— Вот и все, падший ангел! — сказал Манх, потирая руки. — Все, отгреховничал! Теперь, стало быть, наша власть. Адиос мучачос, гранде революсионаре.
И бочком так к трону падших ангелов, да ручонки к дьявольскому скипетру тянет. А дьявол привстал да как шандарахнет Манха по башке чьим-то черепом. И по рукам, да по ногам. И в печень с левой, и по почкам два раза с правой. Потом опять за живот схватился, стонет, и сквозь стон не то говорит, не то шепчет:
— Не умру я, потому как ошибок много в твоем рассказе было. Туго мне придется ближайшее время, потому как наполовину твой рассказ все-таки сработал. Но тебе, фраер коцаный, во стократ хуже придется, потому как…
Корчась в муках, дьявол очень долго и живописно рассказывал о том, через что предстоит пройти Большому Манху. И, в общем и целом, все сбылось.
Мораль этой истории вовсе не в том, что надо учить грамматику. Ошибиться может каждый. А вот спешить не надо. Если бы Манх к трону не стал раньше времени тянуть ручонки, то мог бы и отмазаться, типа пришел за советом, несчастный случай и все такое. А спалился раньше времени — и получил по ручонкам, по печени и по почкам два раза с правой. Выгреб так, что родные ишаки не узнали.
Да, и еще. От дьявола лучше держаться подальше.
Чей-то дневник
День первый
Старый забор. Заросли бурьяна. И я среди них валяюсь. Ничего не помнящий, без документов, не знающий ни где я, ни кто я. Вообще ничего не понимаю. Мое прошлое — только бледное размытое пятно из чьих-то силуэтов и незнакомых слов.
Страшно немного. Встаю, иду вдоль забора. Мимо люди проходят, косятся на меня, кто-то говорит что-то презрительное про алкоголь и наркотики. Я не пьян и не под кайфом, хочу я сказать им, но не получается.
Я не могу говорить.
Когда я это понимаю, то снова сажусь на землю. Не может быть такого. Я… ведь я мог говорить…
А теперь не могу.
Пытаюсь, мычу что-то безсвязное… Открываю рот, в отчаянии бью рукой по забору.
Плачу, наверное. Без слез. Глаза сухие. Думаю, что если бы я смотрел сейчас в зеркало, то испугался бы себя.
Долго сижу, потом иду просто для того, чтобы идти.
Заборы, лица, голоса, страх. Заборы, лица, голоса, страх. Заборы, лица, голоса, страх.
Музыка. Мелодия. Ну, что-то похожее. Звуки гитары. Образ сразу рисует инструмент. Иду на звуки. Сам не знаю, почему.
Дворовая компания. Шансон. Стою рядом, слушаю. Меня замечают, но не прогоняют, вообще не реагируют. Хотя тот, кто играет, видит во мне нового слушателя и чуть меняет манеру игры. Долго слушаю.
Не выдерживаю, подхожу, протягиваю руку, показываю на гитару.
Наверное, в моих глазах что-то есть такое, что пацан дает мне инструмент. Вся компания молча смотрит на меня.
Я умею играть. Едва мои пальцы касаются грифа, я понимаю, что умею играть, и знаю, как надо играть.
Я играю их же песни, но по-другому. Так, как слышу их я. Мне нравится, им тоже. Один из них протягивает мне руку и называет свое имя. Второй просит спеть.
Я возвращаю гитару, виновато улыбаюсь.
Когда они понимают, в чем дело, один из них советует мне зайти в «Данькин клуб». Показывает, куда идти. Тут недалеко.
Это подвал. Бар, ну знаете, в котором пиво, народ победнее и музыканты на сцене. Правда, я не смогу петь, но…
А нам певцы и не нужны, сказал мне Джастин, резидент этого клуба. Или хэдлайнер. Или еще кто-то. В общем, Джастин сам путался в терминах, но рулил всем музыкальным оформлением «Данькиного клуьа». И сказал он так:
— Нам певцы не нужны, сынок. У нас даже микрофонов нет. У нас слушают музыку. Хорошую музыку, сынок. Ту, которая заставляет сердце биться чаще. Ты понял? А ну сыграй что-нибудь.
Я понял. Сыграл. И стал работать на разогреве. С семи до девяти, и на подменах до двух ночи. Пока за еду.
День третий
Не помню. Ничего. Сны — клуб, музыка, старая гитара, которую выдал Джастин «на первое время».
Ничего из прошлого не снится и никаких воспоминаний НЕТ!
Играю хорошо. Публика довольна. Джастин тоже.
Играю старый рок. Не знаю, откуда, но я знаю, как играть очень много старых песен. Я один раз слышу мелодию, вспоминаю ее, и играю по-своему. Джастин дал мне на время свой плейер и несколько дисков.
Он здесь не самый главный, этот Джастин. Есть еще Бойко, владелец клуба. Вот он самый главный. Но в вопросах музыки он безгранично доверяет Джастину. Так что мой начальник по сути Джастин.
Джастин играет в прайм-тайм. Это когда много людей в клубе, они сидят за столиками, но не жрут, а слушают. Джастин хорошо играет. Это не я так считаю, а все посетители. У него хорошая электрогитара. Я не знаю цен и лейблов, но я слышу ее звук. Он почти идеален, как мне кажется.
Кормят. Еще разрешили переночевать в сторожке. Это сегодня. А вчера я проснулся в парке на скамейке. Рано утром. Холодно было. Ну да то было вчера. Сегодня уже в помещении спал. Как человек. Джастин решил вопрос.
И все же отчаяние и депрессия не покидают. Приступами берут. Только музыкой и лечусь от этого. Жаль, что она не помогает мне вспомнить прошлое.
День пятый
Публика тут в общем-то хорошая, в «Данькином клубе». Ну то есть подраться может и любят, но без злобы как-то. Пьют пиво, обсуждают свои дела, сидя за столиками, в общем, расслабляются.
Познакомился с Худым Максом, Карачи, Понго-Понго и Волчонком. Еще с кем-то, но их имена, если честно, не запомнил. Все они неплохие ребята. Хотя с виду и не скажешь.
А, да! Бармен говорит, что когда я играю, пива мало заказывают, больше слушают. Ну и что мне делать? Плохо играть?