«мрачные» прогнозы — памятник всколыхнул, поднял на поверхность интерес к Хрущеву. Возродил затухнувшие было воспоминания о бурных шестидесятых. Теперь они объединились — Хрущев и Неизвестный, — и слава одного поддерживала, подсвечивала славу другого.

Долго этого терпеть не могли. Новодевичье кладбище закрыли для посетителей «в связи с ремонтом». Так оно и простояло «на ремонте» более десяти лет. С конца 1980-х годов запрет снят, по кладбищу водят экскурсии, незнакомые люди приносят на могилу отца живые цветы…

Глава восьмая

Вдовий дневник

Казалось бы, мой рассказ завершен, но я решил добавить еще одну главу — мамин дневник, она начала вести его после смерти отца. Я уже упоминал о толстой грязно-желтой общей тетради, исписанной маминым твердым, даже жестким, угловатым почерком. Писала она лаконично, сухо, строго. Так, как ей представлялось важное в жизни. Она не терпела сюсюканья, продолжала руководствоваться идеалами и принципами революционерки, целиком отдавшей себя борьбе за счастье людей, что, впрочем, не мешало ей заботиться о семье, с радушной улыбкой принимать гостей, хлопотать вокруг подрастающих внуков.

Кое в чем ее записи повторяют мой рассказ. Это естественно, ведь говорим мы об одном и том же, только мама пишет по горячим следам, а я принялся за книгу через пару десятилетий после смерти отца. Поэтому в ее тексте больше деталей и больше сиюминутностей, которые стираются с годами. Там, где мама обращается к прошлому, память ей порой не то что изменяет, но временные границы налезают одна на другую, события разных лет сливаются воедино. Например, она пишет, что инфаркт у отца случился после его разговора с Кириленко, хотя разговор состоялся в апреле 1968 года, а инфаркт произошел 29 мая 1970 года. Есть и другие неточности. Но я мамин текст изменять не стал, тем более что эти погрешности — редкое исключение из правил.

Открывается дневник краткой справкой о детях, а затем следуют регулярные записи.

Итак, «Вдовий дневник».

Рада (рождения 1929 года) кончила факультет журналистики Московского университета и пошла работать в журнал «Наука и жизнь». Обнаружила, что нужны более глубокие научные знания, пошла учиться на вечерний факультет биологии Московского университета. За это время родила 3-х сыновей: Никиту, Алешу и Ваню.

Жили мы на даче в Огарево, что на Успенском шоссе, рядом с деревней Усово, были няньки, хорошее медицинское обслуживание, растить детей легко было.

Алексей Иванович Аджубей работал редактором «Комсомольской правды», затем до 1964 г. — «Известий». Славился как способный журналист и организатор. Был членом ЦК и депутатом Верховного Совета СССР.

Сергей Никитич (рождения 1935 года) кончил Энергетический институт, женился на Галине Михайловне Шумовой, студентке того же института. Им устроили шумную свадьбу в Огареве, куда приезжали Ворошиловы и другие товарищи Никиты Сергеевича по Президиуму ЦК КПСС, собрались все родственники со стороны Гали.

Они стали работать по специальности в закрытых предприятиях (ящиках). В 1959 г. у них родился сын Никита и 1/ХI 1974 г. — Сережа.

5/IV— 77 г. Сережа развелся с Галиной Михайловной.

Лена (рождения 1937 года) кончила юридический факультет Московского университета. Работала один год в уголовном розыске г. Москвы, затем в научно-исследовательском институте (экономики США), училась в аспирантуре. Диссертацию не защитила. Вышла замуж за Виктора Викторовича Евреинова и через 5 лет умерла (14/VII 1972 года) от красной волчанки.

Дочь Юлия Никитична Хрущева (Юля старшая) родилась 21 января 1916 года.

После школы училась на географическом факультете Московского университета, но ушла со 2-го курса, заболела тяжелой формой туберкулеза. После операции на легком ей наложили пневмоторакс, с ним она уехала в эвакуацию в 1941 году в г. Алма-Ата, где тогда работал ее муж Виктор Петрович Гонтарь. После войны она жила в Киеве (муж — директор театра Русской драмы, а затем — Оперного), училась на курсах Хозяйственного актива, до 1970 г. работала в лаборатории Института Богомольца.[79] Детей не имела. После переезда в 1950 г. всей семьи в Москву Юлия Никитична осталась с мужем в Киеве.

Юлочка (Юля младшая) рождения 22/1-1940 года, дочь погибшего на войне Леонида Никитича, росла с нами. Мать ее, Любовь Илларионовна Сизых, была несправедливо репрессирована в 1942 году и пробыла в сталинских лагерях до середины 50-х годов. После школы Юля пошла на факультет журналистики Московского университета, работала в Агентстве печати «Новости», затем в театре им. Вахтангова заведующей литературной частью. Неудачно выходила замуж в 18 лет, на II курсе университета за Николая Шмелева,[80] разошлась и вышла замуж за Льва Сергеевича Петрова[81] — журналиста АПН. Родила двух дочерей, Нину и Ксению. К сожалению, муж Лева рано умер от болезни почек (1970 г.).

Жили мы в Москве сначала на ул. Грановского, а впоследствии в особняках (№ 36 и 40) на Воробьевском шоссе. Много времени занимали разные дипломатические дела — поездки, приемы. Дети росли без особого нашего внимания, учились хорошо, считалось, что все в порядке.

28 сентября 1971 года. Пошел 17-й день, как не стало Никиты Сергеевича. Хотела записать разные мелочи, пока не стерлось из слабеющей памяти. Умер Никита Сергеевич 11-го сентября, в субботу, утром, в 11 часов с минутами, в больнице, куда мы с Владимиром Григорьевичем Беззубиком[82] привезли его во вторник 7/IХ.

Дома с понедельника на вторник ночью у него был сердечный приступ, с 2-х до 5 часов ночи. Сначала он сам себя лечил, ходил по дому, разбудил меня после 4-х часов. После приема таблетки нитроглицерина в лежачем положении боль в сердце отошла. Когда стал засыпать, я хотела погасить свет настольной лампы у кровати, — не велел. Сказал, что ему почему-то страшновато в темноте. Я сказала, что посижу в кресле, сидела примерно час. Н. С. уснул, даже всхрапнул, через какое-то время проснулся, погасил свет и велел мне уходить спать. Сказал, что все прошло, он тоже будет спать. Было уже светло, 6 часов утра. Я ушла, спросила, оставить ли дверь открытой. Ответил: «Как хочешь». (Перед тем в течение некоторого времени — 11/2 часа — 2 недели он сам оставлял дверь открытой, несмотря на свет из прихожей комнаты, на шум моих шагов, шелест газет и разные шумы. Тогда еще не топили, начались дожди, было холодно, но, может быть, он уже тогда начал бояться темноты, а сказать не хотел?)

Я поднялась в 8 часов и все боялась заглянуть к нему в комнату, чтобы не прервать сон. Зашла в 10– 30. Проснулся, спросил время, бодрый, сказал, что хорошо выспался, пошел умываться. Вернулся из ванной опять с болью в сердце. Попросила лечь в постель, дала нитроглицерина, боль сразу не прошла. Позвонила доктору. Владимир Григорьевич сказал, что надо класть в больницу, что он приедет с сестрой и заберет его. Я говорю доктору, что надо же спросить Н. С., чтобы его не волновать неожиданно. Владимир Григорьевич согласился, ждал у телефона, пока я спрашивала. Н. С. сказал, что, пожалуй, стоит лечь в больницу, хотя и не хочется — последние хорошие дни осени, но что мы будем делать с тобой (со мной), если опять будет приступ ночью?

30 сентября. Владимир Григорьевич Беззубик (лечащий врач) приехал с сестрой из процедурной (не из скорой помощи) на обычной «Волге», Н. С. просил, чтобы ехать ему в сидячем, не в лежачем положении. Пока доктор ехал, Н. С. позавтракал в постели, но не разрешил кормить себя в лежачем положении, а сел на кровать. Сказал, что положить в чемоданчик. Не велел класть халат, сказал, что в больнице хорошие халаты. Лежали на окошке три книги «Последняя глава» Голсуорси, велел взять, хотя сомневался, что это его заинтересует.

Одели его, опять заболело сердце, дали одну таблетку нитроглицерина, через короткое время — вторую, стало легче. Перед выездом сестра сделала инъекцию промедола, боль прекратилась.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату