отличный урожай, подует майский суховей, дай бог вернуть брошенные в землю семена. И такое там происходит через каждые два-три года. Ученые называют подобные районы зоной рискованного земледелия.
«Ничего не поделаешь, приходится рисковать, — повторял отец, — хороший урожай, даже не каждый год, все равно делает целину привлекательной. Канада тоже лежит в поясе риска и очень даже в нем процветает».
В связи с целиной отец перечитал все, что ему достали о зерновом хозяйстве канадского пшеничного пояса. Канадский пример служил ему серьезным аргументом в спорах с противниками целины.
Отец считал, правильнее сказать, так ему разъяснили московские ученые-аграрии, что без удобрений целина продержится лет пять-семь, потом почва истощится, урожаи упадут, и придется ее, так же, как и старопахотные земли в Европейской части страны, удобрять. Но — на пять-семь лет страна не только получит передышку, но и подсоберет ресурсы, нужные для производства удобрений.
Я запомнил аргументы отца очень хорошо, говорил он о целине не только в ЦК, но и дома, не с нами, а со своими гостями-собеседниками, но в нашем присутствии.
Взор отца устремился на восток сразу после сентябрьского Пленума. Он, пользуясь тем, что партийные руководители сибирских районов и Казахстана еще не разъехались из Москвы, решил с ними посоветоваться. Сколько там пустующих земель, отец точно не представлял, сам он в Сибири и Казахстане пока еще не побывал, а предоставленные ему московскими учеными цифры противоречили друг другу. Начал он с величественного (по словам Наталии Сац) секретаря ЦК Казахстана Жумабая Шаяхметова. В кресло секретаря ЦК Шаяхметов пересел в 1938 году, до того он работал в ведомстве Ежова, в наркомате внутренних дел. Это и естественно, Казахстан тогда тифозной сыпью испестрили лагеря, между ними, там, где энкавэдэшники еще не успели нагородить колючую проволоку, местные пастухи-казахи гоняли по степи отары овец. И вот теперь, видевший все и всех Шаяхметов, сидел в кабинете отца на Старой площади и размышлял, как ему себя вести. Распахивать пастбища ему совсем не хотелось, на них паслись овечьи отары его предков, переселившиеся в Казахские степи с Алтайских гор еще в VIII веке. Он понимал, что сами казахи этим заниматься не станут — не умеют и не любят они копаться в земле. На их земли придут русские, украинцы и кого там еще решат в Кремле переселить в его Казахстан. Вековым кочевьям казахов наступит конец, а вместе с тем наступит конец и его власти, власти Жумабая Шаяхметова. Его кресло займет умеющий возделывать пшеницу русский или украинец. Сидя напротив Хрущева, Шаяхметов привычно хитрил, прикидывал, как бы изловчиться провести Хрущева и при этом не оступиться самому.
Отец начал разговор с того, что Казахстана он совсем не знает, надеется на помощь собеседника. Шаяхметов пошел ва-банк, объяснил, что, к сожалению, все, что возможно, в республике уже давно распахали, больше пригодных к земледелию площадей нет, одни солончаки. Шаяхметов понимал, что отец — не простачок и цифру в 6 миллионов гектаров взял не с потолка, и решил торговаться, как всегда торговались его предки с пришельцами из Европы. Он задумался, пожевал губами, как бы что-то прикидывая, уступил: можно, если постараться, наскрести два-три миллиона гектаров, но о шести и речи не может быть. Ответ Шаяхметова огорчил отца, но не обескуражил. Он уже понял, что гость хитрит и откровенного, государственного разговора не получится.
Отец зашел с другой стороны, начал вызывать поодиночке секретарей казахстанских обкомов, дотошно выспрашивать их о возможностях каждой области. Конечно, секретари прослышали о беседе отца с Шаяхметовым, знали и о его позиции, но решили, видимо, Жумабая «топить». Они без колебаний называли отцу сотни тысяч, даже миллионы гектаров земель, пригодных к распашке в их областях.
Рассчитанные московскими аграриями 6 миллионов гектаров набрались без труда. Одновременно определилась судьба Шаяхметова — с началом распашки целинных земель ему в секретарях ЦК больше не усидеть.
Проблема Шаяхметова разрешилась сравнительно легко, из первых секретарей ЦК Компартии Казахстана его в феврале 1954 года убрали, перевели секретарем Южно-Казахстанского обкома партии. Воспитанный в нравах сталинских чисток 1930-х годов, он ожидал расправы, не сомневался — новое назначение только ширма, за ним неумолимо последует арест. Так происходило на его памяти всегда.
Ареста не последовало, Шаяхметов, насколько я знаю, первым в послесталинские времена не поплатился жизнью за свои убеждения, за противопоставление своего мнения мнению Москвы. Его не объявили националистом, не приклеили еще какой-то привычный в те времена политический ярлык. Отец отозвался о нем критически, но ни в чем не обвинил, сказал, что «товарищ Шаяхметов, честный человек, но для такой большой республики, как Казахстан, слаб».
В 1955 году Шаяхметова отправят на пенсию. Он проживет еще одиннадцать лет и умрет своей смертью. На место Шаяхметова, как он и предполагал, прислали варяга. Первым секретарем стал белорус с украинской фамилией Пономаренко, а вторым «украинец» с русской фамилией — Брежнев.
Но я немного забежал вперед. 13 января 1954 года записку отца рассматривали на Президиуме ЦК. Присутствовавшие отнеслись по-разному. Маленков с готовностью высказался «за». А вот Молотов посчитал распашку земель на востоке страны ошибочной и идеологически неверной. По его мнению — это тупиковый, экстенсивный путь развития земледелия. Следует, как учил Сталин, повышать интенсивность сельского хозяйства, увеличивать урожайность на имеющихся площадях, поддержать Нечерноземье, российскую глубинку, а не шарахаться бог весть куда.
Вот только как повысить урожайность не в далеком будущем, а немедленно, Молотов не сказал. Он говорил об удобрениях, которых нет, и в скором будущем их появление не предвидится. Появятся они, в лучшем случае, через десять лет. И строительство заводов для их производства обойдется дороже распашки целинных земель. Одних удобрений тоже недостаточно, интенсивное сельское хозяйство требует более высокой культуры земледелия, постоянной обработки посевов, безостановочной борьбы с сорняками. В странах с интенсивным ведением сельского хозяйства кукуруза дает такие урожаи, что никого не приходится уговаривать ее возделывать, а у нас, сами понимаете, распахал, посеял, а дальше вся надежда на Бога. Но Молотова это мало интересовало — главное, Сталин был против, а он привык Сталину верить.
Остальных членов Президиума ЦК целина особенно не задевала, и они охотно поддержали отца.
Для распашки и освоения 13 миллионов гектаров требовались люди, очень много людей, которые бы согласились поехать в Сибирь не на сезон, а обосноваться на новых землях навсегда. Осваивать целину в 1954 году по Столыпину не получалось, в отличие от начала ХХ века, лишних рук в деревне не осталось. Приходилось искать трудовые ресурсы в других местах.
Отец предложил кликнуть клич, призвать на подвиг освоения целинных земель молодежь, солдат, демобилизующихся из армии — где начали сокращение личного состава. Одновременно решили бросить туда всю производимую технику.
Споры о целесообразности распашки целинных земель не утихли и спустя полвека. Снова и снова поднимается проблема обезлюдения деревень, особенно на северо-западе, с его малоурожайными, подзолистыми почвами. Правда, удобрений в XXI веке производится в избытке, но их оказалось недостаточно, чтобы остановить деградацию «неперспективных» сел. Кто только не говорит о горькой судьбе, о вымирании исконно российских деревень. Снова обсуждают, где взять громадные капиталовложения, необходимые для их «подъема», капиталовложения, которых нет, как их не было и пятьдесят лет тому назад.
Мне этот спор кажется беспочвенным. Перетекание сельского населения из малоплодородных районов в более плодородные так же естественно, как и необратимо. Вся история человечества — один огромный пример поиска людьми лучших земель, лучшей жизни. Все те полвека, что россияне спорили о путях спасения российской деревни (как будто Сибирь — не Россия), нас кормила заграница, в значительной мере США и Канада. Кормила за счет ими освоенных собственных целинных земель, канзасских и айовских, распаханных в середине ХIХ века западных прерий.
Американская цивилизация возникла в ХV веке тоже на северо-востоке, в Новой Англии. Тогда фермеры бросили первые зерна в каменистую подзолистую почву — такие уж почвы в северных краях, как в Америке, так и в России, — собрали первый небогатый урожай. Весь шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый и начало девятнадцатого века они выхаживали эту землю, возделывали, удобряли, выбирали камни из пашни. За прошедшие столетия насобирали столько камней, что из них понастроили ограды между полями. Земля все три века платила им за заботы скромным урожаем, его хватало на прокорм
