Обсуждение продолжилось. Отец спросил Дементьева о его отношении к новым идеям.
— Мы всё подробно обсудили с Владимиром Николаевичем, — отозвался Петр Васильевич. — У нас уже подготовлены планы освоения ракеты в производстве. Справимся.
— А как с двигателями? — поинтересовался отец. — Глушко и Янгель с Королевым поделить не могут, а тут еще вы вмешаетесь?
В его голосе прозвучала настороженность. Разрастающийся конфликт между главными конструкторами начинал беспокоить его не на шутку.
— Мы все решим внутри, силами авиации, — перехватил инициативу Дементьев. — Подключаем сильного воронежского двигателиста Косберга Семена Ариевича. Он берется.
— Ну что ж, это хорошо. Чем меньше монополизма, тем лучше, — отозвался отец. Фамилию Косберга он услышал впервые.
Плодотворный союз Челомея с Косбергом позволит им создать не одну удивительную ракету. В их отношениях будут и размолвки, и скандалы, но судьбы двух конструкторов останутся связанными неразрывно. В конце 60-х годов Семена Ариевича вызовут на срочное совещание в Москву. На зимнем гололеде машину занесет, авария — и через несколько дней Косберга не станет.
В заключение доклада Челомей поднял деликатный вопрос: его конструкторское бюро перегружено. Для решения новых задач хорошо бы в помощь ему подключить занятый не столь актуальной тематикой авиационный коллектив. Владимир Николаевич не указал адреса; в случае согласия пусть последнее слово останется за министром. Отец не возражал. Предложение соответствовало его намерениям ужать авиацию.
— Ну а что скажет председатель комитета? — повернулся он к Дементьеву.
Петра Васильевича вопрос не застал врасплох. Они все уже давно обговорили с Челомеем, взвесили все за и против. Тем не менее Дементьев начал с начала. Микоян, Лавочкин, Сухой — их трогать невозможно, за ними фронтовая авиация, без которой не обойтись. Отец согласно кивнул головой. На Ильюшине и Антонове висят пассажирские самолеты. О Туполеве и говорить нечего.
По мнению министра, оставался один Мясищев. У него в Филях отличный комплекс: современнейшее конструкторское бюро и большой завод. В случае принятия предложения будет не только где проектировать новую ракету, но и тут же можно организовать ее производство.
Сейчас Мясищев заканчивал разработку нового сверхзвукового стратегического бомбардировщика М- 50. Если КБ переориентировать на ракеты, с ним придется распрощаться.
Я уже раньше слышал об этом предложении. Мне было безумно жаль красавца М-50. Накануне я даже завел разговор на эту тему с Челомеем, но он только отмахнулся — бомбардировщики отжили свое…
Отец еще раз уточнил: дальность М-50 не выпускала его за пределы Европы, а высота полета не позволяла перепрыгнуть через рубежи, охраняемые зенитными ракетами. Дементьев подтвердил, только добавил, что на разработку самолета затрачены немалые деньги. Последние слова, казалось, подстегнули отца. Он вцепился взглядом в министра, не спрашивая, а скорее, утверждая:
— А если начнем их производство, то потратим во много раз больше?!
— Так, Никита Сергеевич, — подтвердил Дементьев.
— И не добьемся ничего! — провозгласил отец.
Присутствовавшие промолчали. Отец еще немного подумал и дал согласие на подготовку соответствующего постановления правительства. 9 июля 1961 года на авиационном празднике в Тушино М-50 совершит свой последний полет, поразит зрителей совершенством своих форм, породит массу домыслов за рубежом и отправится на вечную стоянку в авиационный музей.
Недавно я читал в одной статье мнение специалистов: М-50 опередил свое время на десятилетия, только сейчас многие технические решения, примененные в нем, находят свое повторенное воплощение в новых конструкциях.
Правильным ли было прекращение работ над ним? На этот вопрос ответить нелегко. С точки зрения инженера, это преступление: прервалось течение интереснейшей инженерной мысли. С точки зрения государственной? Хорошо иметь на вооружении и ракеты, и самолеты. И не одного типа. Хорошо в одном случае — если позволяет карман. Отец считал, что нам не по карману то и другое. Ракеты лучше решали задачу обеспечения обороноспособности страны.
Человеческую сторону трагедии, лишившей Мясищева любимого дела, созданного им коллектива, я обсуждать не вправе.
Так решили вопрос о присоединении к челомеевскому конструкторскому бюро крупнейшего научно- производственного комплекса. Его роль в решении ракетной и космической мощи страны трудно переоценить. Баллистическая ракета УР-100, тяжелый космический носитель УР-500 «Протон» получили свое крещение в объединении, которое сейчас называется «Салют» и делает международную космическую станцию.
После совещания в Крыму в ракетно-космическом пуле появился третий партнер, конкурировавший сразу с обоими соперниками — с Королевым в космосе, с Янгелем в ракетах.
И аппарат Устинова в Кремле, и аппарат Неделина в Министерстве обороны встретили Челомея в штыки. Стая не принимала чужака, «гадкого утенка». Военные свое отношение выразили в трех строчках:
Владимиру Николаевичу потребуется весь его талант, годы упорного труда, чтобы доказать свою состоятельность и завоевать сердца генералов с пушками на погонах. Сделает это он своими ракетами. Военным, в конечном счете, результат оказался важнее ведомственных амбиций. Гражданские чиновники неприятие к чужаку сохранят до конца дней его, для них ведомство останется важнее результата.
Оставался еще один вопрос. Возможно, самый главный. Без точных приборов все проекты Владимира Николаевича, и не только его, не стоили ломаного гроша. Ракета не могла попасть в цель, космическим кораблям не отыскать друг друга в космосе. Но жизнь устроена так, что больше времени уделяется делам понятным или, по крайней мере, представляющимся понятными.
Гироскопы, акселерометры и другая премудрость вызывали уважение, но не возбуждали любопытства.
Виктор Иванович Кузнецов подарил отцу никелированный макет гироскопа, пояснил, в чем суть его работы, как с его помощью ракета находит правильный путь. Из доклада Кузнецова следовал единственный вывод: невозможно получить современные ракеты, не имея современных приборов. Новые заводы необходимо строить. Американцы уже завершили свою программу модернизации приборостроения, а мы всё толчем воду в ступе. Бутома и Дементьев придерживались того же мнения. Отец сдался: придется давать деньги.
Высокоточные приборы, не уступающие американским, в том числе поплавковые гироскопы, о которых нам в институте читал лекции Лев Иванович Ткачев, появятся в СССР через три года.
Возвратившись в Москву, вернее в Реутов, я с головой окунулся в новую тематику. Мы обсчитывали параметры системы управления маневрирующего на траектории спутника Земли, так, чтобы точно привести его в заданный кубик заатмосферного пространства, удержать его от ненужных колебаний, я уже не говорю о переворотах. Все это мы могли рассчитать, нарисовать, но воплотить замыслы в «железе» предстояло «специализированной фирме», обладавшей конструктивными и производственными возможностями. Подыскать достаточно квалифицированных соисполнителей оказалось нелегко. Всесоюзно известные приборные организации, такие как научно-исследовательский институт № 923 (сейчас — Московский институт электромеханики и автоматики) Евгения Федоровича Антипова, московский НИИ-10 (сейчас «Альтаир») Михаила Павловича Петелина и ленинградский НИИ-49 (сейчас «Гранит-Электрон») Николая Александровича Чарина были по горло загружены нашими же разработками: одни делали системы
