Даут Рамазанович потер предплечья и с треском зевнул.
— Эх, думал сегодня пораньше уйти…
— Мне угрожали вчера, — вслух рассудил Подорогин. — То есть… — Он навалился на подоконник кулаками и коснулся забинтованным лбом оконной рамы. — То есть… Но кто вообще мог знать вчера, что я заверну в этот чертов «Берег», на Завряжского? — Он обернулся к Дауту Рамазановичу. — Я могу поговорить с этими, с задержанными?
Следователь помотал головой.
— Не сейчас. А кто вам угрожал вчера?
— Не угрожал. Предупреждал. По электронной почте.
— О чем конкретно?
— О том, чтобы не ходил сегодня на Завряжского. Что убьют.
— Тэ-экс. — Даут Рамазанович задумчиво притопнул. — Ну а зачем вы все-таки приехали на Завряжского?
Подорогин, обмякнув, потрогал узелок на виске.
— Мы уже говорили об этом.
— То есть, — снова притопнул Даут Рамазанович, — все это мы рассматриваем как вторую часть истории с кражей телефона. Кто-то знает еще со вчерашнего, что после умыкания заветного мобильника вы явитесь в прокуратуру, и советует вам этого не делать. Так?
— Ну, допустим.
— Вы все равно никого не слушаете и едете ко мне. В расставленные, так сказать, сети. Вас бьют по голове и лишают чуть ли не последнего. Кстати, новый телефон вы приобрели?
— Да… — Подорогин спохватился купленной трубки. — Да. Заряжается в машине.
— Заряжается в машине. Заряжается в машине на Завряжского. — Даут Рамазанович зажмурился от удовольствия. — Итак, банда хочет еще один телефон, вас бьют по голове, и если бы не этот субчик с его газовой балдой…
— Перестаньте, ради бога.
— Хорошо. — Следователь глубоко вздохнул, оттолкнулся от подоконника и зашел в кабинет. Минуту спустя он появился оттуда в пальто и в каракулевой шапке, с пятнистым сержантским бушлатом через руку. — Наденьте.
— Зачем? — ошалел Подорогин. — Вы что? А… документы?
— Одежда ваша в крови и порезана. Деньги и документы у меня… Давайте-давайте. — Даут Рамазанович встряхнул бушлатом. — Тут недалеко.
В лифте он помог Подорогину надеть бушлат и вернул бумажник:
— Одна тысяча восемьсот пятьдесят американских долларов. Две тысячи сто девяносто рублей. Пятнадцать моих зарплат. Права… Да не в бушлат! — Даут Рамазанович перехватил руку Подорогина. — Толкаете людей на преступление.
— А ключи?
— От машины, где деньги лежат? — Следователь, ссутулившись, повозил носом по воротнику. — Потом.
На третьем этаже лифт остановился, однако в кабину никто не вошел. Даут Рамазанович нажал зеленую кнопку «ход». Неровное, крытое линолеумом дно дрожало. Подорогин смотрел в зеркало на свое бледное, с окровавленной повязкой лицо поверх корявой надписи «Wanted!».
— Спасение спасенного от спасателей, — загадочно произнес Даут Рамазанович. — Бывает.
— Что? — не понял Подорогин.
— Ничего. Так. Мысли вслух.
Они вышли в подземном гараже, пустовавшем в этот час. Даут Рамазанович двинулся через огромный зал куда-то в самый дальний, едва освещенный конец его. Подорогин шел следом и, все более отставая, рассматривал автомобили. В основном это были «ауди» и БМВ. На одном из мест оказался припаркован страшно запыленный и покореженный «харлей», а сразу за мотоциклом — Подорогин поначалу решил, что это какое-то подсобное помещение — восьмиколесный БТР с зачехленным башенным пулеметом.
Даут Рамазанович прошел гараж и выбрался наружу через вырезанный в железных воротах проем. Дожидаясь Подорогина, он держал подпружиненную дверь и указывал рукой на вооруженного солдата с овчаркой на поводке.
Это была стоянка у бокового фасада здания. Автомобили стояли под слоем снега. В морозном воздухе держался едкий запах паленой пластмассы и бензина.
— И что? — спросил Подорогин, которого знобило. В тяжелом чужом бушлате он чувствовал себя, точно в норе.
Следователь под локоть подвел его к отдельно стоявшей на рыхлом пятачке высокой, крытой брезентом машине.
Подорогин глядел не на машину, а на Даута Рамазановича.
— Опля! — С треском, в несколько приемов следователь сдернул брезент.
Сделав неловкое движение головой, Подорогин ощутил головокружение и вскинул руки. Послышался грозный рык овчарки.
Даут Рамазанович подошел к джипу и потолкал ногой бампер:
— Ну как?
— Фу, — сказал солдат.
Подорогин увидел пустые глазницы фар, выдавленную оплетку лобового стекла, сбитый капот и вздувшуюся, разорванную крышу «лендровера».
Он сразу узнал свою машину, но не сразу мог заставить себя поверить в то, что эта груда обожженного металла и пластика имеет к нему какое-то, пусть самое отдаленное отношение. В мыслях его промелькнули черные плоские картинки из «Дорожного патруля», какие-то забрызганные кровью осколки, и, отступив на шаг, он чуть не опрокинулся на спину.
Даут Рамазанович сдвинул шапку, присел у висевшей на петлях двери водителя и заглянул под днище.
— Без оболочки, — сообщил он придушенным голосом, неожиданно раздавшимся из салона. — Двести грамм, Василь Ипатич. Как одна копеечка. Не желаете посмотреть?
Подорогину показалось, что под ним что-то движется. Он опустил глаза и увидел, как безобразно у него дрожат колени. Стиснув зубы, он принялся ковырять повязку на лбу.
Даут Рамазанович встал на ноги и отряхнул брюки. Закурив, он щурился от дыма и что-то растирал в ладонях.
— Кто вы такой, Василь Ипатич? Откуда, скажите, вы взялись на мою голову? Вы знаете, что пока вы лежали без сознания, стоял вопрос о вашем задержании?
— Нет. — Подорогин недоуменно взглянул на следователя. — За что?
Даут Рамазанович усмехнулся и отвел взгляд.
— Фотографии, конечно, остались внутри.
— Какие фотографии?
— Ах, ладно…
Подорогин приблизился к машине и, встав так, что между ним и джипом оказался Даут Рамазанович, заглянул внутрь. Из салона несло острым смрадом горелой пластмассы, бензином и почему-то спиртным. От водительского кресла уцелела только развороченная спинка. На месте сиденья в полу зияла рваная дыра размером с мяч для регби. Из-под задранной рулевой колонки еще струились побеги копоти.
— Двести грамм, как одна копеечка, — повторил Даут Рамазанович. Подергав разбитую дверь, он добавил сквозь зубы: — Уроды.
Подорогин неопределенно поддакнул, но следователь махнул рукой:
— Да я не о тех… А про долбоебов этих с лопатами. Что вы им обещали?
— Двести рублей.
— Ух ты. Хотя… Если подумать, рубль за грамм — не так уж и много.
Даут Рамазанович подал Подорогину ключи и направился к гаражу. У ворот он остановился, поглядел на часового с овчаркой и вдруг сказал собаке:
