внизу находилась плотина – по прямой не больше трехсот метров. Я достал подзорную трубу. Мощные фонари ярко освещали весь комплекс: белое административное здание, чисто выметенную асфальтированную площадку с несколькими машинами дежурного персонала, темную массу воды, намертво сомкнувшиеся створы водосброса. Дальше расстилалась совершенно черная, без единого огонька долина. Сегодня ночью в нее придет вода.
В моем портфеле дожидался своего часа щелевой кумулятивный фугас. В памяти коммуникатора хранился текст отправленного недавно электронного письма: «В Западно-Европейское региональное отделение Мирового центра предупреждения катастроф и чрезвычайных ситуаций. По данным метеорологических тестов и спутниковой фотосъемки, таяние ледников в Пиренеях создает угрозу затопления для ряда регионов, в том числе находящейся в зоне вашей ответственности Андоррской долины. Для обеспечения возможности приема излишнего объема Валиры рекомендуется профилактический сброс ста тысяч кубометров из Андоррского водохранилища не позднее двадцати четырех часов сегодняшего числа. Директор центра Хаммершильд». Интересно, какое орудие окажется сильнее? Я склонялся в пользу письма.
Региональное отделение располагалось в Лионе. Предупреждение поступило туда два с половиной часа назад. Оно снабжено сегодняшним паролем, имеет необходимые реквизиты и подписано надлежащим должностным лицом. Дежурный диспетчер может проверить информацию у Хаммершильда по прямому телефону, но не станет этого делать. Потому что дежурного диспетчера зовут Мадлен, и это она сообщила мне пароли и реквизиты. Не испытывая сомнений в подлинности документа, диспетчер передает его по специальным каналам связи местным властям и в дирекцию плотины. Официальное сообщение, комар носа не подточит. Его обязаны выполнить – точно, безоговорочно и в срок.
Однако уже двадцать три пятьдесят, а никакого оживления внизу не наблюдается. Что-то не сработало? Может, Мадлен отстранили от дежурства? Или вообще уволили… Она говорила, что начальство недовольно ее «отпусками по семейным обстоятельствам». А может, она переметнулась на другую сторону? Или ее убили?!
Когда важное событие не наступает, в голову приходят наихудшие варианты объяснений. Минутная стрелка моей «Омеги» коснулась цифры двенадцать, и тут ситуация резко изменилась. Три черных автомобиля, свернув с шоссе, подкатили к дирекции, из первого вышел солидный господин с портфелем, из двух других – не менее солидные, но без портфелей. На крыльце их почтительно встретили двое клерков из дежурной смены, и все скрылись в административном здании.
Мигая сигнальными огнями, из темноты вынырнули две полицейские машины. Одна развернулась поперек дороги, вторая понеслась вниз по ущелью. Ее громкоговорители работали на полную мощность, даже до смотровой площадки доносились обрывки фраз: «Поки… долину! …запрещено! Опасность затопле…»
Я опять оказался прав: письмо сработало эффективней бомбы. Теперь оставалось ждать.
Чтобы не терять времени, я достал маленький красный телефон и нажал несколько кнопок. На зеленоватом дисплее высветились цифры последних наборов. Владелица аппарата поддерживала связь с узким кругом абонентов: в памяти повторялись только четыре номера. Три относились к мобильной телефонной сети Испании, четвертый начинался со знакомых символов «плюс семь», а значит, находился в России. Снова «русский след»? Контакты с ним имели место всего два раза: в пятнадцать десять исходящий звонок, в двадцать один тридцать – входящий. Первый – сразу после убийства Марка, второй – через полчаса после того, как Патроков узнал, что я жив… Значит, это и есть змеиное гнездо, гадючий клубок, центр управления, где заказчики варят свою кровавую кашу! А изящный красный телефончик принадлежал координатору – посреднице между Центром и тремя местными головорезами.
Один проявился только два раза – ему адресован исходящий звонок в двенадцать тридцать, и от него поступил входящий в пятнадцать ноль пять. Если предположить, что это снайпер, то первым ему сообщили, где забрать мою фотокарточку, а вторым он отчитался о проделанной работе. Второй номер четыре раза встречался в исходящих звонках, это односторонняя связь, характеризующая малозначительную, подсобную фигуру, скорее всего, водителя. Зато третий занимал больше половины памяти: семь входящих и пять исходящих. Столь интенсивный диалог с координатором мог вести только руководитель местной сети.
