обеспечения продовольствием. Необходимы не только стабильность, но и подвижность цен на сельскохозяйственные продукты».
«Сейчас мы покупаем зерно во всех колхозах, — отец развивает ту же тему в другом выступлении. — Видимо, скоро настанет время, когда государство начнет покупать хлеб в тех колхозах, которые продадут его по более низкой цене. Те колхозы, которые будут выращивать дорогой хлеб, окажутся перед серьезными трудностями в сбыте зерна. Государство дорогой хлеб не купит, вряд ли на него найдется спрос на рынке. Отсюда задача снижения себестоимости продукции встает как одна из наиболее важных».
«На смену налогу приходит свободная продажа и покупка продуктов по ценам, отражающим уровень производства и производительности труда», — говорил отец в выступлении на Пленуме ЦК 15 декабря 1958 года и пошел дальше, заявив, что принцип свободной продажи продуктов постепенно распространится на все отрасли хозяйства.
Слово «конкуренция» не произнесено, но оно читается между строк. В этих заявлениях при желании можно разглядеть намек на рыночное колебание цен, определяемое спросом и предложением. Все зависит, как смотреть и что пытаться рассмотреть. Важно, что такая мысль возникла, она логически вытекала из всех предыдущих поисков отцом той ниточки, дернув за которую, он сможет развязать весь узел противоречий советской экономики. И теперь ему казалось, что эту ниточку он нащупал.
По сути, отец попытался изменить структуру взаимоотношений в советском обществе, вместо продвижения к предписанному теорией прямому продуктообмену без всякого участия денег — бартеру, он разворачивался к рынку, когда покупатель стремится купить товар подешевле, а продавец продать его повыгоднее. Робкий, но все-таки шаг. На переход к закупкам сельскохозяйственной продукции отец возлагал большие надежды. По существу, он провозгласил то, что через двадцать лет, в 1978 году, повторит Дэн Сяопин, но не просто повторит, а проведет этот принцип в жизнь, сделает его стержнем реформирования китайской экономики.
Отцу же, к сожалению, преодолеть инерцию системы не удалось. Замена обязательных поставок продажей сельскохозяйственных продуктов дала некоторую передышку крестьянам, но совсем небольшую и недолгую. Платили теперь за не сдаваемый, а продаваемый государству хлеб по-прежнему мало, столько, сколько Министерство финансов считало возможным заплатить. А финансисты — люди скупые. Других же покупателей, как и предсказывал отец, на «рынке» не находилось. Оставалось одно — сокращать издержки, повышать эффективность производства, как и советовал колхозам отец.
Но и тут получалось не все ладно. Согласно новому закону, колхозникам предстояло выкупить у МТС технику по сниженным ценам в течении двух-трех, но не более пяти лет. При этом слабые колхозы могли машины и не покупать, их продолжали бы обслуживать МТС. Однако денег в бюджете, как водится, не хватало и финансисты решили, что хорошо бы все свернуть за год, причем обязать «покупателей» расплатиться не в рассрочку, а за все разом и сполна.
Как удалось уговорить отца, ума не приложу, ведь, выступая в марте 1958 года на сессии Верховного Совета СССР, он приводил цифры, доказывающие, что такое просто невозможно, «неделимые фонды колхозов в 1958 году составляли примерно 25 миллиардов рублей, а стоимость передаваемых им машин, с учетом износа, оценивалась в 18–20 миллиардов рублей».
Сам сказал, и вот на тебе. Так и хочется найти спасательную лазейку, объяснить, что бюрократы действовали за его спиной, обманывали. Может быть, и обманывали, но первое лицо несет ответственность за все и за всех независимо ни от чего. Да и не знал он, увлекся, сам призывал не раз следовать примеру «маяков», досрочно забиравших технику и расплачивающихся за нее, конечно, добровольно. Но он, в свою очередь, знал и цену «добровольности», если Москва и ЦК к чему-либо призвали, то уж обкомы и райкомы выколотят это «добровольно» с не меньшим усердием, чем раньше НКВД выколачивало из «врагов народа чистосердечные признания». Негативные последствия не заставили себя долго ждать. Если в конце 1957 года насчитывалось 7 903 МТС, то к концу 1958 года их осталось 346, а в 1960 году — всего 29. На покупку машин колхозы потратили 18 миллиардов рублей.
