азиатских и африканских. В такой обстановке, считал он, западные правительства попадут в условия, когда они просто не смогут проигнорировать сессию. Тем самым отец как бы брал реванш за Париж, явочным порядком собрав совещание на высшем уровне. Обстоятельства складывались благоприятно. Авторитет США после провала с У-2 и срыва парижского совещания в мире упал. Практически сорвалась из-за протестов и демонстраций поездка Эйзенхауэра в страны Азии: Японию, Южную Корею, на Тайвань.
Но пока отец только примеривался, прикидывал, ожидая реакции на свое послание, готовил новые. Стенографистки и помощники работали не разгибаясь. Не менее важным, чем разоружение, отец считал вопрос деколонизации. Борьбу за свободу в Африке, Азии и Латинской Америке он воспринимал как свое кровное дело.
Кваме Нкрума в Гане, Секу Туре в Гвинее объявили себя приверженцами марксизма. В колониях возрождалась почти забытая призрачная мечта о мировой революции. Ему представлялось: мир зашевелился, еще небольшое усилие — и дело сдвинется. Следует только поддержать, не позволить империалистам затоптать ростки нового социалистического уклада. Однако дело это становилось все хлопотнее. Хотя во многих случаях передача власти происходила в обстановке миролюбивых речей, кое-где разгорались кризисы, грозившие перерасти в мировые.
Затяжная война в Конго, где молодой, горячий и наивный премьер-министр Патрис Лумумба боролся одновременно с бывшими колонизаторами, собственным президентом Касавубу, местными сепаратистами и даже войсками ООН, призванными обеспечить мир и спокойствие, крайне поляризовала международную обстановку. Мы стояли за Лумумбу. Наша поддержка носила, главным образом, моральный характер. Что же касается реальной помощи, то тут возникали непреодолимые трудности. И тем не менее отец пытался сделать все, что возможно. Три советских Ил-18 доставили продовольствие в голодающий Леопольдвилль. К ним присоединился пароход «Лениногорск», отправившийся из Одессы с грузом пшеницы, сахара и сгущенного молока. Вслед за первым судном потянулись и другие. На них находились врачи, в трюмах — вездеходы ГАЗ-67 и, конечно, продовольствие.
Еще два Ил-18, зафрахтованные соседней Ганой, перебрасывали в Конго ганские воинские подразделения. Все это — капля в море. Отец нервничал, приходящие из Конго сообщения не способствовали улучшению настроения. Больше всего раздражало и пугало отца то, что в Конго всеми делами ООН заправляли американцы. Из ста пятидесяти чиновников ООН в Конго четыре пятых составляли американцы, и ни одного из нашей страны. Для перемещения по территории Конго представители ООН использовали самолеты США. У отца сложилось твердое убеждение: без одобрения Эйзенхауэра Генеральный секретарь ООН Даг Хаммаршельд не смеет и шагу ступить.
Пресса подливала масла в огонь. Газеты пестрели заголовками: Хрущев терпит в Конго поражение за поражением.
Отец попытался переломить обстановку, зашел с другой стороны. 21 августа он выступил с предложением объединить силы для оказания помощи Конго. Положительного отклика не последовало. Отец все больше нервничал, его угнетало собственное бессилие, раздражало высокомерное пренебрежение Запада.
Именно тогда он задумал выступить с новой инициативой: декларацией ООН о предоставлении независимости колониальным странам и народам. Здесь же следует искать корни его требования разделить исполнительную власть в ООН между представителями капиталистических, социалистических и развивающихся стран.
9 июля 1960 года, выступая на Всероссийском съезде учителей, отец на весь мир заявил, что мы в ответ на объявление Эйзенхауэром экономической блокады Кубы подаем ей руку помощи. Он предрекал, что расположенная в благодатном климате, освободившаяся от эксплуатации империалистов маленькая страна в считанные годы расцветет, станет витриной новой жизни в Западном полушарии.