Включив плафон, я аккуратно выписал все телефоны на клочок бумаги. Не терпелось выяснить, кто же заказал эту канитель, но действовать следовало аккуратно, чтобы не разворошить змеиное гнездо раньше времени. Мой смартфон имел антиопределитель номера, и я не торопясь набрал нужные цифры. Они показались смутно знакомыми.
– Да-а! – сразу же отозвалась трубка. Голос был самоуверенным и развязным. И тоже как будто знакомым.
– Ну, кто это-о? Че молчишь?!
Я узнал манеру растягивать слова и блатные интонации. Арсен Патроков! Его номер отличался от номера Аслана Патрокова только тремя последними цифрами.
Нажав кнопку отключения, я откинулся на спинку сиденья и вытер вспотевший лоб. Вот сволочь – играет против родного брата! Но что у него за интерес?
Впрочем, размышлять над этим сейчас не было времени. Я поднес к правому глазу подзорную трубу. Перед развернутым поперек шоссе автомобилем с мигающими красно-синими огнями выстроилась колонна остановленных на пути в долину машин. Двое полицейских в желтых накидках размахивали светящимися жезлами, разворачивая их обратно.
На плотине зажглись яркие прожектора, отчего вода под ними стала еще темнее. Тем отчетливее выделялись белые буруны, закручивающиеся в водоворот над отверстием аварийного сброса. Мне показалось, что я слышу гул несущегося по отводному тоннелю бурного потока. Сто тысяч кубов выплеснутся из нижнего среза тоннеля и растекутся по долине. Максимальная отметка – до полуметра. Через несколько дней вода сойдет, впитается в землю, и от происшествия останутся только воспоминания. Если бы взрыв фугаса снес основные створы и все содержимое водохранилища обрушилось вниз, последствия оказались бы совсем другими. Но на большом расстоянии эта разница нивелируется. Через полтора часа на высоте двухсот километров пройдет спутник, и к утру Аслан Патроков получит фотографии залитой водой долины. Что он на них рассмотрит? Только одно: деньги за породистую собаку заплачены не зря – купленный с потрохами Дмитрий Полянский выполнил свой контракт.
А для полноты впечатления надо добавить к снимкам еще несколько убедительных штрихов. Я вновь взялся за верную «Нокию»…
Глава 10
За годы службы мне нередко приходилось выдавать себя за того, кем на самом деле не являлся: хирурга, физика-ядерщика, американского гражданина. Последний обман помог выжить в Борсхане – аборигены точно знали: если съесть американца, придут солдаты и всех убьют. Если бы эти легенды тщательно проверялись, я бы давно сидел в тюрьме или, превратившись в каннибальский навоз, удобрял почву африканских джунглей.
Но когда я работал под видом журналиста, самая дотошная профессиональная проверка не смогла бы меня разоблачить. Сотни публикаций в газетах и журналах мира, постоянное авторство в ведущих информационных агентствах, умение быстро подготовить статью на любую тему делали такое прикрытие железным. В мире журналистики имя Дмитрия Полянского было хорошо известно – «Известия», «Фигаро», «Вашингтон Пост», агентства «Рейтер» и «ИТАР-ТАСС» даже числили меня среди нештатных авторов. Им я и разослал двадцатистрочные информации о затоплении Андоррской долины. С несколькими вариантами версий: аварийный сброс, ошибка диспетчера, диверсия. В газетах все смешается, и каждый извлечет из получившегося винегрета то, что ему больше нравится.
Час ночи. Насвистывая сквозь зубы какой-то привязавшийся мотив, я в очередной раз включил приемный блок «ДАК-500». Тишина. Радиус действия прибора – пятьсот метров. Значит, микрофон номер два, сумочка, в которой он спрятан, девушка, при которой находится эта сумочка, и ее друзья с бесшумными пистолетами в карманах обретаются дальше, чем в полукилометре. Что ж, это хорошо. Хотя я совершенно не представлял, как смогу их миновать, возвращаясь по единственной дороге на засветившемся «фокусе».
Палец машинально нажал кнопку переключения диапазонов, и решеточка динамика на серой матовой панели засвистела мне в унисон. Я перестал свистеть – приемник замолк.
