— И у меня есть карта, где они все отмечены. — Джесс снова похлопал ее по руке. — Напомни мне, радость моя. Она у меня в кабинете.
— Нести десерт? — спросила Мэгги.
В девятом часу Аманда извинилась и покинула гостиную, сославшись на усталость после трудного дня. Салли исчез еще раньше, сразу после ужина, не сказав, куда отправляется.
Однако вместо того чтобы подняться к себе в комнату, Аманда вышла из дома и остановилась у колонны, глядя на ухоженную лужайку перед домом.
Стоял конец мая. Вечерами было еще довольно прохладно. Здесь, в этих местах, солнце, казалось, садилось раньше, чем везде. Сейчас оно уже заходило в тeни гор. На фоне этого неяркого предзакатного света на небе появилась полная луна. Прохладный воздух дышал чистотой и свежестью. Аманду переполняли такие разнообразные впечатления, что мысли путались, сбивались. Пожалуй, она сегодня действительно слишком устала, чтобы привести их в порядок. Наверное, лучше подождать до завтра. Пусть все впечатления улягутся, а завтра она все как следует обдумает.
Однако Аманда чувствовала, что возвращаться в спальню бесполезно. Она все равно не заснет: слишком возбуждена. Усталый мозг никак не хотел успокоиться. Она может решить для себя, что лучше все отложить до завтра, но мыслям не прикажешь лечь и уснуть.
Трудно поверить, что она провела в «Славе» всего каких-нибудь полдня. Казалось, прошла целая вечность. И все же она чувствует себя здесь чужой. Боится сказать что-нибудь не то, сделать неверный шаг. Все они внимательно за ней наблюдают и относятся к ней по-разному — от холодноватого гостеприимства Мэгги до открыто враждебного вызова Салли.
Самую главную победу она уже одержала — Джесс. Он чуть не пляшет от счастья каждый раз, когда видит ее. Если только не случится что-нибудь кардинальное, что могло бы подорвать его веру — ну, например, определенно отрицательный результат генетических анализов, — никто и ничто теперь не сможет поколебать Джесса.
Даже Уокер Мак-Леллан.
В этой семейной драме он занял позицию стороннего наблюдателя и, по-видимому, намерен придерживаться ее до конца, оставаясь вне схватки. Такой беспристрастный юрист, стоящий выше низменных чувств и запутанных ситуаций. И все же…
Он наблюдал за ней пристальнее всех остальных, часто со сдерживаемым и все же заметным раздражением. Аманда испытывала определенное удовлетворение оттого, что ей, кажется, удалось смутить его трезвый, холодный аналитический ум. Однако это чувство удовлетворения омрачалось тем, что ей так и не удалось развеять его подозрения.
Дверь позади нее открылась. Взглянув через плечо, Аманда увидела Уокера. Он подошел и встал рядом.
— Что-то я не вижу вашей машины, — произнесла она только для того, чтобы что-то сказать.
— Я пришел пешком.
Он кивнул вправо. Аманда с трудом разглядела тропинку, начинавшуюся сразу за лужайкой и скрывавшуюся в лесу.
— Очень удобно, — заметила она.
— И неплохое физическое упражнение.
Голос его снова стал холодным, однако уходить он, по всей видимости, пока не собирался. Аманда попыталась найти подходящую тему для разговора.
— Почему Салли не участвует в скачках?
— Он, пожалуй, лучший наездник в этих краях, но он слишком крупный и тяжелый. С ним лошадь не может показать, на что она способна. Поэтому он тренирует лошадей, а другие их показывают.
— Как это должно быть… обидно. Не иметь возможности делать то, что любишь больше всего.
— Сочувствуете? Салли ненавидит сочувствие. А если говорить о том, что он больше всего любит, так это «Славу». Пока у Салли есть «Слава», он счастлив.
— Но она же ему не принадлежит. Я имею в виду…
Черт, и зачем она это сказала!
— Я понял, что вы имеете в виду. — В его бесстрастном голосе зазвучали сардонические нотки. — Да, «Слава» принадлежит Джессу. Он волен распоряжаться ею как хочет, отдать или завещать кому захочет. Все здесь это знают. И Кейт, и Салли, и Рис, выросшие здесь и вложившие в «Славу» свою душу, могут в один прекрасный день оказаться без крова, если Джессу так заблагорассудится. И уж если Джесс выскажет свое желание вслух, во всем штате не найдется такого судьи, который мог бы его распоряжение отменить. Вы это хотели знать?
Аманда промолчала, а когда заговорила, то сама испугалась, услышав, как дрожит ее голос.
— Вы, конечно, не поверите, но… мне не нужна «Слава». И деньги мне не нужны. Все, что я хочу, — это вернуть свое прошлое. И свое настоящее имя.
Уокер невесело улыбнулся.
— Вы правы. Я этому не верю.
Она не слишком удивилась, лишь почувствовала внезапный укол… чего? Боли?
— Ну почему вы не можете этому поверить? Почему у меня обязательно должны быть корыстные намерения?
— Наиболее правдоподобные мотивы чаще всего и оказываются достоверными. Алчность же среди них — один из самых вероятных. Не буду рассказывать вам, сколько я видел вполне нормальных людей, преданных родственников, которые начинали ссориться насмерть из-за завещания своего дорогого усопшего. Для меня отсутствие громких протестов при чтении завещания — исключение, а не правило.
— Пусть так. Но неужели вы не можете допустить, что для меня существует нечто более важное, чем деньги?
Аманда неожиданно осознала, что мнение этого скептически настроенного адвоката слишком много для нее значит. Когда это произошло?
— Я мог бы это допустить, — ответил он все тем же сухим бесстрастным тоном, — если бы во всем остальном вы говорили правду. Но это ведь не так, Аманда. Ваша история полна белых пятен, ваши воспоминания туманны, ответы уклончивы, а уж о том, как вы жили эти двадцать лет, можно только догадываться. Вы появились совершенно неожиданно, неизвестно откуда, без конца говорите о потере памяти, в то время как на карту поставлено огромное состояние. Продолжать дальше?
— Не надо. Вы высказались достаточно ясно.
Она отвернулась. Как бы она хотела сохранять такое же спокойствие.
— В таком случае мы друг друга поняли. Я не верю в то, что вы Аманда Далтон, и своего мнения не изменю, если только вы не представите мне гораздо более весомые доказательства.
— Ну что ж, могу только порадоваться, что здесь распоряжается Джесс, а не вы.
— Не слишком обольщайтесь. Если вы думаете, что Салли и Рис будут молча смотреть, как вы запускаете свои коготки в «Славу», значит, вы недостаточно добросовестно изучили семью Далтонов.
Не сказав больше ни единого слова, он спустился по каменным ступеням, пересек лужайку и скрылся в лесу.
Аманда долго стояла не двигаясь, даже не пытаясь ни о чем размышлять. Одна мысль, однако, появилась в ее усталом мозгу. Уокер Мак-Леллан определенно испытывает к ней недобрые чувства.
— Будьте осторожны, а то сгорите, — предостерегла Мэгги, пробегая через патио из левого крыла в основную часть дома.
Аманда поставила сумку с вещами возле шезлонга.
— Не беспокойтесь, на мне три слоя защитного крема, и два из них водонепроницаемые. У меня это уже вошло в привычку. Я себя знаю — могу сгореть даже под навесом в пасмурный день. Но я уже три дня смотрю на этот прекрасный бассейн. Больше нет сил терпеть.
Мэгги улыбнулась.
— Да, пожалуй, лучше начать сейчас, чем в июле. Может быть, выработается сопротивляемость.
— Будем надеяться. Джесс сказал, что он собирается поработать у себя в кабинете после завтрака, поэтому я решила прйти поплавать. А кстати, по вечерам здесь разрешается плавать?
— Разрешается. Но лучше не ходите одна. Дом такой большой. Мы можем не услышать, если вам
