— Ну, из армии без ЦК он вас не выгонит, не прибедняйтесь, — не поддержал Андрея Антоновича отец.
Они еще немного поговорили о предстоящей поездке отца в ГДР и закончили разговор, довольные друг другом.
Отец Жукову звонить не стал, не такое уж это важное дело, поручил Суслову уладить все с армейским Политуправлением. На одной из встреч с военными, отец проводил их регулярно, он, невзначай столкнувшись с маршалом Семеном Константиновичем Тимошенко, рассказал ему об истории с отчетами. Они хорошо знали друг друга. До войны Тимошенко командовал Киевским военным округом, а потом Юго- Западным фронтом, вместе они отступали от западной границы почти до самого Сталинграда.
— Как это можно? — пожаловался отец. — Пишут их не дяде на деревню, а в ЦК.
— Попробуй, напиши, — насупился Тимошенко, он явно не желал развивать затронутую отцом тему.
— Почему так? — заинтересовался отец.
— А субординация? — неопределенно ответил маршал.
— Какая субординация? — отец вцепился в него всерьез.
— ЦК далеко, а министр, да еще такой министр, под боком, — недовольный, что его прижали к стенке, буркнул Тимошенко и отошел.
Отцу вспомнилась очень похожая прошлогодняя история. В августе 1956 года, вслед за пролетом над Москвой на высоте более 20 километров американского самолета-разведчика У-2, отец распорядился ежемесячно докладывать ему о состоянии дел в войсках ПВО, о разработке новых высотных зенитных ракет и самолетов-перехватчиков. Первый доклад в ЦК подписали: от промышленности — заместитель Председателя Совета Министров Хруничев, а от военных — заместитель министра обороны, главком ПВО маршал Сергей Сергеевич Бирюзов. Копии, как полагается, послали министру обороны Жукову и его первому заместителю маршалу Коневу.
До отца дошли слухи, что Жуков устроил Бирюзову страшный разнос, заявил, что у того нет права напрямую обращаться в ЦК, и он, Жуков, у себя таких заместителей не потерпит. И не потерпел, 21 ноября 1956 года Жуков предложил упразднить одну из должностей заместителя министра обороны, ту, которую занимал Бирюзов. Тогда отец на это снова не обратил внимания, ЦК с подачи министров постоянно упразднял одни вакансии или учреждал другие. Теперь же старая история представилась в ином свете.
А тут еще детская, на первый взгляд, история со встречами и проводами. Испокон века, куда бы ни приезжало высшее руководство, хоть император во времена империи или первый секретарь ЦК в советские времена, все местные чины выходили его встречать, в том числе и военные. К этому все привыкли, каждый знал, где стоять, когда руку пожимать. Во время недавней поездки в Прибалтику, при переезде из Эстонии в Ленинградскую область, среди встречавших отца не оказалось командующего округом генерала Матвея Захарова, человека отцу тоже не постороннего. Они познакомились в 1943 году, когда Захаров заступил на должность начальника штаба Степного, а затем 2-го Украинского фронта. Отец удивился, но тут же забыл: возможно, приболел генерал. Грузный, запыхавшийся Захаров появился, когда уже рассаживались по машинам и на вопрос, почему он припозднился, ответил уклончиво. Такая его реакция возбудила любопытство отца. Если плохо себя чувствовал или с машиной что случилось, то он бы прямо ответил, а тут почему-то заюлил. Допытываться отец счел тогда неудобным, да и повод пустяковый. Позднее, уже в Ленинграде, Захаров сам подошел к нему и признался, что имел неприятный разговор с Жуковым. Тот не одобрил его выезд на встречу Хрущева, а когда узнал, что генерал все-таки поехал, устроил ему нахлобучку. Захаров искренне недоумевал, что же он натворил?
После разговора с Захаровым отцу припомнилось, как в мае прошлого, 1956 года, когда они вместе с Тито ездили в Сталинград, он пригласил туда бывшего командующего фронтом, а ныне — Северо- Кавказским военным округом маршала Еременко приехать и рассказать высокому гостю о происходивших осенью 1942 года боях. Еременко в Сталинград прибыл немедленно, но пожаловался, что поступил так вопреки воле министра. Жуков даже специально вызывал его в Москву, «драил» более двух часов, а в заключение просто нагрубил: «Нечего тебе там делать. Выслуживаешься?»