В результате инвестиционный потенциал колхозов сошел к нулю. На новые преобразования: строительство, улучшение агротехники — средств практически не осталось.
В дополнение ко всему, не знаю уж каким образом, вопреки требованиям отца «изменить практику неимоверного завышения цен на сельскохозяйственные машины, горючее и другие изделия для колхозов», им повысили цены на запасные части к передаваемой технике, горючее, а потом и на новые машины. Причем цены выросли не на 5 — 10 процентов, а в два и более раз.
Тогда же, основываясь на предположении, что после передачи техники колхозам, «эффективные новые собственники» распорядятся ей куда рациональнее, чем МТС, обойдутся меньшим количеством машин, решили сократить производство сельхозтехники. Сказано — сделано. Планы производства урезали. Запорожский комбайновый завод «Коммунар» вообще перепрофилировали на производство автомашин, горбатых «Запорожцев», скопированных с итальянских малолитражек «Фиат-600».
Как это часто случается, реалии жизни оказались далеки от ожиданий. В колхозах механизаторы не стали работать лучше, зарплата у них не только не возросла, но даже упала, в результате кое-кто вообще ушел в город. Потребность в технике не понизилась, а, начиная с 1960 года, повысилась, пришлось принимать меры по увеличению производства сельхозмашин. Следом устранили и финансовые «перекосы», в 1961 году колхозам списали остававшиеся долги за переданную технику, снизили цены на сельскохозяйственные машины, запасные части к ним, горючее и смазочные материалы. Жизнь постепенно вошла в свое русло.
Большинство специалистов, отдавая должное прогрессивности задумок Хрущева, оценивают эту его реформу как неудачную.
Но можно взглянуть на реформу МТС под иным углом. Отец всерьез задумывается о необходимости изменения самой системы, впервые в обиход вводились понятия пусть еще дорыночной, но конкуренции. В этом смысле реформа МТС — очередной после совнархозов логический шаг в направлении децентрализации сверхцентрализованной экономики.
Перестановки во власти
На той же, мартовской 1958 года сессии Верховного Совета СССР Булганина освободили от обязанностей главы правительства. На его пост назначили Хрущева.
Судьбу Булганина предопределил провал попытки разделаться с Хрущевым в июне 1957 года. Однако с принятием окончательного решения отец тянул. Он не считал своего теперь уже бывшего друга ни опасным противником, ни серьезным соперником, полагал, что в «антипартийную» заварушку его втянули Маленков с Молотовым, но и от предателя рядом с собой отца с души воротило. С другой стороны, отец полагал, что массовые одномоментные отставки в высшем руководстве на окружающий мир произведут неблагоприятное впечатление. Поэтому, разделавшись с ядром заговора, отправив подальше от Москвы Молотова, Маленкова, Кагановича и «примкнувшего к ним Шепилова», он не спешил решать судьбу остальных заговорщиков.
Ворошилов с Булганиным, несмотря ни на что, надеялись, что все обойдется. Первый уповал на свое прошлое: герой Гражданской войны, «первый», пусть и весьма неудачливый, советский маршал. Булганин рассчитывал на многолетнюю дружбу с отцом. Оставались еще Первухин с Сабуровым, тоже давние знакомые отца, но никак не друзья. Особых иллюзий они не питали, но и особенно за свое будущее не опасались. Если уж с Молотовым и Маленковым обошлись не по-сталински, не только оставили в живых, но и предоставили работу, то и им подыщут что-нибудь по специальности. Неприятно, конечно, но ничего не поделаешь.
Но недавнее «антипартийное» прошлое Булганина — это только наиболее видимая часть проблемы. Отца тяготила безынициативность Булганина, его почти нескрываемое равнодушие, если не сказать, отвращение к работе. Он отсиживал в своем кабинете положенные часы, но по-настоящему оживлялся, только покидая Кремль.
Приятное общество, красивые женщины, актрисы (одно время он настойчиво ухаживал за Галиной Вишневской), застолье влекли его куда больше, чем отчеты о выполнении и невыполнении планов, проекты
