В нашей печати его склоняли как реакционера, и вследствие этого советские люди не были к нему особо расположены. Когда развернулась вторая мировая война и Франция капитулировала, подписала перемирие, а ее новое правительство вскоре переместилось в город Виши и стало сотрудничать с немцами, де Голль бежал из Франции. В Англии он начал создавать эмиграционное руководство, занимавшееся организацией Сопротивления фашистской оккупации, повел смелую борьбу. В то время он проявил себя достойно, как истинный патриот и непримиримый враг нацизма, который потом до победного конца, до полного разгрома врага союзными войсками не складывал оружия. Ученые, изучавшие историю движения Сопротивления, нередко сравнивали роль де Голля и роль Французской коммунистической партии. Считаю, что главная сила, которая оказывала там врагу сопротивление, это рабочий класс. Коммунисты явились главным организатором вооруженных отрядов на местах, которые вели борьбу против оккупантов. Самые большие потери там понесла тоже Французская коммунистическая партия. Дюкло[113] и другие ее руководители были организаторами Сопротивления. Де Голль же обладал особым авторитетом как среди военных, так и среди класса буржуазии. То был очень звучный голос, который производил сильное впечатление. Так разные люди объединились ради общей цели - отпора врагу и очищения французской земли от оккупантов, ради дела Победы.
После войны де Голль возглавлял французское правительство, и мы отдавали ему должное. Вообще же к личности де Голля у нас отношение было двойственное. Ведь до войны мы рассматривали его как отрицательную фигуру, хотя в качестве военного он был новатором, искал новую тактику действий с применением танковых войск. Не знаю, насколько его идеи были реализованы во Франции и были ли созданы там именно такие танковые войска. Сопротивление же немцам французская армия оказала, на мой взгляд, ничтожное. Сейчас не буду вдаваться в причины того и анализировать, чем это было вызвано, тут дело военных историков, им, как говорится, и карты в руки. Зато все мы помним о дальнейшем участии французов в войне с фашистами. То, что их летчики сражались в Советском Союзе против общего врага на наших самолетах и под нашим верховным командованием[114], конечно, тоже заслуга де Голля. Он этому содействовал. Думаю, что если бы де Голль призвал летчиков не сражаться на нашей территории, то они и это выполнили бы. А большинство французов воевало на Западе, нанося удары по гитлеровской Германии вместе с англичанами и американцами.
Не помню, как конкретно прибыли к нам летчики-французы, каким сюда попали путем, но думаю, что все же не без прямого согласия де Голля. Был организован авиаполк, в составе которого они храбро сражались вместе с нашими летчиками. Это тоже характеризует де Голля: в критическую для Франции минуту он искал контакты с нами во имя разгрома гитлеровской Германии и освобождения родины. Когда де Голль приехал в Москву[115], я в те дни тоже находился там. Меня вызвал Сталин и сообщил мне о приезде этого гостя. Тогда-то я его впервые увидел. Когда Сталин сказал мне, что приехал де Голль, это прозвучало у него с гордостью. И я его понимал. Де Голль, который считался антикоммунистом и представлял, как у нас писали, реакционные военные круги, вдруг приехал в Советский Союз! За обедом, который состоялся у Сталина на квартире, он представил меня де Голлю. Людей там присутствовало немного. Сталин сказал Молотову, что де Голль предлагает заключить с нами договор. Все такие вопросы Сталин тогда обговаривал именно с Молотовым. Пункты договора я не помню, но речь шла о возобновлении отношений[116].
Еще перед первой мировой войной отношения между Россией и Францией были самыми теплыми. Потом в 30-е годы у нас тоже был заключен с Францией хороший договор [117]. В 1939 г. все пошло наоборот. А теперь отношения возобновлялись, только на новой основе. И Франция уже не та, и мы не те. Желание подписать с нами новый договор мы расценивали как признание нашей мощи и возможностей социалистической системы. Конечно, тут было признание не внутреннее, не согласие с коммунистической идеей, а признание де-факто: социалистическая система показала свою устойчивость и жизненность, оказала сильное сопротивление германской армии и нанесла ей решающее поражение. Без Советского Союза союзники не смогли бы разгромить врага в такие сроки. На это им понадобилось бы значительно больше времени и больше крови. Они, как говорится, следовали в затылок нашей армии. Не буквально, конечно. Но это мы перемалывали воинские части вермахта, оттягивали все больше и больше его сил на себя, вынуждали Гитлера ослаблять Атлантический вал.
