как родная, жила у нее много лет.
Бишоп постарался говорить спокойно:
— Кошки — не люди. Им нельзя ставить в вину их хищные повадки. Судебные медики, да и многие копы расскажут тебе о подобных случаях. Стоит кому-либо скончаться в одиночестве в запертом доме, как потом обнаруживается изуродованное тело. Правда, любимому, верному псу обычно сначала надо обезуметь от голода и оказаться почти на пороге смерти, прежде чем покуситься на плоть своего мертвого хозяина. А вот милая кошечка или кот даже не ста-нет ждать, пока мертвец остынет. Умерев, человек для них перестает быть человеком, покровителем, хозяином и превращается в съедобную плоть. А если это пища, то почему бы ее не попробовать? Пусть даже это будет рука, которая кормила тебя раньше.
Сэнди скорчила гримасу:
— А я держу дома кошечку…
Бишоп слегка улыбнулся:
— Я сам отношусь к ним с симпатией, хотя и не тешу себя иллюзиями насчет их ласковой натуры.
— Теперь я буду закрывать дверь своей спальни, — сказала Сэнди. — А для Мисти постелю коврик в коридоре.
Бишоп не стал напоминать девушке, что в ее возрасте люди обычно не умирают скоропостижно в одиночестве, и уж, по крайней мере, у нее есть все шансы пережить свою кошечку. Он сделал вид, что вполне серьезно отнесся к ее решению.
— Неплохая идея, — согласился он. — Хотя бы на душе у тебя будет спокойней. Но советую не вбивать себе в голову, что твоя Мисти, мурлыча и ластясь, рассматривает тебя как свой будущий ужин. Пока ты жива, она и не подумает, что ты годна ей в пищу.
— А если я вдруг во сне перестану дышать? — поинтересовалась напуганная Сэнди.
— Надеюсь, с тобой этого не случится… в ближайшие полвека.
Сэнди с тоской посмотрела на входную дверь:
— Мне нужно вернуться туда.
— Пожалуй, да. Соберись с духом и возвращайся.
— Мне стыдно перед Мирандой… и перед всеми вами.
— Разные бывают ситуации, подчас очень трудные, но мы постепенно привыкаем. Не суди себя чересчур строго.
Сэнди смущенно поблагодарила едва заметным кивком головы и скрылась в доме. Оттуда вышел Тони, столкнувшись с девушкой в дверях.
— Только что звонили из участка, — доложил он. — Проблем с буксировкой ее машины в гараж не будет. Прощупаем автомобиль бедняжки от бампера до бампера.
— Ты сказал, чтобы они ехали прямым путем по Мейн-стрит?
— Конечно, раз вы так распорядились. Печальное зрелище для друзей и приятелей мисс Хэллоуэл. Кстати, уже поступили звонки…
— Тем лучше. Я хочу, чтобы этот мерзавец поскорее узнал, что мы нашли его последнюю жертву.
Тони с любопытством посмотрел на шефа:
— И подумал, что обманул нас, смог запудрить нам мозги?
— Да, нам это выгодно. Если есть хоть малейший шанс, что он так подумает, у нас появится запас времени.
— Уж больно нагло он подсунул нам эту Библию. Выглядит такой поступок чересчур неубедительно, — высказал свое мнение Тони.
— Да. Особой тонкости он тут не проявил. Мог бы и с большей выдумкой сфабриковать ложные улики. Впрочем, не знаю — возможно, он просто пытается смешать карты и устроить путаницу, убивая того, кто никак не соответствует характеристикам его прежних жертв, и оставляя улику, указывающую на Джастина Марша. Вероятно, он таким способом пытается притормозить ход расследования и сбить нас с толку.
— Вы так действительно считаете?
— Я считаю, что он впервые допустил очень серьезную ошибку. Я думаю, что он убил Лиз, потому что боялся ее, потому что услышал искаженную версию вчерашних событий и, действуя импульсивно, поторопился отвести от себя потенциальную угрозу. И только уже после убийства до него дошло, что ему надо как-то замаскировать истинные мотивы преступления.
— Зачем?
— Чтобы мы не поняли, что им двигал страх. Ведь это единственная причина совершенного им убийства. Он убрал Лиз из страха за себя. Это очевидно. И он это отлично понимает. Значит, требуется повесить убийство на кого-то другого. Даже если мы поверим в виновность Марша только в одном этом преступлении, то уже не будем думать, что реальный убийца был напуган.
Тони с сомнением покачал головой.
— Он не хотел, чтобы мы сочли его сексуально заинтересованным в процессе насилия над жертвами, и он не хочет, чтобы мы догадывались о его страхе за собственную шкуру. Я понимаю, что серийных убийц нельзя стричь под одну гребенку, но этот наш маньяк — просто уникальное явление. За свои выверты он достоин приза.
— Не время и не место для шуток, — одернул коллегу Бишоп и вдруг насторожился.
— Миранда близко? — высказал предположение Тони.
— Да.
— Значит, все правильно. Приемники и передатчики вновь включились. Итак, вы теперь в некотором смысле… скованы одной цепью?
— Можно сказать, что да. — Бишоп уловил, что вопрос был задан не только из профессионального интереса, а еще и из простого человеческого любопытства. И все-таки он счел нужным ответить подчиненному, предварительно тяжко вздохнув: — Представь себе коридор с дверью в каждом конце. Когда двери распахнуты, мы можем общаться телепатически так же легко, как мы с тобой обмениваемся фразами сейчас, стоя рядом.
— А когда двери закрыты?
— Туг возникают трудности. Многое зависит от настроения, от различных побочных эмоций. От близости…
— Ты имеешь в виду расстояние или что-то другое? — вырвалось у Тони, но, смутившись, он не дождался и задал другой вопрос: — А сейчас двери нараспашку?
— С моей стороны дверь открыта. С ее — нет, — признался Бишоп.
— А вы можете сами отворить ее дверь?
— Вероятно. Но это был бы насильственный акт, вторжение во внутренний мир личности. Каждый из нас нуждается, хотя бы иногда, в уединении, в праве сохранять свои мысли в секрете.
— Понятно. — Тони, избавившись от шутливого тона, продолжил: — А с сексом у телепатов, должно быть, дьявольски сложно. Не очень-то приятно знать, какие чувства испытывает в самый ответственный момент твой партнер. Тут как раз и стоит на время изолироваться.
Бишоп позволил себе снисходительно улыбнуться:
— В сексе, как и везде и всегда в нашей жизни, мы сталкиваемся с определенными сложностями и не будучи телепатами. Но все мы их как-то преодолеваем.
— Разумеется, каждый по-своему. — Тони увидел джип Миранды, свернувший с улицы на подъездную дорожку. — Однако я бы ей не позавидовал, когда час или два тому назад она глядела в глаза Алексу, сообщая ему о смерти Лиз.
— Да. Это было неприятно, — почему-то вдруг сухо подтвердил Бишоп.
Увидев, какое каменное, напряженное лицо у Миранды, решительно шагающей по протоптанной в снегу узкой дорожке к крыльцу, Тони поспешил скрыться в доме.
— Как Алекс? — спросил Бишоп.
Миранда занесла ногу на ступеньку, но дальше не сдвинулась с места.
— Паршиво, — коротко бросила она. — Я оставила его в офисе в компании с Карлом и бутылкой скотча. Та старая песенка о том, что никогда не узнаешь того, что будет, пока оно не случится, все вертится у меня в голове. Алекс все убеждал себя по привычке, что любит свою покойную жену и сохраняет ей верность, и только сегодня понял, что уже давно был влюблен в Лиз.
