помощников. Однако это была лишь оптимистическая прелюдия к печальному финалу. На посту Председателя КГБ Семичастного через три года сменил Андропов. Все было сделано без лишнего шума и почти не привлекло внимания.
Как говорили в те дни, весной 1967 года на площадь Дзержинского приехал член Политбюро ЦК[42] товарищ Суслов. Его сопровождал секретарь ЦК, отвечавший за связи со странами социалистического содружества, — Юрий Владимирович Андропов. Должна была состояться встреча с активом Комитета. Ни та ни другая сторона не подавала вида, что происходит что-то из ряда вон выходящее.
Только что закончилось заседание Политбюро ЦК, где приняли решение об освобождении Семичастного. Как вспоминает Шелест, формальным поводом послужил побег на Запад дочери Сталина Светланы Аллилуевой. Семичастный, оправдываясь, доказывал, что категорически возражал против ее поездки в Индию, решение принял Косыгин. Его, однако, не стали слушать.
И вот теперь Михаил Андреевич должен был выполнить непростую миссию — объявить принятое решение аппарату КГБ и представить нового председателя. И в ЦК, и в КГБ нервничали. Кто знает, что предпримет Семичастный в ответ на свое освобождение? Ведь в его руках сосредоточена огромная власть. В миниатюре ситуация напоминала положение, сложившееся при аресте Берии почти полтора десятка лет назад. Правда, в распоряжении Председателя КГБ теперь уже не было войск, но в его руках оставалась охрана Кремля, Центрального Комитета. На всякий случай по распоряжению ЦК войска Московского гарнизона привели в повышенную готовность.
Председательствующий предоставил слово Михаилу Андреевичу. Раздались жидкие аплодисменты. Суслов поднялся на трибуну.
Вначале он пространно говорил о сложной международной и внутренней обстановке, необходимости постоянного укрепления бдительности. Привычные слова лились без запинки. Но вот Суслов заговорил о том огромном значении, которое Центральный Комитет придает деятельности органов государственной безопасности.
— Центральный Комитет решил укрепить руководство органов и назначить на пост Председателя Комитета кандидата в члены Политбюро ЦК товарища Андропова, — произнес Суслов слова, ради которых приехал сюда.
На мгновение он запнулся и взглянул в зал. Ответом ему было настороженное молчание. Присутствующие переваривали давно ожидаемую и все-таки неожиданную новость. Оцепенение длилось недолго. Где-то в глубине зала раздались робкие аплодисменты, и вот они уже понеслись лавиной, поскольку никто не хотел отстать от соседа.
Затем говорил Андропов. Потом еще кто-то, но все это уже не имело никакого значения: главное было сделано.
Семичастный занял пост заместителя Председателя Совета Министров Украины. Отсюда он уже не мог оказывать никакого реального влияния на события в Москве.
А вот как описывает те же события сам Семичастный.
18 мая 1967 года его вызвали на заседание Политбюро ЦК, где обсуждали вопрос Аллилуевой. В 1966 году она, по разрешению Косыгина, уехала в Индию хоронить мужа-индуса и задержалась на несколько месяцев. Когда ее начали торопить с возвращением, она обиделась, ночью собрала вещички, взяла такси и поехала в посольство США в Дели просить политического убежища. Теперь члены Политбюро ожидали от Семичастного предложений, как пригасить разгоревшийся скандал, поручили КГБ создать комиссию для изучения и отслеживания «проблемы Аллилуевой».
По окончанию обсуждения Семичастный собрался уезжать к себе, но Брежнев попросил Владимира Ефимовича задержаться и огорошил сообщением, что он сам, Подгорный, Косыгин и Суслов предлагают освободить его от должности и, для того чтобы приблизить КГБ к партийному руководству, его председателем назначить Юрия Владимировича Андропова.
Андропову, в отличие от Семичастного, Брежнев доверял, считал, что тот под него копать не решится. И не ошибся.
Собравшиеся дружно поддержали Леонида Ильича. Шелепин на заседании отсутствовал, он недавно попал в автоаварию и лежал в больнице.
«Тут же, на заседании Политбюро, создали комиссию в составе Кириленко, Пельше, Мазурова, Андропова и Семичастного для передачи дел».
Как видите, я ошибся, участие Суслова в этом деле ограничилось внесением предложения на заседании Политбюро.
Дальше тоже все происходило не совсем так, как мне рассказывали. Из Кремля Семичастный направился на Лубянку, собрал заместителей. В обсуждении прошло «час-полтора, как вдруг появился секретарь» и сообщил, что в КГБ приехали члены Политбюро ЦК Пельше, Мазуров и Андропов. Вскоре доставили пакет с указом Президиума Верховного Совета об увольнении Семичастного и назначении Андропова. Шел девятый час вечера, но Кириленко попросил собрать членов Коллегии Комитета и начальников основных отделов. Собирались почти два часа, многим пришлось добираться в Москву с дач.
Передача власти прошла без эксцессов и «незадолго до полуночи похоронная команда (так назвал Семичастный комиссию Политбюро ЦК) покинула дом на Лубянке».[43] Он сам задержался там, собирал вещи до четырех утра.
Семичастного отправили работать в Киев, под присмотром Шелеста. Его сначала назначили заместителем главы республиканского правительства курировать транспорт и комитет по делам религии, затем перебросили в общество «Знание» заниматься просветительной работой. С властью и честолюбивыми надеждами Владимиру Ефимовичу пришлось распрощаться навсегда.
Интересно также, что впервые после Берии Председателем КГБ стал кандидат в члены Политбюро, вскоре переведенный в члены Политбюро.
В 1953 году по инициативе отца было принято решение изменить роль МВД (тогда не было разделения на МВД и МГБ), сузить его функции и возможности, сделать его более управляемым. Отец старался ограничить власть всесильных «органов», чтобы они не могли больше встать над государством и партией.
МГБ выделили из МВД и преобразовали в комитет при Совете Министров СССР, ниже по статусу в сравнении с министерством. Председателем тогда назначили генерала Ивана Александровича Серова. Ни он, ни его преемники Шелепин и Семичастный и не помышляли о возможности войти в состав высшего политического руководства страны.
Для Министерства обороны и Министерства иностранных дел было установлено то же правило — их руководители не могли состоять в высшем партийном синклите.
Отец аргументировал свои предложения просто: в руках министра обороны и Председателя КГБ сосредоточена огромная сила. Она должна применяться строго в соответствии с принятыми Президиумом ЦК и правительством решениями и направляться на их выполнение. Руководители этих ведомств должны быть подотчетны Президиуму ЦК. Иначе в случае расхождения во мнениях в руководстве они могут использовать служебное положение в групповых интересах.
Об этом говорит в одном из интервью сам Семичастный: «…затем в КГБ он Андропова сунул и сделал членом Политбюро. Чего не было раньше и что было ошибкой. Нельзя делать эти “органы” [бесконтрольными]. В любое время можно написать записку на Малиновского, на Громыко, на их службы, и после уж никто не проверит.
Если раньше отдел ЦК мог моего заместителя вызвать, то сейчас не вызовет, потому что председатель — член Политбюро. Откуда он знает, от кого исходит то или иное указание? Он и отвечать, по существу, не станет, а только скажет: “Мне председатель, член Политбюро дал задание…”, и всё, он вне зоны критики…»
Брежнев возвращался к традициям сталинской эпохи.
С переводом Семичастного изменения в КГБ не завершились. Странной оказалась судьба полковника Чекалова, начальника Управления охраны, встречавшего нас на аэродроме 13 октября. Едва примерив погоны генерал-майора, он отправился продолжать службу в Тамбов на малопрестижной должности заместителя начальника областного управления. Проработал Чекалов там недолго. Случилось несчастье.
