вдовы — молоденькая и весьма хорошенькая особа — казалась фигурой второго плана рядом с сухонькой и мало чем примечательной госпожой Присциан. Может быть, в том был повинен острый и проницательный взгляд пожилой дамы, а возможно, такое впечатление создавала ее абсолютная неподвижность в комнате, полной движения. Море вдали непрестанно и тяжело колыхалось, поблескивая на солнце, голые ветви деревьев сада качались, блики и тени играли на стенах, а хорошенькая особа постоянно промокала платочком глаза. Но пожилая дама стояла неколебимо, как камень, и ее дымчато-серое платье лишь усиливало этот эффект.
— Вы пришли раньше, чем я ожидала, — обратилась она к Лайаму. — Наверно, прослышали о моих неприятностях?
— Да, эдил Кессиас мне кое-что рассказал.
— Что ж. Дуэсса, не могла бы ты нас ненадолго оставить?
Молоденькая особа покорно повиновалась и двинулась к двери, прижимая платочек к губам. Лицо ее было необычайно бледным, веки припухли, а глаза покраснели от слез. Судя по всему, она переживала потерю гораздо острее, чем тетушка.
Заплаканная племянница удалилась. Госпожа Присциан жестом предложила мужчинам присесть и села сама.
— Полагаю, эдил Кессиас сообщил вам также, что меня весьма живо интересует ваше мнение об этой истории, — заговорила она, едва гости устроились поудобнее. — Знаете ли, он отрекомендовал вас как человека, для которого не существует загадок.
Лайам улыбнулся и развел руками. Ему нравились прямота и откровенность госпожи Присциан. Он оценил также и то, что она предоставила ему выбор. Лайам мог теперь либо просто высказать свое мнение, повторив то, что он уже говорил в караулке эдилу, либо предложить ей свои услуги и уже вплотную взяться за дело.
— Для начала позвольте заметить, что Кессиас слишком уж превозносит мои способности, которые на деле довольно скромны. — Эдил громко фыркнул, а госпожа Присциан сдержанно кивнула, принимая эти слова к сведению, но не вынося им какой-то оценки. — И я вовсе не уверен, что мое мнение, как и моя посильная помощь, в конечном итоге окажутся вам полезны.
— Ха! — звучно выразил свое возмущение эдил.
— Тише, вы не в казарме! — повелела госпожа Присциан, по-прежнему уделяя внимание только Лайаму. А тот лишь сейчас заметил, что непроизвольно сменил позу и сидит на самом краешке кресла, неловко выпрямив спину и зажав ладони между коленями. Он чувствовал себя так, словно сдавал экзамен самому строгому из профессоров торквейского университета.
— Однако дело ваше кажется мне интересным, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы довести его до какого-то результата. Хотя насколько он будет приемлем, сейчас трудно сказать.
Кессиас поерзал в своем креслице, ухватился ручищами за подлокотники и покачал головой, но выражать свои чувства вслух поостерегся.
— Одно только меня смущает… — продолжал Лайам, тщательно выбирая слова, чтобы со всей осторожностью подойти к весьма заботящему его вопросу. — Я опасаюсь, что мое участие в расследовании столь деликатного происшествия может как-нибудь повредить нашему деловому партнерству. Видите ли… Во время следствия, как правило, приходится проявлять интерес ко многим вещам и забредать на такие задворки, куда иной человек предпочел бы никого не пускать… Вы понимаете, что я имею в виду?
Лайам покраснел, стесняясь собственного косноязычия, однако лучше объяснить он не мог, а прибегать к примерам из личного опыта посчитал неуместным. Хотя ему было о чем рассказать. Разыскивая убийцу Тарквина, Лайам сдружился с одной симпатичной семейной парой, но в ходе поиска узнал об интимной жизни этих людей так много, что дружба с ними сделалась невозможной. И ему совсем не хотелось подвергать подобному риску свои отношения с госпожой Присциан.
Вдова кивнула, показывая, что поняла суть проблемы.
