какая-то мысль, какое-то новое движение души, озадачившее его самого, остановило и повело на ту улицу, где жила хозяйка гуся. Тэху сам толком не знал, что он сделает в ближайшую минуту. Когда он стал совать ей хрипло орущую птицу, она так испугалась, что зачем-то спрятала руки за спину. А Тэху вдруг почувствовал себя так устало и опустошенно, что просто разжал руки и ушел не оглядываясь.
Вечером Джети опять составил ему компанию, но Тэху, хотя и оставался угрюм и немногословен, на этот раз напиваться не стал. Он лишь оттолкнул блюдо с жареным гусем, которого в честь окончания праздника и в знак особого расположения подал им хозяин:
– Не хочу! Дай рыбы, любой рыбы. А этого… – Тэху выругался про себя, – убери!
Тоска и уныние – вещи для солдата неподходящие и недостойные. Он не имел права поддаваться им. И Тэху загнал эти чувства глубоко-глубоко и приказал себе не думать больше ни о жреце, ни о знаниях. Время потекло привычным порядком: дежурства, тренировки новобранцев, сопровождения высоких особ, вечерние пирушки, рискованные ночные вылазки и проделки в самых злачных местах города.
Но даже себе самому Тэху боялся признаться, что неосуществленная мечта все еще живет где-то в глубине его сердца. «Зачем тебе, солдату, это нужно? – насмехался он над собой. – Ну, будешь ты знать, что лежит за краем Вселенной, зачем нужны звезды, почему великий Ра пересекает небо на своей священной ладье всегда по одному и тому же пути, не меняя его год от года? Что изменится в твоей жизни? Живи спокойно, больше не береди себе душу!»
К тому же нежная Аменэджем все глаза проглядела, не придет ли Тэху сегодня, не вызовет ли Нэхеб, ее отец, молодого офицера, чтобы дать ему какое-нибудь поручение!.. Все-таки дочь старого командира, заслуженного военачальника фараона. Может, стоило к ней приглядеться? Вездесущий, любопытный, знакомый со всеми и каждым в гарнизоне Джети уверял его, что все говорят, будто она хорошая и добрая девушка.
Однажды дождливым зимним утром Тэху зашел к Нэхебу по вызову. Командир отлучился, а глупая служанка, не найдя ничего лучшего, отвела его (будто он член семьи или гость!) на кухню обсушиться у жаровни. У низкой аккуратной печки спиной ко входу сидела на корточках Аменэджем. Она увлеченно возилась с тестом и что-то напевала себе под нос. Слуха у нее явно не было, но голосок был очень мил, и пение казалось уютным журчанием ручейка. Тэху невольно улыбнулся. В этот момент девушка обернулась и встретилась с ним взглядом. Ее глаза, большие, как у испуганной газели, наполнились смущением и растерянностью. Тэху рад был бы прийти ей на помощь, но не знал как: он не был обучен вести беседы с добропорядочными девушками. Поэтому он лишь вежливо поздоровался, стараясь придать голосу больше мягкости. Аменэджем сама, к огромному облегчению Тэху, завязала разговор:
– А я… готовлю хлеб. Отец попросил меня.
– Ты сама готовишь? – удивился он.
– Да, отец любит, чтобы я сама пекла. Он говорит, что у меня получается очень вкусно.
– Наверное, ты знаешь какой-нибудь секрет?
Он лишь хотел пошутить, но она вдруг застеснялась и пролепетала:
– Нет-нет, что ты! Если хочешь, ты можешь попробовать. Скоро уже будет готово.
В ее газельем взгляде мелькнула робкая надежда, что он еще задержится. Тэху вздохнул про себя: «Надо идти, а то еще подумает что-нибудь лишнее». А вслух выразил сожаление, что у него нет времени. Он решил зайти к Нэхебу попозже. Огорченная Аменэджем сама проводила его до дверей.
Все же Тэху решил наведаться в тот храм еще раз. Последний раз! «Просто так, – решил он. – Попрошу великого Амона хотя бы помочь мне забыть мои дерзкие желания». Он самым тщательным образом подсчитал дни, чтобы не попасть в череду служения Ра-Хотепа: не хотел с ним невзначай встретиться. Больше не хотел!
На этот раз храм был пустынен и тих, и Тэху долго ходил меж колонн двора, удивляясь их ярким, нарядным росписям. Он высоко задирал голову и внимательно разглядывал похожие на пальмы верхушки колонн и другие детали архитектуры. Ему вдруг пришло в голову, что он никогда не обращал внимания, насколько искусной может быть рука человека – так выверены и изящны были легкие на вид каменные строения храма. Он даже потрогал рукой цветкообразное основание одного столба, будто убеждаясь, что тот не вырос из земли, а на самом деле является творением человеческих рук. Затем с неослабевающим любопытством прошелся вдоль статуй божественных фараонов и членов царской семьи. Казалось, они следили за ним своими инкрустированными глазами, а их окрашенные алым губы слегка улыбались – величаво и благосклонно.
Наконец Тэху отправился в ту внутреннюю часть храма, куда можно было зайти простым смертным. Здесь не слышно было даже щебета птиц – тишина, полумрак. Узкие окна высоко над полом, почти у самого потолка храма – следовало высоко поднять голову, чтобы увидеть их. Но солнце все же постоянно вливалось в этот храмовый зал, прорываясь через окна-щели таким образом, чтобы с каждым шагом по небосводу послать хотя бы один из своих лучей к подножию статуи великого Амона-Ра и отразиться в водяных часах, звонко роняющих каплю за каплей через равные промежутки времени в каменную чашу. И это был единственный звук, нарушающий непроницаемую тишину этого большого зала.
Тэху нечего было принести в дар богу, и он решил хотя бы просто поговорить с ним. Впрочем, из этого тоже ничего не вышло: Тэху слишком глубоко предался своим размышлениям. Так глубоко (недопустимо для воина!), что не заметил, как кто-то подошел к нему сзади. Тэху почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и, мгновенно обернувшись, вздрогнул – прямо перед собой он обнаружил смеющиеся глаза Ра- Хотепа. От неожиданности Тэху онемел.
– Тебя долго не было, солдат! – голос жреца был приветливее, чем в предыдущий раз, и глаза смотрели мягче.
– Я больше не хотел беспокоить тебя, – хрипло выдавил Тэху.
Жрец кивнул и помолчал немного.
– Я знал, что ты вернешься, – наконец произнес он. – Богам угодно твое упорство. Ступай за мной.
Ра-Хотеп произнес это столь властно, что Тэху не решился возразить. Да ему и не хотелось.
У Тэху было не так уж и много свободного времени. С его собственной точки зрения – катастрофически мало: нечасто можно было уйти из гарнизона надолго. Но каждый свободный день, всякий свободный час он бежал в храм Амона. Храм находился довольно далеко от гарнизона. Да что ж с того! Тэху снимал сандалии и бежал сначала по каменистой дороге вдоль белой городской стены, затем – по мягкой, как мука, пыли вдоль реки. На рассвете все озарялось ровным розовым светом, и он успевал на бегу отметить, насколько красивы в лучах восходящего солнца высокие, в рост человека, камыши и заросли папируса, отражаемые зеркальными водами Нила. А еще успевал, на бегу же, оглянуться на пустынную дорогу за спиной – там, четко печатаясь в серой пыли, за ним «бежали» следы: следы человека, направлявшегося к учителю. Это были хорошие следы!
Тренированность позволяла Тэху явиться в храм ничуть не уставшим. Он даже успевал выкупаться в реке перед тем, как войти в заветные ворота.
Ра-Хотеп был частенько занят. Тогда Тэху терпеливо дожидался своего часа. Бывало и так, что он уходил не дождавшись. Но когда жрец был не обременен делами и расположен, то обязательно приглашал Тэху пойти за собой. Он вводил его то в одно, то в другое помещение храма, и они беседовали.
Тэху слушал открыв рот! Он ни за что не смог бы объяснить, зачем ему нужно все то, о чем рассказывает жрец. Но ему казалось, – нет, он точно знал! – что уже не сможет без этого жить. Радость и счастье – вот что испытывал он в стенах старого храма, перед лицом человека с невероятно строгими, но такими проницательными глазами!
Скоро Тэху уже довольно много знал и о звездах, и о божественной колеснице Ра; сносно разбирался в звездном рисунке неба. Луна открыла ему тайны своей цикличности, а воды Нила и вся природа вокруг – законы изменчивости мироздания.
Тэху впитывал все новое, как песок пустыни – влагу редких драгоценных дождей. Ра-Хотеп не скрывал, когда бывал доволен своим необычным учеником. Впрочем, недовольства, которого Тэху боялся значительно больше, чем взысканий Нэхеба, жрец тоже не скрывал. Порой Тэху бывал так наивен и простодушен в выражении своих чувств, что заслуживал серьезных порицаний Ра-Хотепа. Молодой офицер оказался способным в математике и как-то раз, решив удачно задачу, предложенную жрецом, прищелкнул от удовольствия языком и хлопнул в ладоши, довольный собой.
