Им повезло. От попавшего под бомбежку состава осталось только три вагона, один из которых почти полностью выгорел. Зато в двух других было столько добра, что «Шауни» — этот «Летающий банан» о двух винтах, пришлось гонять дважды. Зато пачка «зелени» у Орловского за подкладкой потолстела втрое.
Виктор с опаской косился на вертолет. И как эта херня летает? Век бы не знать. А ведь придется. В четверг им с Андреем предстоит перелет на этой мандуле с базы прямо в бывший Калинин. Зачем? Мазур молчит как рыба. Хмурится. Видать и ему, как и краснощекому молодчику Лейтону досталось на орехи за накладку: ихнего рейда в ВИАМ и зачистки комсомольцев.
Может его и Мишина тоже будут песочить? Врядли. Имели бы какие предъявы — сразу отправили бы в фильтрационный лагерь. Значит что-то другое.
Об этом другом Виктор думал два дня напролет, пока на косогоре за базой не опустился, поднявший своими двумя винтами облако пыли, сигарообразный «Шауни».
Летели где-то полчаса. Сначала Орловский, чтобы отвлечься от мрачных мыслей об аэродинамических качествах «банана», рассматривал проплывающие внизу обезлюдевшие деревеньки, с их казавшимися игрушечными домиками, потом это занятие надоело, и он принялся прикидывать сколько примерно еще нужно рейдов чтобы купить снайперскую винтовку. Или ну ее эту снайперку? Что он охотиться на кого-то будет? Приведем в божеский вид потрепанный «Калаш», купим к нему пару запасных рожков и цинк патрон, а оставшиеся баксы отложим на нормальный ОЗК с новым американским противогазом?
Виктор прикидывал, как бы половчее провернуть это дело и соображал, где можно будет повыгоднее продать старую амуницию. К их соседям в Степановке каждое лето приезжал родственник из райцентра. И приезжал, едва ли не каждый год, на новой машине. Покупал, обкатывал, подкашивал и перепродавал задорого. Бабка матрена, когда еще была жива, называла его не иначе как «шпекулянт». Вот и сейчас Виктор как «шпекулянт» планировал свой бюджет. От этих хозяйственных споров с самим собой его отвлек мягкий толчок под мягкое место. Прилетели.
Вертолет приземлился на американской военной базе неподалеку от Объединенного штаба СФОР в бывшем Калинине.
Вообще с названием этого города долго была какая-то неразбериха. Взявшие его немцы назвали Калинин Шульденбургом. Но дело в том, что с южной объездной железной дорогой они обломались. Из-за розы ветров весь загаженный радиацией юг и юго-восток Московской области никому на хрен был не нужен. Даже шедшие с Урала на приличной скорости эшелоны не проходили радиационный контроль в Бресте. Вязьма так и не стала основным перевалочным пунктом, на что так рассчитывали Гансы. А северная объездная железка была полностью даже не под американцами, а под англичанами. Пришлось чесать репу аж в самой рейхсканцелярии, и благодаря ошибке долдонов из «Абвера», идти на приличные территориальные уступки янкам и бобби. Карту Московской и лежащих к западу от нее областей кроили и перекраивали. В результате северной железкой получили возможность пользоваться и немцы, а Калинин же попал в зону совместного влияния коалиции под вычурным названием Нью-Бостон. Но продержалось это название не долго. Компромисс был найден. Калинину на радость СФОРовцам вернули старое дореволюционное название Тверь, и в здании бывшего Горкома устроили Объединенный штаб СФОР. Сильно объединенный. Вон над крышей ветер треплет не только «Юнион Джек», звездно-полосатый матрац и полотенце с хищными свастиками, а также жовто-блакитную тряпицу с обломанной вилкой и триколор с птичкой с лишней головой. Последние два флага говорили о том, что в штабе есть российский и украинский департаменты, занимающиеся продвижением демократии на землях дремучих славянских племен.
Виктор помнил этот район еще по прошлому посещению. Нынешняя Тверь немногим отличалась от Москвы. Почти все дома смотрели на изрытые воронками и ощетинившиеся противотанковыми ежами улицы пустыми закопченными глазницами окон. Таблички со старыми советскими названиями улиц кто-то сковырнул, а новых так и не появилось. Некому было переименовывать разбитые улицы разоренного города. Народу в Твери почти не осталось. Кто успел, удрал на восток, кто не успел, покоятся теперь на Волынском или Смоленском кладбищах, или просто в оврагах у Волги. Редкие «счастливчики», которым удалось выжить и прижиться при новой власти, носа из дома не показывают. Вон один такой, все же осмелился выйти на улицу, чешет вдоль разбитой стены парикмахерской. Воротник до ушей, шапка до плеч.