В месяцы, когда Гитлер уже еле держался на ногах, Запад высадил десант[118] и тем самым принял участие в завершающих операциях по разгрому Германии, а потом получил возможность принять ее капитуляцию, когда немецкая армия была уже обескровлена Красной Армией. Де Голль проявил явное понимание нашей роли, большее, чем американские политики и особенно Черчилль. После обеда Сталин пригласил его посмотреть кино (он тогда всех приглашал в кино). Де Голль поблагодарил, но отказался, сославшись на то, что занят. Он хотел поработать в тот вечер над документом, который готовился к подписанию. Зал, где Сталин смотрел кинокартины, был сравнительно небольшим. Как всегда, нам были поданы туда фрукты и, в виде исключения, шампанское. Сталин пригласил также летчиков из авиаполка 'Нормандия - Неман'. Он угощал их и очень любезно разговаривал с ними. Сам был крепко подвыпивши, его даже шатало. Нам стало неудобно, мы переглядывались между собой. С нашей стороны там присутствовали при этом Берия, Маленков и я. Не помню, кто еще.
Мы беспокоились, что Сталин своим видом может создать себе плохую репутацию. Он обнимался с французами, пил сам и их спаивал. Французы могли подумать, что он пьяница. Нам же этого не хотелось, хотя такое заключение было бы абсолютно правильным. Нам было очень больно морально, но мы ничего не могли поделать. Остановить Сталина вообще никто не мог, да никто и не пытался. Это ведь означало стать его личным врагом. Из кинозала Молотов выходил на встречу с министром иностранных дел[119] Франции, и этот министр приходил к нам туда. Они уединялись с Молотовым, согласовывая документ, содержание которого в деталях я не помню. По какому-то пункту у них возникли столкновения: наша сторона не соглашалась с формулировкой де Голля, де Голль не соглашался с нашей. В конце концов кто-то кому-то уступил не то нашли взамен эластичную фразу, и договор был подписан, но не помню, где конкретно: то ли тут же - в кинозале, то ли позже, но не в торжественной обстановке. Де Голль вел себя гордо, держался достойно, не гнул спины и не склонял головы, а ходил, как человек, проглотивший аршин. Внешне он производил впечатление человека необщительного, даже сурового. Вот такие у меня остались впечатления от первой встречи с де Голлем.
После его отъезда Сталин нам рассказал, что он спросил де Голля о Торезе (Торез в это время находился в Москве[120]) и сообщил, что Торез собирается уехать в Париж. 'Когда он приедет в Париж, вы арестуете его?' Не помню, что ответил де Голль. Сталин не придавал особенного значения договору, который он подписал с де Голлем, хотя был удовлетворен тем, что Франция ищет контакты с Советским Союзом. Каждый из нас гордился бы этим. Сталин же по-своему понимал данную акцию, он смотрел как бы дальше: мол, сей договор пустяки. Вот приедет во Францию Торез, развернет вовсю работу коммунистическая партия. Ее авторитет был там очень высок. К тому же в то время она обладала большим количеством оружия и представляла реальную военную силу. Компартия имела большое влияние в народе, которое она по праву заслужила как главная организующая сила, не щадившая своих сынов в схватках с гитлеровской Германией. Эта ситуация давала не просто надежду: Сталин был абсолютно уверен в том, что коммунисты начнут определять политику Франции и, возможно, к власти придет правительство, возглавляемое их лидерами. Может быть, так и случилось бы, если бы во Франции не было тогда американских войск. Такое же положение сложилось в Италии.
Итальянская коммунистическая партия тоже была очень авторитетной. Тольятти[121] готовился даже поднять вооруженное восстание и создать свое правительство. Сталин удержал его от этого, убеждая, что восстание будет раздавлено американскими оккупационными силами, которые находились в Италии. Получилось бы то же, что потом случилось в Греции. Там коммунисты тоже были многочисленны и господствовали на политической арене, народ их признавал и шел за ними. Но англичане раздавили восстание, и рабочий класс не восторжествовал[122] . Итак, товарищ Торез выехал во Францию. Мы с напряжением ожидали, как отнесется к нему де Голль, не посадит ли его в тюрьму? И были удивлены, когда одним из своих заместителей он назначил Тореза. Это говорило о том, что де Голль умеет трезво оценивать положение и время, в которое живет. Я бы сказал, что это было мудрое решение, тем более для него, антикоммуниста. Зная авторитет коммунистической партии в народе и признавая Тореза как лидера этой партии, он правильно оценил внутреннюю обстановку. Стало быть, он был не только военным, как мы иной раз говорим - солдафоном, то
