взглядом.
– Господин, – служанка была мала ростом и смотрела на Тэдзуми снизу вверх, – позвольте передать вам записку от моей госпожи.
Тэдзуми взял. Пока он читал, девушка, отступив на пару шагов, ждала. Видимо, ей было дано такое указание.
Дама сама обращалась к нему, а записка гласила:
Оставалось еще много пустого места под последней строкой. Что это? Вызов на поэтическую дуэль или нечто иное? Тэдзуми не был силен ни в придворном этикете, ни тем более в интригах. Сумрачно взглянув на служанку, с самым смиренным видом стоящую рядом, он недовольно проворчал:
– Ну, и чего ты ждешь?
– Ответа, господин. – Она опустила глаза.
– Хорошо, жди.
Он уселся прямо на желтый лиственный покров и задумался: независимо от причин, побудивших эту аристократку обратить на него внимание, он должен оставаться вежливым и, по возможности, выказать сообразительность и расторопность. Поразмышляв непродолжительное время, Тэдзуми приписал на свободном месте записки:
Он не был доволен своим нескладным ответом, но слишком долгие размышления тоже были бы нехороши, они могли навести даму на мысль, что он неуч и простофиля, не знакомый с правилами хорошего тона, обязывающих ответить в максимально короткое время.
Но как он мог составить достойный ответ, если музыка «людей с русла» (как часто называли таких актеров) стала вдруг звучать все громче и громче, барабанчики уже не отмеряли ритм, а энергично навязывали его, неожиданно изменился и сам характер танца. Танцовщицы лихо отплясывали, уже вовсе не походя на монахинь, проделывая со своими руками нечто невообразимое – движения сделались если не прямо непристойными, то весьма чувственными. Зато толпа оживилась, и вот уже кто-то полез за кошельком.
Тэдзуми отдал записку и отвернулся, не желая знать, понравится ли его ответ. Но, как видно, ответ понравился, так как через короткое время прибежала та же служанка и деликатно покашляла за его спиной. Он обернулся.
– Не будет ли господин любезен, – витиевато выдала она, – подойти к моей госпоже?
«Скорее всего, – с неудовольствием подумал Тэдзуми, – какая-нибудь придворная фрейлина. Умирает от скуки долгого пути и решила поразвлечь себя пустой болтовней!» Но все же подошел и учтиво поздоровался. Дама откинула полог. Он ожидал увидеть молодую щеголиху – фрейлину императорского двора или скучающую супругу богатого землевладельца, не обременяющую себя положенными ей по рангу и воспитанию рамками приличий, – но обнаружил пожилую женщину с добрым открытым взглядом и приятной ясной улыбкой. Судя по обличию – дорогое лиловое кимоно, затканное изысканным узором из мелких серебряных листиков, роскошный веер старинной работы с черными лакированными планками, а причес ка хотя и серебрящаяся сединой, но аккуратно и искусно уложенная, – женщина была из очень богатого и высокого дома. Но в обращении оказалась проста и сердечна.
Для начала она, к удивлению Тэдзуми, искренне извинилась, что, возможно, отвлекла его от развлечения, необходимого порой во время долгого пути. Тэдзуми было стыдно сознаться, что он и в самом деле остановился, чтобы поглазеть на представление, и он, по-прежнему вежливо, ответил, что просто идет-де своей дорогой, а этот балаган – лишь досадная помеха на пути.
– Не стоит стесняться, юноша, – прозорливо улыбнулась его собеседница. – Я и сама велела вознице свернуть к обочине, чтобы немного развеяться. Итак, мой возраст – а я много старше вас – позволяет мне спросить без обиняков: вы шествуете один, без эскорта?
Хотя Тэдзуми пришлись по душе ее прямота и простой, даже задушевный тон, и более того – принесло необъяснимое облегчение, что хозяйка роскошного экипажа не молода, все же ему вовсе не хотелось здесь, на дороге, рассказывать о себе незнакомой, пусть на вид и порядочной женщине. И он ответил только:
– Я всегда так путешествую, уважаемая госпожа. Это мое правило. И я поступаю так с ведома и одобрения моего отца.
– О! – Ее брови удивленно приподнялись. – И вы не опасаетесь дорожных грабителей?
Пришла очередь удивиться Тэдзуми:
– Опасаюсь? Что дорожные грабители могут отнять у самурая? Жизнь? Кошелек? Что бы то ни было – для этого надо очень хорошо владеть мечом.
– А вы хорошо владеете мечом?
– Те, кто мог бы это засвидетельствовать, к сожалению, умолкли навек. – Это прозвучало немного напыщенно, и он сразу прибавил: – Но дело не в моем умении владеть мечом, а в убеждении, что на Пути воина нас ведет Небесное Дао.
– Замечательно! Вы, я вижу, храбрый воин. Но ведь и воин, если, конечно, он желает следовать пути просветления, не всякий раз, как только захочет, может лишить жизни человека. Хотя в нынешний век самураи часто убивают беззащитных простолюдинов, – она немного озабоченно задумалась, – только вчера мы были тому свидетелями на дороге. О, Будда!
– Я не убивал и не собираюсь убивать просто так кого попало. Мне известны законы истинного воина. Например, не осудят убийство из мести – но этому чувству настоящий воин не поддастся. Он должен также избегать глупых ссор, не терять хладнокровия и не позволять вовлечь себя в кровавую схватку необдуманно. Позволительно убить грабителя или разбойника, но они, как правило, плохие фехтовальщики, и мастер меча справится с ними, не убивая. Но как верный вассал я должен убить любого, включая себя, по приказу моего господина!
– А кому служит мой молодой собеседник? И как его зовут?
Он вежливо поклонился:
– Мое имя – Накаёри-но Тэдзуми. Я пока не представлен ко двору сёгуна, и у нашей семьи нет при дворе покровителей. Но мой отец верно служит сёгуну в ранге хатомото уже много лет.
– Мне известен один адъютант сёгуна, господин Кицуно. Вы очень похожи на него, молодой человек.
– Господин Накаёри-но Кицуно – мой отец.
– Что я слышу! – Дама протянула руку и мягко коснулась его локтя веером. – Мне посчастливилось, что я познакомилась с вами: мой муж, господин Араи Мисимэ, и ваш достопочтенный отец воевали под знаменами одного отряда!
– Тогда это мне посчастливилось, уважаемая госпожа, что я беседую здесь с вами! Ведь отец так много мне рассказывал о господине Араи Мисимэ! Не будет ли большой дерзостью с моей стороны, – Тэдзуми совершил самый почтительный и глубокий поклон, – передать с вами искреннее приветствие и наилучшие пожелания вашему супругу?
– Я непременно это сделаю. А вы извините меня за устроенное испытание, пусть мой возраст послужит мне прощением. Но все же я не напрасно заговорила с вами, юноша. Теперь мне есть что передать супругу, кроме ваших, без сомнения искренних, приветствий, а именно: все, что вы рассказали о себе, а я слушала с большим вниманием и интересом, тоже будет передано и, уверена, станет для вас хорошей рекомендацией при дворе. Можете на это рассчитывать!
Она закончила беседу, сославшись и на то, что ее время истекло, и на то, что представление стало вульгарным, и отбыла. Барабаны громыхали теперь во всю силу, заглушая жалкие потуги бивы изобразить хоть какую-то мелодию. Танцовщицы, на радость неиствующей толпе, вытворяли невесть что, ничуть не заботясь не только о ладе или красоте танца, но и просто о пристойности происходящего. Недовольные зрители (женщины и несколько горожан) разошлись, зато оставшиеся были в восторге. «Ну и безвкусица! – поморщился Тэдзуми. – Хватит!»
Сначала он хотел покинуть русло и выйти на дорогу, но потом вдруг решил, что экипаж его пожилой собеседницы едет довольно медленно, а значит, его самого, следующего тем же путем, слишком долго будет