— Эй, любезный, как нам найти вашу местную барахолку, — Виктор встал, ухватившись за дугу подпрыгивающего на кочках «Джипа».
Молчит. Только рукой отмахнулся и ускорил шаг. А нам и не надо. Вон на углу бывшей «Советской» указатель висит, на котором корявым черным по грязно желтому написано «Базар 100 м.»
— Не советую тебе, Витек, туда одному ходить. Хоть тут и зона совместного влияния, но фрицы до сих пор себя в городе хозяевами считают, — Мишин спрыгнул на землю и, отдав честь незнакомому английскому офицеру, потянулся за своим автоматом.
— Да брось ты. Я все же лицо официальное, с корочкой.
— Плевать им на наши корочки.
— Оружие оставить в машине, привести себя в надлежащий вид и хорош лясы точить. Нас уже ждут, — Мазур, и сам всю дорогу заметно нервничавший, нагнал на подчиненных такого страху, что потянувшийся было за кисетом с махоркой Орловский, отдернул руку от кармана, будто в кармане том сидела, по крайней мере, гадюка.
В дверях их встретил Лейтон. Не сказать, чтобы на нем не было лица. Лицо было, но заметно постаревшее. А вот его фирменного румянца и след простыл. Бледный как смерть.
Пока они шли вверх по лестнице, Виктору отчего-то вспомнилось, что одна из улиц Твери еще до революции называлась Смертоносной. По ней упокойников волокли прямиком на кладбище. Может и их из штаба выволокут вперед ногами?
В здании бывшего горкома было необычно людно. Туда-сюда сновали посыльные, бесцеремонно толкавшие хантеров и, что удивительно, виртуозно при этом избегавшие столкновения с Лейтоном и двумя дюжими капралами, сразу же прилепившимися к процессии еще на первом этаже. Облицованные потертыми деревянными панелями стены подпирали с два десятка штабных офицеров, а на подоконниках расположились какие-то нагловатые дядьки в камуфляже. Своими замызганными короткими сапожками (или удлиненными ботинками?) и помятыми зелеными беретами они резко контрастировали с надраенными сапогами и франтоватыми фуражками тыловых штабных крыс.
Но на третьем этаже всего этого не было. Здесь было безлюдно и тихо. Шаги вызванных «на ковер» хантеров утопали в этом самом ковре.
На этот раз их повели не в приемную, как ожидал Орловский, а усадили в мягкие бархатные кресла в самом конце коридора, напротив массивной двустворчатой двери с покрытыми позолотой ручками.
Где-то с полчаса они с Андреем вынуждены были изучать узоры из прожилков на стенах, слушать сиплое дыхание одного из капралов и ритмичное поскрипывание хромовых сапог другого. Бедняге тяжело было устоять на месте, и он, заложив руки за спину, раскачивался туда-сюда, туда-сюда.
Куда по ходу делся Мазур ни Андрей, ни Виктор не заметили. Но вот он вынырнул из неприметной маленькой двери возле крайнего кресла и жестом пригласил их войти. Хантеры протиснулись в маленькую заставленную шкафами комнату, а их конвоиры остались снаружи.
— Значит так, мужики, — прокашлявшись начл с места в карьер Мазур, — на все вопросы отвечаете только «да Сэр» или «нет Сэр». Если спросят что-то конкретное — отвечайте «не могу знать Сэр».
— А если…
— Никаких «если». Вы будете иметь честь разговаривать с самим Генерал-губернатором Его Величества Сэром Джоном Ансуортом. Ваше дело десятое. Ему и без вас все объяснят и расскажут, а вы внимайте и пропитывайтесь, так сказать. В общем молчать в тряпочку, Мазур грозно свел брови к переносице. Орловскому показалось, что Степан сейчас даже топнет ногой. Вот гнида. Ведь недавно вроде чуть ли не с одного ножа тушенку жрали.
Где-то за дверью приглушенный портьерами и плюшем мебели зазвенел колокольчик и, подталкивая хантеров в спину, Мазур вошел вслед за ними в просторную залу с массивным овальным столом посередине.
