живо смылся, очевидно боясь, что офицер передумает и отнимет такую щедрую награду за такую пустяковую услугу.
– Что это? – спросил Джети.
– Она мне ответила… – Тэху будто удивлялся, глядя на клочок папируса на ладони.
Джети грустно усмехнулся:
– А я-то, дурак, надеялся, что все позади.
– Верно, Джети, все позади.
Тэху был рад вернуться в гарнизон. Их с Джети комната, которую так никто и не занял, сдержанная молчаливая радость старины Нэхеба, дружеские хлопки старых товарищей по спине, лучезарный восторг в глазах малышки Аменэджем – все это было как бальзам для усталой души Тэху.
Им дали совсем немного времени, чтобы войти в ритм гарнизонной жизни и прежней службы телохранителей в корпусе «Верные фараону». И хорошо, что немного! Тэху хотелось скорее вернуть прежнее течение времени: звуки боевого барабана, гортанные команды офицеров, удары мечей новобранцев по деревянному тренировочному брусу. Пусть скорее все потечет привычным порядком! И пусть этот привычный порядок сотрет из памяти все, что произошло за последние месяцы! Но Тэху прекрасно понимал, что как бы рьяно он ни взялся за старую службу, как бы горячо ни выполнял привычные обязанности, от прошлого не уйти. И чем яростнее он пытался забыть, вырвать из души высокородную Тийу, тем острее становилась боль и тем яснее он понимал: это навсегда. Что ж (Тэху упрямо тряхнул головой), он справится, все равно справится, что бы ни случилось! Почему он всегда добавлял «что бы ни случилось»? Наверное, потому, что знал, что разрывом с Тийей дело не кончилось: то, что она носила теперь под сердцем его ребенка, делало Тэху беззащитным перед судьбой. Хотя, по правде сказать, он был рад. Не самому ребенку (которого он никогда не увидит), а тому, что это именно его ребенок. Его и Тийи! Он отчего- то был уверен, что это девочка: маленькая красотка, похожая на свою мать. Да, лучше бы это была девочка: она вырастет и выйдет замуж, а мальчик… Мальчику же по заведенному для таких деликатных случаев обычаю, чтобы не обнародовать внутрисемейных проблем, будет суждено носить родовое имя незадачливого мужа. Впрочем, какая теперь разница? Дальнейшее определит судьба, и не в его власти что-либо изменить.
Теперь он хотел сходить в храм Амона. Примет ли его Ра-Хотеп, как раньше? Тэху чувствовал, что многое в нем самом изменилось настолько, что это может повлиять не только на результат встречи со жрецом, но даже на саму возможность этой встречи. Он забыл! Забыл почти все, чему его учил жрец! Как-то раз, еще в имении господина Ка-Басета, он попытался вспомнить те знания, которые он получил, – обрывки сведений никак не укладывались в цельную стройную картину. Это сильно огорчило его, но жгучие глаза госпожи так кружили голову, что это мешало сосредоточиться. И тогда, непонятно зачем, с каким-то необъяснимым намерением он выбрил голову. Это совсем не понравилось госпоже (она с недовольством скривила хорошенькие губки), но больше он волос не отращивал.
Пока Тэху выбирал день для столь ответственного визита, пока собирался с духом, все откладывая и откладывая мероприятие, случилось то, что заставило его ускорить решение. С вечера пропал Джети, за ним – Руметис. Их не было почти сутки. Затем, также друг за другом, они появились: Джети – с осунувшимся бледным лицом, и Руметис – с невозмутимым видом, но с поджатыми тонкими губами. Джети сразу отозвал Тэху в сторону и, непрерывно оглядываясь по сторонам, горячо, отчаянно зашептал:
– Нас вызывали. Всех, даже наемников. Писцы фараона по требованию Ка-Басета начали следствие. Теперь их не остановить! Я разведал – наемники ничего не знают, кроме того, что исчезла Пакхути: то ли в суматохе сбежала, то ли госпожа ее успела куда-то сплавить. Я тоже ничего им не сказал! Следующим должны вызвать тебя. Но Руметис! – Джети промычал что-то нечленораздельное, затем зло сплюнул. – Он скажет все, что знает!
– И с большим удовольствием, – тихо закончил за друга Тэху. – А впрочем, это ведь не имеет значения: я уверен, что Ка-Басет сам обо всем догадался. А остальное – формальности.
Они помолчали, присев на камни. У Тэху засосало под ложечкой. «Вот и все…» – подумал он. Тоска змеей вползла в душу, обвила сердце. Джети торопливо заговорил, будто не давая Тэху прервать себя:
– Уходи, Тэху! Они убьют тебя, ты сам знаешь! Уходи к ночи, как стемнеет! Я придумаю что-нибудь, чтобы тебя хотя бы пару дней не искали. Ты успеешь уйти далеко!