— Я же командующий округом, в который входит Сталинград. Встретить вас с товарищем Тито — моя прямая обязанность. При чем тут выслуживаешься? — плакался отцу Еременко.
Тогда отец на слова Еременко внимания не обратил. Он хорошо знал характер Еременко, во время боев под Сталинградом они с командующим фронтом жили в землянке бок о бок не одну неделю. Еременко всегда на всех жаловался. К тому же Еременко не любил Жукова, а Жуков не любил Еременко. Каждый из них доказывал, что ему первому пришла мысль окружить Паулюса в 1942 году, и он первым доложил ее Сталину.
Но это то, что лежит на поверхности. На самом деле Жуков не мог «простить» ни Еременко, ни Рокоссовскому их побед в Сталинграде. Сейчас мы учим в школе, что Сталинградская битва — поворотный момент в Великой Отечественной войне. А осенью 1942 года обстановка складывалась иначе. Когда ценой огромных усилий и жертв удалось остановить немецкое наступление на юге и начали думать об ответном ударе, для него, вернее для них, избрали не одно, как мы привыкли думать, а два направления: первое — под Сталинградом, другое — под Ржевом, по мнению современных историков, вспомогательное. Но почему- то этим «вспомогательным» Ржевским наступлением Сталин поручил заниматься не кому-либо, а Жукову, Сталинградским же — генералу Василевскому. Дело в том, что Сталин продолжал считать московское направление основным и самым опасным, а Ржев находился именно на московском направлении.
Давайте взглянем на расстановку сил. У Жукова под Ржевом на трех фронтах сосредоточили в общей сложности почти два миллиона человек, 31 процент общих людских ресурсов, 24 тысячи орудий и минометов, то есть 32 процента всей артиллерии, 3 300 танков (почти 50 процентов от имевшихся в наличии) и 1 100 самолетов. В общей сложности 35 процентов всех войск.
А трем фронтам, участвовавшим в Сталинградской операции, выделили чуть более миллиона солдат, 15 тысяч орудий и минометов, 1 400 танков и 900 с небольшим самолетов.
Концы с концами не очень сходятся. На направлении «главного удара» сил вдвое меньше, чем на второстепенном, отвлекающем.
Дальше — больше. Наступление под Сталинградом началось 19 ноября, а удар под Ржевом в направлении на Смоленск запланировали на 25 ноября, когда обеспокоенные немцы начнут снимать дивизии с западного направления и перебрасывать подкрепление на юг, к Сталинграду. В случае нанесения отвлекающего удара обычно наступают наоборот. Вот и получается, что осенью 1942 года Сталинградское направление считалось если не отвлекающим, то вспомогательным.
Однако в жизни все получилось иначе: Рокоссовский и Еременко (от Центра их действия координировал начальник Генштаба Василевский) собрали в кулак на главном направлении все имевшиеся у них силы, ударили разом, прорвали оборону немцев, окружили армию Паулюса и победили. Тогда как «представитель Ставки Верховного командования Жуков в операции под Ржевом распылил силы, — я цитирую российского военного историка А. В. Исаева, — вместо двух-трех сильных создал тринадцать слабых ударных группировок, каждая в три-четыре дивизии с одним танковым корпусом в придачу. В результате множественность ударов, из которых более половины были сковывающими, привела к распылению средств и не позволила сломить сопротивление немцев».
Бои под Ржевом продолжались до конца декабря 1942 года, стоили более миллиона жизней и закончились полным провалом.
Тогда-то Сталин и приказал считать удар под Ржевом отвлекающим, вроде все так изначально и задумывалось. Но Жуков-то знал правду и знал, что Еременко с Рокоссовским ее знают тоже. Теперь, когда война ушла в прошлое, маршалы продолжали сводить старые счеты. Одна мелочь наслаивалась на другую, тоже, казалось бы, не достойную внимания, а вместе они выстраивались в систему и заставляли задуматься. Получалось, что это не ревность и не случайность, а некая выстраиваемая Жуковым политика. Другими словами, Жуков старался целенаправленно изолировать политическое руководство страны от высшего армейского командования.
Вскоре отец убедился, что его опасения небеспочвенны. 7 августа 1957 года Хрущев вместе с Микояном и Громыко отправились в ГДР с официальным визитом. Отец взял меня с собой. В Берлине на аэродроме все шло по заведенному ритуалу: немецкие руководители, пионеры с цветами, командование нашими оккупационными войсками. Пожимали руки, шутили, улыбались. Когда очередь дошла до Гречко,