Через девять дней отец с демонстративной сердечностью принял Рауля Кастро, брата лидера революции, второго человека на Кубе. Этот день, наверное, можно считать началом установления особых отношений между двумя странами. Все началось с сахара. Объявив блокаду, американцы отказались от его закупок на Кубе. Фиделю Кастро приходилось срочно искать нового покупателя. Отец поначалу не предполагал, что жребий падет на нашу страну. Россия никогда не покупала сахар, всегда доставало своего. После объявления блокады мировые цены на сахар подскочили, и отец надеялся, что кубинцам удастся сбыть свой товар. Он даже посмеивался над американцами, которым теперь придется довольствоваться «пустым» чаем. Однако жизнь распорядилась иначе: соседи Кубы по Карибскому бассейну увеличили посевы сахарного тростника и не оставили американцев без сладкого. Кастро запросил помощи. Пришлось выручать новых друзей. Скрепя сердце отец дал согласие на временную закупку кубинского сахара. Шло время, новых покупателей не находилось, соглашение продлили. Тем временем цены на сахар упали, нашим друзьям грозили серьезные убытки. По просьбе Кубы Советский Союз установил твердые цены.
Еще год назад советское руководство не могло и предположить, что судьба свяжет Москву и Гавану. О Латинской Америке не только отец, но и «специалисты» в ЦК знали крайне мало. А интересовались еще меньше. Советское посольство на Кубе закрыли еще в 1952 году за ненадобностью.
Поэтому вступление в Гавану 1 января 1959 года партизан Фиделя Кастро, бегство Батисты не привлекли особого внимания отца.
Когда отец попросил подготовить ему справку о Кубе, то оказалось, что дать ему просто нечего. Ни международный отдел ЦК, ни разведка КГБ, ни военная разведка не имели понятия, кто такой Фидель, за что он борется, какие ставит перед собой цели. Отдуваться пришлось заведующему отделом ЦК Пушкину. Отец посоветовал ему обратиться к кубинским коммунистам. Те объяснили: Кастро — представитель крупной буржуазии, к тому же — агент ЦРУ, особой разницы между ним и Батистой нет. Так и доложили отцу.
Правда, в КГБ решили подстраховаться, послали в Гавану «корреспондента ТАСС» Александра Алексеева. Он оказался человеком неглупым и расторопным. Из его сообщений у отца начала вырисовываться несколько иная картина; он стал внимательнее следить за происходящими на острове событиями. Постепенно складывалось мнение, что кубинские коммунисты ошиблись (на самом деле в основе лежали внутренние распри), сам Фидель пока не раскрывал своих симпатий, но его брат открыто назвал себя марксистом. Отец просто пришел в восторг, социалистическая революция произошла под боком у США. Вот еще одно подтверждение марксистской и ленинской правоты. Но до конца отец еще не мог поверить, сомневался. И не он один. Решили проверить. В феврале 1960 года на Кубу собрался Анастас Иванович Микоян.
Накануне отъезда Микоян заехал на дачу к отцу. Мне запомнился такой штришок. Гуляли гурьбой, с Анастасом Ивановичем приехал его сын Серго, из нашего семейства к компании присоединился Аджубей. Алексей Иванович рассказывал о недавней поездке Фиделя Кастро в Вашингтон, на встречу с вице- президентом Никсоном. Достоверно никто ничего не знал, но подобный поворот событий очень обеспокоил отца. Аджубей, ссылаясь на сообщения американской прессы, убеждал присутствующих, что Кастро — американский агент, верить ему нельзя. А если и не агент, то плясать станет под дудку Белого дома. Отец и верил и не верил. Вернее, не хотел верить.
Я привел этот эпизод в свидетельство того, насколько мало знали в Москве даже наиболее информированные люди.
На самом деле в Вашингтоне Фидель занял жесткую, независимую позицию. По сути дела, сжег за собой мосты.
Анастас Иванович возвратился с Кубы в приподнятом настроении. Он в мельчайших подробностях рассказал о встречах с братьями Кастро, Че Геварой, другими кубинцами. По его мнению, они, безусловно, честные борцы за свободу. Их идеология очень быстро эволюционирует к марксизму. Микоян считал: Кубе надо помогать, но при этом соблюсти все мыслимые предосторожности. Если в Вашингтоне догадаются, куда склоняется Кастро, новый режим, пока он еще не окреп, в два счета прихлопнут.
Отец еще какое-то время продолжал приглядываться к Кастро, но уже как к потенциальному другу и единомышленнику. Он находил все больше подтверждений словам Анастаса Ивановича, восхищался героизмом кубинского народа. Он больше не сомневался, мы — интернационалисты — не можем не помочь Кубе, не позволим задушить революцию.
Сказать легко, как сделать? У США мощный военно-морской флот, да и разделяют их с Кубой девяносто миль морского пролива. А у нас? Флота практически нет, по крайней мере, такого, который,