Тэху поднял руку: «Молчи!» И приятель послушно замолчал. Раньше Тэху думал, что без Тийи жизнь его будет пуста, мертва, никчемна. Потом душа его наполнилась обидой и упреком: «Я отдал тебе часть моей жизни и всю мою душу, а что ты сделала с этим?!» Хотя… не знал ли он заранее, на что шел? Теперь он видел, что может жить и без Тийи. Может и хочет жить! Разум его был свободен, только вот сердце… Временами ему хотелось поднять лицо к небу, закричать и с силой выдохнуть-вытолкнуть имя Тийи из своего сердца навсегда! Но сбежать?! В этом было что-то жалкое, несообразное, недостойное! Он не мог и не хотел спасаться таким образом! Что ж, воля богов, как сказала бы Тийа. Гд е она теперь, его неверная, легкомысленная госпожа?
Надо идти к Ра-Хотепу. К тому же, видимо, именно в этом храме и будет суд. Чем раньше он туда придет – тем быстрее все кончится! Решение принято. Больше он не сомневался. Только очень не хотелось огорчать Джети. Он улыбнулся другу:
– Чтобы уйти далеко, нужно много серебра.
Джети не дал ему даже закончить:
– Я отдам тебе все, что у меня есть! И еще найду! Тебе хватит на то, чтобы добраться до моря. А там наймешься матросом и – куда угодно! Только уходи!
– Хорошо, хорошо. Я подумаю.
– Отчего-то мне не нравится твое «подумаю», – мрачно заметил Джети.
К ночи Тэху был полностью готов: надел лучшее, что у него было, вычистил и пристегнул к плечу кинжал, обулся, как на смотр. И еще зажал в левом кулаке свой амулет – скарабея. Для вида взял у Джети серебро. Он обещал Джети уйти к рассвету и просил его поспать, якобы для того, чтобы утром, на свежую голову, тот был бдительнее и прикрыл его уход. Джети выглядел более или менее успокоенным и наконец задышал в темноте ровно. Тэху аккуратно и тихо сложил серебро ему в изголовье, присел на свою циновку – теперь можно идти. Тоска не отпускала – он лишь стерпелся с ней за эти несколько часов и успел собрать все свое мужество, чтобы не струсить в последний момент и не поддаться уговорам друга. Ничто не скрипнуло, когда он встал, но тут же послышался подавленный голос Джети:
– Тэху, упрямый осел… Мне будет не хватать тебя…
Джети не спал. И по его голосу Тэху понял не только это, а еще и то, что друг ему не поверил и знает теперь, куда он отправляется на самом деле. Он подошел к нему в темноте и дотронулся до плеча – Джети вздрагивал. У Тэху не было слов, чтобы выразить ему свою благодарность за преданность и честность, он просто посидел немного с ним рядом. И ушел не прощаясь.
Тэху долго стоял во дворе храма, прислонясь спиной к расписанной алым и золотым колонне, вглядываясь в темный проем входа в храм. Он ждал Ра-Хотепа. Сомнения и терзания души отступили, смятение улеглось, хотя тоска по-прежнему цепко держала его за душу. «Ты доведешь это до конца!» – приказывал он себе, когда шел в храм. Теперь надо было дождаться жреца.
Шел час за часом. Солнце поднималось выше, укорачивая тени от колонн и его время, раскаляя мощенный каменными плитами двор. Почему-то не было слышно птиц. В полуденном мареве колебались фрески стен. Тэху мучился жаждой, но не смел уйти, боясь пропустить Ра-Хотепа.
…Жрец прошел через двор в сторону святилища. Тэху медленно тронулся за ним. Открыл было рот, чтобы окликнуть, но Ра-Хотеп, обернувшись на ходу, отрывисто бросил:
– Зачем ты пришел?!
Этот вопрос не удивил и не обескуражил, но Тэху не знал, что ответить, и промолчал. Жрец, не получив ответа, тронулся дальше. Офицер просто пошел за ним, в душе умоляя Ра-Хотепа остановиться. Хотя бы остановиться! Но тот уходил. «Не уходи, жрец! Только не уходи!!!» – спазм, перехвативший горло, не давал крикнуть. Но Тэху верил – такой молчаливый вопль нельзя не услышать! Жрец остановился на пороге святилища:
– Я не смогу помочь тебе! Твоя жизнь отныне не в моих руках!
Тэху встал перед жрецом, преграждая ему путь, и с отчаянием, но решительно произнес, с удивлением услышав свой голос – незнакомый, хриплый, тяжелый: