У мужчин свои секреты

вслух и неожиданно поняла, что это — чистая правда.

Какая злая ирония, подумалось Рэчел, что именно в день, когда она обнаружила последний подарок Тома, ей вдруг стало ясно, что она любит другого — человека, которого она едва знала и которому по- прежнему доверяла с большой оглядкой.

— Но это ничего нам не дает, не так ли? — пробормотал Николас Росс, задумчиво вертя в руках карандаш.

— Я знаю. — Эдам пожал плечами. — Но, по крайней мере, теперь мы знаем, что Уолш действительна должен Дункану пять миллионов. И что Дункан долго колебался, прежде чем дать ему эти деньги. Что-то его останавливало, и лишь вмешательство какого-то «старого друга» заставило его решиться на это рискованное дело. Все это вытекает из тех заметок, которые показала мне Рэчел.

— А этот, частный детектив… Элиот, кажется?.. От него по-прежнему нет никаких вестей?

— Никаких. Я проверял — он еще не вернулся в Ричмонд. Элиот работает один, без помощников, а хозяйка дома, у которой он снимает помещение, ничего не знает. Ей, по-моему, совершенно наплевать, где Элиот, ее волнуют только деньги, а перед тем как уехать, детектив заплатил ей за несколько месяцев вперед.

— Иными словами, если Элиот и собрал какую-то информацию о Джордане Уолше, то мы об этом узнаем не скоро.Ах, если бы можно было заглянуть в его старые досье!..

— Честно говоря, я проверил офис, — признался Эдам. — Но среди старых досье Элиота нет ни одного, которое имело бы отношение к Уолшу или к Дункану. Это, впрочем, не значит, что их не существует. Они могут быть где-то в другом месте или даже в его в компьютере. К сожалению, у меня было не так много времени, и я не успел взломать все пароли.

Ник хмыкнул.

— Ты хоть проверил, есть ли в офисе система сигнализации, прежде чем вламываться туда?

— Нет, не успел. Я же говорю — у меня было слишком мало времени, так что пришлось рискнуть.

Ник бросил карандаш на стол и откинулся на спинку кресла.

— Когда-нибудь ты попадешься, и мне придется вносить за тебя залог.

— Будем все же надеяться, что я не попадусь, — ответил Эдам. — Расскажи лучше, как твои дела? Сумел ты подобраться к Уолшу или нет?

— И да, и нет… Обхаживать этого парня — все равно, что танцевать танго с тигром. Один неверный шаг, и дальше уже танцуешь без головы.

— Но Рэчел наверняка будет расспрашивать меня о нем. Я обещал выяснить, что он за человек и какого рода дела у него были с ее отцом.

— Расскажи ей все, что считаешь нужным, только постарайся обойтись без конкретных деталей. Ведь мы до сих пор не знаем, почему Уолш охотится за ней и имеет ли это какое-то отношение к истории с пятью миллионами. Быть может, здесь дело совсем не в деньгах, которые Уолш не может или не хочет отдавать, а в чем-то другом. И окончательный ответ на этот вопрос может быть по-прежнему спрятан где-то среди личных бумаг Дункана.

Эдам вздохнул.

— Ладно, допустим,хотя это и сомнительно. На что еще мы можем рассчитывать?

— На сведения частного детектива, если, конечно, досье существует.

— Вот именно — «если».

— Согласен,но… Чем черт не шутит?

Эдам кивнул.

— Не густо. Но до завтра время еще есть.

— Завтра ты снова поедешь к Рэчел? — уточнил Ник.

—Да.

— Тогда… тогда лучше ничего больше не предпринимай. Возвращайся-ка лучше к себе в отель и выспись как следует. Не хотелось огорчать тебя, приятель, но выглядишь ты не лучшим образом. Какую ночь ты не спишь? Вторую? Третью? Если так и дальше пойдет, Рэчел будет от тебя мало пользы.

— Хорошо, уговорил. Поеду к себе и посплю часиков шесть.

Эдам устало потер глаза и подумал: «Если только меня не будут снова мучить кошмары…»

Голос в трубке звучал четко и ясно, но с какими-то металлическими нотками, словно один из аппаратов был слегка испорчен.

— Ну, что скажешь?

— Похоже, что жизней у нее больше, чем у кошки. Ей дьявольски везет.

— Везение тут ни при чем, во всем виноват ее приятель, который повсюду за ней таскается. Надо от него избавиться.

— Пусть будет так. Этот Делафилди мне успел надоесть.

— Еще одно: Рэчел роется в отцовских бумагах.Тыне боишься, что она раскопает что-то существенное?

— Говорю тебе, Дункан ничего не знал.

— А я уверен, что он мог знать или, по крайней мере, догадываться. Что, если он оставил письмо, в котором изложил известные ему факты, привел некоторые доказательства? Если Рэчел найдет эти бумаги, нам несдобровать. Мы не можем так рисковать.

— Я рисковал и бульшим.

— Это твое дело. Я на такой риск не пойду — я слишком долго ждал, чтобы теперь спокойно смотреть, как все разваливается. Эту проблему нужно решить, пока не стало слишком поздно.

Рэчел снова была в огромном мрачном здании, снова блуждала по полутемным коридорам, в которые выходили десятки и сотни закрытых дверей. Тьма, тишина, низкий потолок, сквозняк, леденящий ее босые ноги, будили в ней страх и желание выбраться отсюда как, можно скорее.

Но она не могла даже присесть где-нибудь в укромном уголке, чтобы немного передохнуть и собраться с мыслями. Какое-то предчувствие, какое-то смутное стремление во что бы то ни стало куда-то успеть, гнало ее все дальше и дальше по бесконечным коридорам, освещенным чадящими факелами в держателях из кованого железа.

Чем дальше она шла, тем холоднее становилось вокруг. Сырой воздух, смешанный с копотью факелов, застревал в горле, не давал дышать, глаза слезилисьот дыма, но Рэчел все шла и шла вперед, лишь изредка останавливаясь, чтобы проверить ту или иную дверь, которая казалась ей не запертой.

Потом до слуха Рэчел донеслись какие-то звуки, и ей захотелось заткнуть уши. Она не могла, не хотела этого слышать! Где-то неподалеку кто-то стонал и скулил от боли, и эхо разносило стоны по темному каменному лабиринту.

Рэчел хотела бежать, но ноги сами привели ее к массивной железной двери в конце коридора. Из-за нее и доносились эти душераздирающие звуки, которые стали теперь намного громче.

Дверь была заперта — Рэчел видела на ней массивный висячий замок, покрытый пятнами ржавчины. Но в самой двери — всего на несколько дюймов выше ее лица — было прорезано небольшое оконце, закрытое обыкновенной заслонкой, скользившей в металлических пазах.

Стоны и всхлипы по-прежнему неслись из-за двери, но теперь Рэчел различала и другие, гораздо более страшные звуки.

И ей снова захотелось повернуться и уйти. Нет, не уйти, а бежать прочь, бежать сломя голову, все равно куда — лишь бы подальше от этого места.

Но рука Рэчел словно сама собой поднялась к смотровому окну и коснулась заслонки. На одно короткое мгновение ее собственное дыхание — громкое, хриплое, частое — заглушило несущиеся из тюремной камеры стоны.

— Нет! — прошептала Рэчел. — Я не хочу, не могу этого видеть! И знать тоже ничего не хочу!

— Открой дверь, Рэчел!..

Это был голос Тома, она узнала его, но страх был сильнее.

— Нет!

— Открой, загляни!..