— Что тут происходит?
Оба одновременно повернули головы.
Со стороны душевых к ним шел Микша.
— Стеф! — отчаянно закричал Мюнх и кинулся к нему. — Забери меня отсюда, Стеф! Забери! — он нервно схватил астронома за рукав.
— Хорошо. Пойдем. Так, пожалуй, будет лучше…
— Не ожидал я такой реакции, — начал было Балич, но Микша прервал его:
— Глупее не придумаешь!
— Я хотел…
— Уж лучше помолчи. Прошу тебя! Поговорим позже…
VIII
Микша долго не возвращался. Дарецкая несколько раз пробовала дозвониться до него, но напрасно.
Балич больше не пытался скрывать волнения. Он нервно метался по кабинету с такой отчаянной миной, что Кама не решалась укорами усугублять его и без того угнетенное состояние.
Наконец почти после двух часов ожидания коренастая фигура Стефа появилась в приоткрытых дверях.
— Однако я не такой уж плохой дипломат, — бросил он с порога. И, закрывая за собой дверь, добавил: — Пожалуй, что-нибудь из этого получится…
— Вы слишком долго говорили…
— Он меня дьявольски измучил, — вздохнул Микша, садясь. — Но я не жалею. Разговор был кретинский, но в общем-то дело не так уж скверно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он ждет тебя, Кама! И с нетерпением.
— А есть ли смысл? Сейчас?
— Наверняка. Однако сначала мы должны поговорить втроем.
— Что он говорил обо мне? — неуверенно спросил Балич.
— Ой, Ром, Ром, заварил ты кашу!.. И тебе самому придется ее расхлебывать!
— Как это понимать?
— Тебе нельзя появляться ему на глаза. Во всяком случае, сейчас. Ты для него, мягко говоря, ученик дьявола!..
— Ты не пытался ему объяснить, что…
— Пытался, но впустую. Все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Честно говоря, в этой стычке я вынужден считать тебя потерянной позицией. Во всяком случае, сейчас.
Брови Балича гневно сдвинулись.
— Вот как? Понимаю… — начал он укоризненно. — Спасая авторитет Камы, ты пожертвовал мною.
— Пожалуйста, не прерывай! Дело не в том, Кама это или кто-либо другой… Важно сохранить влияние на Модеста.
— Ты хочешь сказать, что тебе безразлично, кто будет продолжать исследования?
— Почему же? Не безразлично! Но…
— Дайте-ка сказать и мне, — вмешалась Кама. — Дело не в авторитете, а в доверии. Это во-первых. Во-вторых, я не намерена быть предметом культа и поэтому просила еще до этого глупейшего инцидента, чтобы Ром противодействовал таким тенденциям.
— Вот теперь уж и я не знаю, кто пытается сделать из меня идиота, — вздохнул Микша.
— Подожди! В-третьих, Ром поступил неправильно, затащив Мода на пляж. Чрезмерное рвение не рекомендуется.
— Кама! Бью себя в грудь! — Ром немного остыл. — Три ноль в твою пользу! Признайся, Стеф, она одним ударом положила на лопатки нас обоих. Но может, она готовит и четвертый удар?
— Да. Есть и четвертый. Боюсь, Стеф, ты испортил все, если пытался восстановить мой авторитет так, как ты говоришь.
Воцарилось молчание. Микша глядел на Каму и улыбался.
— Ты кончила?
— Да.
— Ну, а сейчас, если позволите, я попробую ответить. Итак, во-первых, вы оба пытаетесь мне вдолбить, что ради спасения позиций Камы я старался укрепить Мода в убеждении о ее божественном или небесном происхождении. Я вовсе не сказал, что именно таким образом пытался восстановить твое положение. Во-вторых, хоть я и считаю, что Ром сует нос в чужие дела, я вовсе не собирался его обидеть или приуменьшить его роль в выяснении загадки происхождения Модеста. Мой разговор с Модом лишь начало! Я бы сказал, первая разведка. Просто, обдумав все, я пришел к выводу, что в данный момент будет лучше, если Ром исчезнет из поля зрения Мода. Чересчур настойчивые попытки убедить его, что он должен верить тебе, Ром, могут привести к совершенно неожиданным результатам. Я посеял бы неверие в себя самого. Ты скажешь, что это эгоизм. Может, так оно и есть. Но зачем ставить на карту все? Не лучше ли двигаться вперед постепенно? Когда я расскажу вам, как обстоит дело, вы, вероятнее всего, согласитесь со мной.
— Так говори же наконец, — нетерпеливо сказал Балич.
— Я говорил тебе, Ром, что ты заварил кашу. Однако должен тебя утешить: нет худа без добра.
— Так, значит, ты признаешь… — обрадовался Балич. — Мое лечение шоком помогло?
— Не спеши. Последствия этого шока совсем не такие, каких ты ожидал. Сдается мне, я сделал одно открытие: из нашего с Модом разговора совершенно определенно следует, что мир, в котором он — а вместе с ним и все мы — сейчас живет представляется ему миром нереальным.
— Нереальным? — вопросительно протянул Балич.
— Это мир мнимый. Все, что Мюнх видит и слышит, не существует. Все это создано добрыми или злыми силами. Какими именно, он не знает. И именно это удручает его больше всего.
— Чепуха. В его поведении нет ничего, что давало бы основания выдвинуть такую странную гипотезу. Он знает, что живет на Земле в 2034 году. Учится пользоваться автоматами, разговаривает с нами, спрашивает, старается понять, говорит, что верит нам, или пытается отрицать то, что слышит от нас. В общем ведет себя нормально. Разумеется, по-своему, но нормально. Откуда такие предположения?
— Он сказал это сам! Видимо, в приступе откровенности после такого шока.
— Сам? В какой форме?
— Мне трудно точно повторить его слова. А записать разговор я не мог. Он просил, чтобы я выключил все аппараты. Он сказал: то, что он увидел на пляже, было для него страшным потрясением, но только потому, что на мгновение ему показалось, будто это реальный мир. Это было испытание, и он считает, что справился с ним не наилучшим образом. Однако самое скверное то, что он просто не знал, как должен был поступить. В одном он убежден: это был знак, что в мыслях своих он заблуждается. Он должен побороть в себе слабость. Когда я попытался его убедить, что во всем, что он видит и слышит, нет ничего таинственного и противоестественного, он спокойно выслушал мои доказательства и сказал, что знает: именно так мы все тут и должны говорить. Потом как будто сообразил, что сделал глупость, высказав мне это, потому что спросил, можно ли ему вообще об этом говорить. Разумеется, я уверил его, что абсолютно никто не будет упрекать его за откровенность. Однако в дальнейшем он был уже осторожнее. Он только дал мне понять, что меня и тебя, Кама, считает чем-то вроде ангелов-хранителей.
— А меня посланцем ада, — саркастически докончил Ром. — Что-то не очень мне хочется в это верить.
— И все-таки это так.
Кама встала с кресла и подошла к столу. Потянулась к лежащей среди бумаг записной книжке.
