большой глоток из своей бутылки, потом грустно усмехнулся. — Мои друзья нигде не живут. Нет у меня друзей. Такие дела.
Митя впервые в жизни видел взрослого, у которого не было друзей, поэтому удивленно посмотрел на Лекса. Потом печально сказал:
— У меня тоже нет друзей.
— А что ж так?
Митя пожал плечами. Не очень хотелось ему рассказывать про Левку и его компанию, которые сначала назывались друзьями, а потом, прознав что у Мити нет отца, стали дразнить его обидным прозвищем «сиротка», и превратились в смертельных врагов.
— Но, я тебе скажу, это не так уж и плохо, — заметил Лекс. — Даже больше скажу, это хорошо, что нет друзей. Знаешь, почему?
— Потому что бикос? — предположил Митя.
— Потому что предать тебя могут только друзья, — жестко ответил Лекс. — Если перед тобой враг, ты никогда не повернешься к нему спиной, а всегда будешь готов вступить с ним в бой. А друг — друг это единственный, у кого есть возможность всадить тебе в спину нож, когда ты этого совсем не будешь ожидать. Поэтому лучше, когда друзей нет, понял?
Представив, как кто-то вроде Левки всаживает ему в спину нож, Митя поежился. Если так, то конечно, лучше, чтобы друзей не было. Только вот…
— Только играть тогда не с кем.
— Собаку заведи, — посоветовал Лекс. — Собака никогда не предаст.
— Мне собаку нельзя, — вздохнул Митя. — У меня аллергия.
— Ну, тогда у тебя вообще не жизнь, а жопа. В конуре живешь, собаку нельзя… тебе осталось только об стену убиться.
Он затушил окурок и через несколько секунд закурил новую сигарету.
— У тебя братья есть?
— Неа, — мотнул головой Митя.
— У меня был брат. Брат, друг, короче всё вместе. Однажды он меня предал.
— Всадил в спину нож? — спросил Митя.
— Ну… почти что. Скажем так, мы с ним договорились кое-что не делать, а он это начал делать втихаря от меня.
Лекс сделал еще один глоток, вытер губы рукавом пальто, и продолжил:
— Так получилось, что сначала он предал меня, потом я его, потом снова он меня… ну и как снежный ком… пока наконец он не перешел черту…
— Как это — перешел черту?
— Ну, это когда мы обзываемся друг на друга, а потом кто-то из нас берет камень и кидает в другого. Друзьями к этому моменту мы уже не были, но после того как эта тварь уничтожила все, что у меня было… мы стали врагами. Тогда я и понял, что лучше быть одному. Некому предавать.
— Это от него ты тут прячешься?
— Что? Нет, — Лекс засмеялся. — Это он от меня прячется, уже год, как крыса, бегает по норам, боясь лишний раз высунуться. А я здесь прячусь от… от системы. Видишь ли, я сейчас работаю на людей, которые хотят контролировать каждый мой шаг каждую минуту. А мне такой контроль не по душе. Поэтому я приехал в эту жопу мира и стою здесь, хочу понять, как быстро они меня найдут. Чтобы в следующий раз, когда спрячусь, знать, сколько у меня есть времени.
— А если не найдут?
— Найдут. К сожалению, найдут. Наследил я в этот раз предостаточно.
Лекс внезапно замолчал — на лестнице послышались шаги. Они доносились сверху и быстро приближались. Митя поднял голову и увидел спускавшегося по лестнице дядю Валеру.
— Расселся тут, не проедешь-не пройдешь, — пьяно проворчал он, подойдя поближе. — Дуй домой, мамашка твоя уже освободилась. Я сегодня по-быстренькому…
И ухмыльнулся так довольно, сыто.
— Ну? Ты чего, не слышал, что я сказал? Домой иди…
— Не хочу, — буркнул Митя.
— Чего? Я сказал, домой быстро!
— Когда захочу, тогда и пойду. Вы мне не отец.
— Я тебе щас уши…
— Оставь его, слышь, ты! Мы разговариваем.
Вмешавшийся в диалог Лекс был настроен отнюдь не миролюбиво и дядя Валера это почувствовал. Решив не обострять ситуацию, но и не желая терять авторитет перед пацаном, он произнес:
— Это наши с ним дела и попрошу не вмешиваться…
— Я тебе башку разобью, козел, если еще раз меня о чем-то попросишь, понял? — Лекс перехватил бутылку так, что его намерения не могли быть истолкованы превратно. — Пошел вон отсюда, ублюдок. Ну? Я два раза повторять не стану…
— Я не понял…
— Еще хоть одно слово скажешь, клянусь, я тебя прямо тут отоварю, — голос Лекса дрожал от ненависти, и мужчина это почувствовал.
Не говоря больше ни слова, он бочком спустился с лестницы, осторожно обошел Лекса и стал торопливо спускаться вниз.
Лекс и Митя молча ждали, пока он спустится на первый этаж. Когда внизу хлопнула дверь, Лекс выглянул в окно, убедился, что мужик вышел из подъезда, потом спросил:
— Это что за чучело было?
— К мамке ходит.
— Друг семьи, что ли?
— Дурак он. Другие тоже к мамке ходят, но они нормальные, а этот дурак.
Лекс посмотрел на него задумчиво, потом спросил:
— А другие когда к мамке приходят, ты тоже в подъезде сидишь?
— На улицу тоже хожу. Только там Левка, дерется…
Что-то за окном привлекло внимание Лекса. Он присмотрелся и пробормотал:
— А вот и система…
Повернулся к Мите, о чем-то подумал, затем сунул руки в карманы, порылся, вытащил на свет две кучи смятых денег. Разных — и русских разноцветных, и иностранных, серо-зеленых. Все это богатство бросил на колени Мити, и быстро произнес:
— Домой иди. Никому не говори, что видел меня. Понял? Быстрее, а то отберут.
Митя вскочил, деньги рассыпались, он стал их торопливо собирать и распихивать по карманам.
Внизу хлопнула дверь подъезда.
— Давай, быстрее! — Лекс помог собрать ему деньги, подтолкнул наверх, сам же направился вниз.
Когда Митя поднялся этажом выше, то услышал мужской голос:
— Алексей Алексеевич, ну что же вы… телефон выбросили, сами уехали неизвестно куда… мы волновались.
— По камере у банка нашли, да? — донесся до Мити голос его недавнего собеседника.
— И по камере у банка, и по той, что на остановке, и через спутник… вы, позвольте спросить, что здесь делали?
— Встречался с резидентом иранской разведки.
Голоса удалялись, и Митя затаил дыхание, чтобы услышать продолжение разговора.
— Ох, и злые у вас шутки, Алексей Алексеевич. Вынуждаете меня рапорт составлять.
— Можно подумать, иначе вы бы его не составили… достали… наблюдением… свободы хоть глоток… хоть в новый год…
Дверь подъезда хлопнула, и наступила тишина.
Митя постоял еще с минуту, затем сунул руки в карманы куртки, нащупал купюры и, представляя, как
