свои силы на юг, чтобы укрепить там оборону на случай вражеского прорыва. Мы уже поняли, что раз окруженные войска не пытаются вырваться из кольца, значит есть указание из Берлина не оставлять Сталинграда, а ждать, когда придет помощь и будет восстановлено прежнее положение.
По действиям противника мы понимали, что им принято именно такое решение. Следовательно, нужно ожидать его удара с юга и с запада. Но с запада то, что могло сюда прийти, находилось за Доном. Задача удержать эти силы ложилась на плечи Юго-Западного фронта под командованием Ватутина. Нашей обязанностью было прикрыться с юга, чтобы войска, брошенные отсюда на помощь Паулюсу, не смогли прорваться. Донской же фронт Рокоссовского при нашем участии держал кольцо окружения. На участке в направлении Котельниковского действовали 51-я армия, кавалерийский корпус Шапкина, механизированный корпус Вольского и другие соединения. Я несколько раз выезжал в эту группу войск, потому что там сложилась тяжелая обстановка. Мы знали по данным разведки, что немецкий генерал-фельдмаршал Манштейн командует группой войск, которая движется на освобождение окруженной нами группировки[144]. Он начал теснить нас. Его войска находились уже примерно в 50 км от переднего края войск Паулюса. Штаб армии Толбухина, где я находился больше всего (при штабе фронта я бывал тогда мало), расположился в Верхне-Царицынском, как раз посередине между войсками Манштейна, дошедшими до р.Мышковы, и войсками Паулюса. В первые дни после окружения Паулюса у Толбухина было настолько мало сил, что возник совершенно обнаженный участок фронта в шесть или семь километров. Там вообще ничего не было. Но в результате директивы, которая была дана Гитлером и обрекала окруженные войска на бездействие, на ожидание помощи, противник упустил возможность прорыва. Если Паулюс, как он того хотел, ударил бы на юг, то он, безусловно, имел возможность прорваться.
Удержать Паулюса мы бы не смогли. Однако, как говорится, не было счастья, да глупость Гитлера помогла. Он обрек на бездействие группировку Паулюса, сильную и вооружением, и численностью войск. Она сидела и ждала, а в это время нами принимались меры по уплотнению кольца. Вскоре после завершения окружения было решено попытаться прорвать линию обороны окруженных и разгромить их. Сил у нас недоставало, а желание было большое. Поэтому мы попытались это осуществить дивизиями Толбухина, придав ему какое-то усиление. В районе р.Червленная, на довольно пересеченной местности, мы и хотели прорвать оборону Паулюса. Мы с Поповым выехали на командный пункт к Толбухину. Расположен он был очень удобно: оттуда буквально все было видно, как на ладони. Возвышенность, внизу балка и опять подъем. Мы перед противником - как на ладони, и противник - тоже как на ладони. Я даже видел, как какой-то немецкий солдат шел по полю и вдруг исчез, видимо, в каком-то убежище. На этом направлении мы поставили танки. Не помню сейчас, кто командовал этими танками. Танасчишин, командир 13-го мехкорпуса, к тому времени был выведен на отдых и пополнение, мехкорпус Вольского находился на юге, у Котельниковского. Мы использовали все наши возможности, но бой успеха для нас не имел. И к концу дня мы увидели, что не сможем назавтра продолжать такой интенсивный бой и сломить сопротивление противника. Он имел тут и танки, и сильную артиллерию. Самолеты, правда, с его стороны не действовали. С нашей стороны действовали истребители, но в небольшом количестве. Какую-то реальную помощь наземным войскам они оказать не могли. С наступлением темноты мы прекратили атаки, тем более что