— Ах, господин Ренфорд… Я несомненно бы призадумалась, если бы в моей жизни имелись тайны, которые не выносят дневного света, — однако таких тайн у меня нет. Что же до моей племянницы и ее семейства, — почтенная дама нахмурилась и посуровела лицом, — то мне безразлично, узнаете вы о них что-либо не очень-то благовидное или нет. Как и об их приятелях, разумеется.
Это был не совсем тот ответ, какой Лайам рассчитывал получить. Он не сразу нашелся, что сказать, и в растерянности похлопал ладонями по коленям, потом взглянул на Кессиаса, но тот только пожал плечами. Госпожа Присциан, заметив его замешательство, поднялась с кушетки, на которой сидела, и прошла к небольшому письменному столу. Она вынула из верхнего ящика большой лист плотной бумаги и протянула его Лайаму.
— Я думаю, господин Ренфорд, это развеет все ваши сомнения. Я взяла на себя смелость составить соглашение о нашем партнерстве и, как видите, уже заверила его своей личной печатью.
Удивленный таким поворотом событий, Лайам стал рассматривать документ. Контракт был составлен по всем правилам. Под четкими строками, выведенными твердой рукой судовладелицы, краснела восковая нашлепка с оттиском. Возле нее было оставлено место для подписи «господина Ренфорда», поскольку личной печати у него не имелось.
Невольно улыбнувшись, Лайам перевел взгляд на вдову. Та решительным тоном продолжила:
— Итак, контракт в ваших руках. Как только вы его подпишете — он вступит в силу. Теперь ничто не мешает вам заняться делами моей семьи.
— Да! — оживился Кессиас. — Действительно, Ренфорд, пора брать быка за рога.
Лайам еще раз просмотрел договор, провел пальцем по ровному обрезу бумаги, потом аккуратно сложил лист пополам и спрятал в нагрудный карман куртки.
— Хорошо, — кивнул он. — Давайте посмотрим, что тут к чему.
3
— Я полагаю, эдил Кессиас уже посвятил вас в основные детали этой истории, — сказала госпожа Присциан.
— В самых общих чертах, — отметил эдил.
— Да, — нахмурила брови вдова. — С утра от Дуэссы мало чего можно было добиться. Она, знаете ли, очень… разволновалась. Но, кажется, мне удалось привести ее в чувство.
Лайам не сомневался, что, приводя племянницу в чувство, госпожа Присциан не особенно деликатничала. Он мысленно улыбнулся.
— Мне кажется, будет лучше, если я послушаю вас.
Госпожа Присциан кивнула и приступила к рассказу, который ничего нового к словам Кессиаса не добавил. Молодые Окхэмы устраивали прием, гости остались на ночь, а наутро камень исчез. Вдова назвала те же, что и эдил, имена — барон Квэтвел, господин и госпожа (брат и сестра) Фурзеусы, граф Ульдерик с женой, господин Кэвуд — причем в ее тоне не слышалось даже нотки почтения.
— Нет сомнений, что камень украл кто-то из них, — заявила она наконец. — Всех слуг они отпустили, и в доме больше не было никого.
— А на замках и запорах нет ни малейших следов взлома, — удрученно добавил Кессиас. — Да их и невозможно взломать.
— Надеюсь, что так, — сухо заметила госпожа Присциан. — Я ведь сама их выбирала. Итак, кто-то из гостей виновен, но кто? Как мы это поймем? А когда поймем, как изобличим шельмеца?
Лайам пришел в восхищение. Почтенная пожилая дама держалась так, словно темой их разговора была не пропажа бесценной фамильной реликвии, а заурядная домашняя неприятность вроде разбитого блюдца или подгоревшей еды. Она подалась вперед, обхватила руками колени и выжидательно глянула на Лайама, по-видимому ожидая, что тот тут же укажет ей на негодяя.
— Хм… — откашлявшись, сказал Лайам. — Не будем спешить. Вы ведь, наверное, знаете, что Кессиас не может допросить подозреваемых в установленном законом порядке, однако я могу попробовать поговорить с ними неофициально, как частное лицо. Понимаете, что я имею в виду?
