контролем достигает около 40–60 % в лучшем случае.
— Это и ваши показатели?
Она пожала плечами:
— Более или менее.
Он решил не пытаться поймать ее на слове, у него было ощущение, что в этот раз ему не выиграть. Он еще и часа не был знаком с Изабелл Адамс, когда пришел к выводу, что она едва ли позволит сорваться с языка чему-то, что она не хотела бы доводить до его сведения.
Изабелл продолжила:
— Мы должны отыскать коробку или ту комнату. Предпочтительно и то, и другое. Мне необходимо узнать, что чувствовала Джейми по поводу своей тайной жизни, на самом деле чувствовала. А здесь я ничего не улавливаю по этому вопросу.
— Так вы не получили никакого ощущения о тайном спрятанном месте, которое пропустили мои люди?
— Ни малейшего ощущения чего-либо секретного. В смысле, вообще никакого: эта дама знала, как отделить одну свою жизнь от другой. Вот это было ее публичное «я», которое дозволялось видеть миру. Все из себя яркое и сияющее, этакая идеальная картинка. Нам известна ее публичная сторона. Нам необходимо узнать ее тайную сторону.
Рэйф нахмурился, последовав за ней из комнаты:
— Вы полагаете Джейми сделали мишенью из-за ее сексуальных предпочтений? Потому что она была госпожой?
— Я не знаю. Это касается взаимоотношений, в этом я уверена. Каким-то образом все дело во взаимоотношениях. Я с трудом вижу в сексуальности Джейми, или даже в садо-мазо играх, тот самый спусковой механизм, вот и все. Учитывая его историю. Но это единственная утаиваемая вещь в повседневной жизни Джейми, а это значит, что мы должны быть уверены, какое значение имеет этот факт.
— В этом есть смысл.
— Так что нам нужно найти эту комнату. И найти быстро. С тех пор как он убил Тришу Кейн, прошло уже четыре дня, даже если он выжидает полную неделю между убийствами, у нас имеется всего лишь три дня, чтобы найти и остановить его, прежде чем умрет еще одна женщина.
И прежде чем Изабелл перекочует в горячий список, подумал Рэйф, но не произнес этого вслух.
— Вы считаете, он выслеживает ее сейчас? — спросил он вместо этого.
— Он наблюдает за ней. Думает о том, что с ней сделает. Представляет, что будет при этом чувствовать. Предвкушает, — ее удивило, что после всех этих лет и стольких похожих расследований, у нее все еще мурашки по коже бегали.
Но дело было не только в самом факте существования этого убийцы, она знала это. И даже не в том, что он сделал со своими жертвами. Дело было в нем самом. В том, что она ощущала в нем. Что-то испорченное и злое, съежившееся в тенях, ожидающее возможности броситься вперед.
Она почти могла ощущать запах серы.
Почти.
— Изабелл…
— Не сейчас, Рэйф, — впервые в ее немного кривой улыбке появился намек на уязвимость. — Я не готова говорить об этом злобном лице, которое увидела. Не с вами. Еще нет.
— Скажите мне только вот что. Это имеет какое-то отношение к тому, как вы стали экстрасенсом?
— Это имеет самое непосредственное отношение, — ее улыбка скривилась еще больше. — У вселенной очень ироничное чувство юмора, как я заметила. Или возможно ей присуще чувство справедливости. Потому что иногда зло создает инструмент, который поможет уничтожить его.
Черил планировала вернуться в Колумбию[16] на ночь, особенно после предупреждения Даны, но что-то ее беспокоило. Это доставало ее весь день, постоянно, начиная с того момента, как она заметила это ощущение сегодня ранним утром.
Она оставила своего оператора ждать ее в микроавтобусе и пошла проверить, говоря себе, что она будет в безопасности, ради бога, еще даже не стемнело. Конечно же, говоря себе одно, а чувствуя нечто совершенно другое.
Каждый раз, когда веял легкий ветерок, это ощущалось, словно кто-то прикасается к ней призрачной рукой, и она не один раз ловила себя на том, что оглядывается.
Естественно, там ничего нет. Там никого нет.
Все дело только в ее воображении, вероятно. Потому что в этом не было смысла, если только она не видела того, что, как ей казалось, она видела. Если только это не означало…
Рука дотронулась до ее плеча, и Черил повернулась, задыхаясь:
— О, Господи. Что это вы людей пугаете?
— Разве? Прощу прощения.
— Вы всех людей должны знать…
— Я знаю. Я ведь уже извинился. Что вы здесь делаете?
— Просто следую за предчувствием. Я уверена, что все вы это видели, но мне это покоя не дает, поэтому… я здесь.
— Вам действительно не следовало выходить одной.
— Знаю, знаю. Но я же не блондинка. И терпеть не могу, когда мне что-то докучает. Поэтому мне кажется, риск того стоит.
— И все ради сюжета?
— Ну, — смущенно призналась Черил. — частично из-за этого, конечно. Из-за сюжета. И может быть, чтобы остановить его. Я о том, что было бы так клево, если бы я смогла помочь остановить его.
— Вы на самом деле верите, что ваша интуиция могла бы это сделать?
— Никогда не знаешь наперед. Мне могло бы и повезти.
— Или не повезти.
— Что вы…
— Не блондинка. Но такая же шумная, как и они. И ты расскажешь. Я и правда не могу этого допустить.
Черил увидела нож, но к тому времени, когда понимание происходящего дошло до ее сознания, было уже слишком поздно кричать.
Слишком поздно, чтобы вообще что-то делать.
Только время от времени, всякий раз, когда ее день был чрезвычайно напряженным, Мэллори бывала такой дикой в постели, что Алану приходилось отдавать все, что он имел, чтобы соответствовать ей.
Ночь пятницы выдалась именно из таких.
Она удерживала его своими руками, ногами, своим телом, словно он мог сбежать от нее. Подушки были сброшены с кровати, а простыни запутались вокруг них, и все же они извивались и перекатывались, и цеплялись друг за друга. Наконец они пришли к финишу, Мэллори сверху, яростно скачет на нем, одна рука на его груди, другой она опирается на его ногу, ее чресла вбиваются в его в жестком, голодном, ритмичном танце.
Он держал ее за бедра, поднимаясь ей навстречу, его взгляд застыл на великолепии ее лица, напряженного от примитивной нужды, ее глаза потемнели, ее гибкое, сильное тело сияло жизнью и напряжением.
Когда она, наконец, содрогаясь, с криком достигла оргазма, он освободился почти в тот же миг, чувствуя, как конвульсивно сокращаются ее внутренние мышцы, выжимая его досуха.
Обычно, в этот момент Мэллори скатывалась с него, чтобы прилечь рядом, не важно как ненадолго, но на этот раз он сам удержал и переместил их тела, так что они лежали на боку лицом друг к другу. Он продолжал обнимать ее.
