же ему предложат в обмен на покорность.
Наконец отец перешел к делу. Он сказал, что Центральный комитет придает большое значение укреплению боеспособности Советской Армии и хотел бы с большей пользой использовать богатейший опыт, накопленный военачальниками во время войны. А главное — создается генеральная инспекция, куда переводятся наиболее опытные генералы и маршалы. Подчиняться они будут лично министру обороны, ну и, конечно, ЦК. Последние слова Жукову не понравились, он поморщился. Маршал не терпел ничьего вмешательства в свои дела, а к полит-органам в армии относился с нескрываемой неприязнью.
В заключение отец сказал, что Центральный комитет намечает его, Еременко, на пост одного из генеральных инспекторов. Еременко в ответ пожаловался, что он получил от Жукова уведомление об отставке. «Это недоразумение», — заверил его отец. Жуков опять поморщился, он не терпел также, когда отменяли его приказания. Практичный Еременко, поняв, что на большее ему рассчитывать нечего, стал благодарить, пообещал оправдать доверие партии. Инцидент разрешился миром. В Министерстве обороны генеральных инспекторов прозвали «райской группой».[38]
В повседневных хлопотах отец и не подозревал, что новый кризис, один из серьезнейших за его карьеру, стоит на пороге.
Меня же занимали свои заботы, я готовился к свадьбе. Ее назначили на первые дни июня, сразу после окончания экзаменационной сессии в институте. С моей будущей женой мы учились в одной группе. После свадьбы нам предстояло уехать, правда, не в путешествие, а на практику на один из приборостроительных заводов, расположенных в подмосковном Загорске (Сергиевом Посаде).
Эти, казалось бы, не имеющие отношения к теме повествования обстоятельства тесно переплелись в моей памяти с политической схваткой в Президиуме ЦК между отцом и сталинистами, которых впоследствии стали называть «антипартийной группой Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова».
Причины кризиса очевидны: занятая отцом вопреки воле Молотова, Ворошилова, Кагановича позиция в оценке Сталина, затеянный им крутой поворот во внутренних и внешних делах, оттеснение на вторые роли сначала Маленкова, а за ним и Булганина. Опытные политики, оппоненты отца, они не могли не видеть: при таком раскладе дни их политической карьеры сочтены. Объединившись, они решили ударить первыми. Дать бой.
Давно не осталось камня на камне от былого согласия, достигнутого в преддверии ареста Берии. Постепенный поворот от конфронтации и изоляции к мирному сосуществованию, налаживание торговых и иных связей рассматривались оппонентами отца, в первую очередь Молотовым, как измена, пусть не государственная, но идеологическая. Маленков в этих вопросах среди своих единомышленников стоял особняком, он никогда не слыл ортодоксом, кое в чем мог пойти даже и дальше отца. Но только без него.
Не было единства и во внутренней политике. Молотов не соглашался с грандиозным проектом освоения целины. Он считал, что деньги лучше вложить в крестьянское хозяйство здесь, в Европейской части страны. Отец доказывал, что подъем пришедшего в упадок сельского хозяйства Нечерноземья, средней полосы при почти полном отсутствии производства удобрений — дело не только безумно дорогое, но и длительное. Требовалось же немедленно, буквально в год, от силы два, получить хлеб, чтобы ликвидировать очереди, с рассвета выстраивающиеся у булочных даже в относительно благополучной Москве. Быстрый хлеб можно было вырастить, только распахав новые земли.
Еще больше накалило атмосферу в Президиуме ЦК недавнее решение о переходе к совнархозам. Отцу удалось провести свой проект через Верховный Совет, но снятие Байбакова отнюдь не ликвидировало разногласий. И Первухин, и Сабуров, и другие сталинские наркомы вовсе не намеревались легко выпускать из своих рук власть Они охотно присоединились к коалиции противников отца.
Булганина в лагерь своих недоброжелателей толкнул сам отец. Все последние годы они держались вместе и в момент смерти Сталина, и при подготовке ареста Берии. Перебирая варианты, обдумывая кандидатуры, подходящие для замены Маленкова на посту Председателя Совета министров, отец неслучайно остановился на Булганине. Казалось, он мог доверять последнему во всем. Я уже описывал, как во время визитов в Женеву и Великобританию отец вольно или невольно, в силу своего характера, вытеснял Булганина со сцены, перехватывал инициативу, порой не давал ему рта раскрыть. То же самое продолжалось и в Москве. Сначала Булганин терпел, потом стал обижаться, его недовольство отцом возрастало.
