вопросы они подготовили заранее и только «хорошие». Он еще отмечает, что отец наотрез отказался от грима, даже не дал припудрить, сияющую под светом софитов лысину. Гримируются, объяснял американцам отец, актеры, а он — политик.
Интервью прошло хорошо. По мнению Шорра, Хрущев провел его «великолепно, показал себя располагающим и одновременно неуловимым и строгим собеседником». Он кратко ответил на вопросы о Венгрии, о глушении передач «Голоса Америки», а основное время посвятил теме мира и улучшению отношений с Соединенными Штатами.
«Только однажды я загнал его в угол, — пишет Шорр, — спросив о разногласиях с китайцами». Отец, по словам Шорра, долго и нудно пытался объяснить, что между советскими и китайскими коммунистами нет фундаментальных противоречий. Думаю, что отец так тогда считал на самом деле, но Шорр ему не поверил.
И последнее. Говоря о квинтэссенции телевизионного дебюта Хрущева, Шорр нашел ответы отца «стандартными», «все это Хрущев говорил и раньше, в интервью не оказалось ничего сенсационного. Будучи слишком “внутри” происходившего, — поясняет Шорр, — я упустил главное: сенсацию, огромные газетные заголовки по всему миру сделало само появление Хрущева, живого, здорового и совсем нестрашного в американских домах на экранах телевизоров».
Между ним и Хрущевым, по мнению Шорра, установились «особые» отношения.
«На одном из приемов, — рассказывает дальше Шорр, — Первый секретарь (отец —
Изложение тоста отца я оставлю на совести Шорра, стиль разговора — не отцовский, но смысл передан правильно.
Генри Шапиро, Марвин Калб и все, все, все
В отличие от большинства советских государственных деятелей, отец любил общаться с журналистами, своими и особенно с западными, считал необходимым установить с ними хорошие, даже дружеские отношения. От журналистов зависит, как они подадут тебя в своих газетах, благожелательно или вымажут дегтем. Конечно, основные акценты расставляет политика, но и от человека пишущего зависит многое.
На пресс-конференциях отец обращался к представителям западных изданий напрямую, многих помнил по именам. Он не начинал интервью, не убедившись, что все его «друзья» на месте.
— Я не вижу господина Шапиро, — говорил он, вглядываясь со стационарного или импровизированного возвышения в толпу роящихся вокруг него корреспондентов.
Низкорослый, кругленький как шар, с неизменной трубкой в зубах, корреспондент «Юнайтэд Пресс» Генри Шапиро легко терялся в толпе рослых американцев. В ответ на призыв отца он становился на цыпочки, расплывался улыбкой из-под щеточки усов, размахивал руками, показывая, что он здесь. Отец ценил Шапиро за объективность и серьезность оценок, и Шапиро платил ему тем же, он не гнался за дешевыми сенсациями, особенно «с душком».
Убедившись, что Шапиро на месте, отец не успокаивался. А где «Петр Первый?» — снова обводил он глазами собравшихся. «Петром Первым» за его петровский рост он прозвал американского телевизионщика Марвина Калба. С Калбом проблем не возникало, он на голову возвышался над любой толпой. Перечислив имена еще нескольких своих «приятелей», отец заканчивал «перекличку» и переходил к делу.
Отец понятия не имел, что избранная им интуитивно манера общения с прессой один в один соответствует тщательно просчитанной «фривольной» линии поведения американских президентов на пресс-конференциях Белого дома. Там принято «знать» представителей ведущих информационных агентств в лицо, окликать их по именам. Только в отличие от отца, перед американским президентом кладут заранее заготовленную «рассадку», где указано, кто где сидит, кто кого представляет и, естественно, кого как зовут. Отец же в подсказках не нуждался, держал все в голове. И симпатизировал он журналистам по-человечески искренне, а не только по долгу службы.
Иногда доходило до курьезов. Все тот же Даниэль Шорр с удовольствием рассказывает историю, как он отпрашивался у Хрущева в отпуск. На одном из дипломатических приемов, улучив момент, когда толпа вокруг отца поредела, Шорр, напустив на себя унылый вид, подошел к Хрущеву и посетовал, что только он может ему помочь.
«— В чем же ваша проблема, господин Шорр? — поинтересовался Хрущев. (Здесь и дальше воспроизвожу слова Шорра. —
— Мои руководители в Нью-Йорке не позволяют мне уехать из Москвы из-за слухов о предстоящем Пленуме Центрального Комитета, — пожаловался Шорр.
Хрущев кивнул головой в знак понимания.
— Когда точно вы собираетесь в отпуск? — спросил Хрущев доверительно.
— Завтра, — ответил я.
— На сколько? — поинтересовался Хрущев.
— На две недели, — уточнил я.
— И вы опасаетесь, что в эти две недели состоится Пленум ЦК? — снова спросил Хрущев.
— Именно, — повторил я. Диалог становился забавным.
— Можете идти в отпуск, — навалившись на меня животом, прошептал в мое ухо Хрущев.
— Вы обещаете, что Пленум не соберется? — перестраховался я.
— Если случится что-то неожиданное, мы соберемся без вас, а так отдыхайте спокойно, — Хрущев дружески ткнул мне пальцем под ребро», — заканчивает свое повествование Шорр.
Отец сдержал слово — пока корреспондент Си-би-эс в Москве Даниэл Шорр отдыхал, не только не собрали Пленум ЦК, но и вообще ничего интересного в столице не происходило.
«Честная» пятилетка
20 — 24 декабря 1956 года, под самый Новый год, собрался Пленум ЦК. Обсуждали шестую пятилетку 1956–1960 годов. Пятилетку, как и полагается, подготовили заранее, к концу 1955 года Госплан Байбакова вместе с Экономкомиссией Сабурова свели цифры воедино и представили руководству страны. Затем документ рассмотрели на Президиуме ЦК. 15 января 1956 года, опубликовали в газетах основные параметры роста экономики. В феврале 1956 года ХХ съезд партии, заслушав доклад Булганина, утвердил ориентиры (директивы) будущей, то есть уже начавшейся с 1 января, пятилетки.
Прочитав в «Правде» задания на следующие пять лет, я переполнился гордостью за нашу страну. Стали в 1960 году предписывалось выплавить 68,3 миллиона тонн, по сравнению с 45 миллионами тонн в 1955 году, угля добыть — 593 миллиона тонн, удвоить до 19,6 миллионов тонн производство минеральных удобрений, удвоить добычу нефти с 71 миллиона тонн в 1955 году до 135 миллионов тонн в 1960, удвоить производство электричества — в 1960 году выработать 320 миллиардов киловатт-часов, в шесть раз увеличить производство блочных жилых домов и так далее по каждой позиции, конкретные и очень впечатляющие цифры.
В конце сороковых годов мы мечтали о добыче 60 миллионов тонн нефти как о чем-то сказочном, а теперь — 135 миллионов тонн! Скоро мы сравняемся с США по выплавке стали, а там и обгоним их, займем лидирующее место в мире. Гордость за свою Родину с большой буквы, за ее достижения просто распирала меня. И не меня одного, вся страна жила, я не побрезгую штампом, единым порывом. Слова из популярной песенки: «Зато мы делаем ракеты, перекрываем Енисей, / А также в области балета мы впереди планеты всей», — тогда не звучали пародией, а были точным слепком с эпохи.
Вместе со всеми и, наверное, больше всех шестая пятилетка радовала отца. Той зимой, во время