Коллеги по Президиуму ЦК подливали масла в огонь, кто сочувственно, кто язвительно нашептывал:
— Никита тебя ни в грош не ставит!
Наконец Булганин не выдержал, больше с ролью статиста он мириться не желал. Он еще покажет, кто тут первый. Так он и оказался среди противников отца.
20 мая Каганович, Маленков, Молотов, Булганин и Первухин в принципе приходят к согласию, что пришла пора избавиться от отца. Его решили назначить министром сельского хозяйства, Суслова сделать министром культуры, а во главе КГБ вместо Серова, по совместительству, поставить Булганина. Чуть позже к инициативной группе присоединились Ворошилов и Сабуров. Велись осторожные переговоры с Жуковым, но он не ответил ни да ни нет.[39]
Казалось, судьба отца предрешена. На пост Первого секретаря ЦК планировался Молотов, потом родился вариант вообще упразднения Первого, как это сделал Сталин после XIX съезда.
Отец пока ни о чем не догадывался. Подготовка велась в глубокой тайне.
На мою свадьбу отец сверх моих друзей и родственников неожиданно пригласил массу людей. Человек общительный, он не мог удержаться от того, чтобы в разговоре не похвастаться сын женится. После этого ничего не оставалось, как просить собеседника по русскому обычаю почтить торжество своим присутствием.
Среди приглашенных оказались Булганин, Маленков, Ворошилов, Каганович. Были и другие, не знаю, как их назвать — оппозиционеры или представители большинства в Президиуме ЦК. Пригласил отец Жукова и председателя КГБ Серова.
Мама молча подсчитывала все увеличивающееся количество гостей, прикидывала, как рассадить такую ораву. Торжество решили устроить на даче. Там была большая столовая, но и она всех не вмещала. Дополнительный стол поставили на веранде.
Накануне свадьбы отец, вернувшись домой вечером, виновато сообщил, что он пригласил еще Туполева и Антонова:
— Я их сегодня принимал, разговорились, зашла речь о детях. Я и сказал, что сын женится. Пришлось пригласить. Неудобно — немного по-детски, запинаясь, оправдывался он перед мамой. Она только обреченно вздохнула: куда приткнуть еще и этих, словно с неба свалившихся гостей? А отец от греха подальше, крикнув мне: «Пошли погуляем», перед ужином вознамерился пройтись.
В начале июня вечереет поздно. Солнце еще склонялось к горизонту. На даче не приходилось кружить вдоль забора, как в резиденции, можно по широкой аллее уйти в лес. Не дожидаясь моего вопроса, отец сам рассказал о встрече с авиаконструкторами. Начал с Туполева, доложившего об идущем на смену Ту-16 новом бомбардировщике Ту-22, способном летать быстрее звука. Так его называют сейчас, а тогда это была 105-я машина.
Порадовало отца и сообщение о дальнем тяжелом перехватчике Ту-28-80. Сейчас он имеет индекс Ту-128. Но особенно запомнилась весть о рождении нового сверхбольшого и сверхдальнего пассажирского самолета Ту-114. Через пару месяцев ему предстояло подняться в воздух. Так же, как ранее Андрей Николаевич в короткий срок превратил бомбардировщик Ту-16 в пассажирский Ту-104, так и сейчас он переделывал Ту-95 в Ту-114. После триумфа Ту-104 в Великобритании отцу так хотелось новой сенсации. Туполев заверил: «Не подведем».
У Антонова отец выпытывал, когда же наконец наша армия получит столь необходимый транспортно- десантный самолет. После Суэцкого кризиса этот вопрос стоял особенно остро. Западные страны по воздуху легко перебрасывали войска вместе с танками, пушками, автомашинами и всем необходимым. Мы же не могли сделать ничего.
Подготовленный к запуску в серийное производство двухмоторный Ан-8 (его показали на воздушном
