ностальгический антураж. Дэгг суетливо бегал по комнате, приводя в порядок бумаги и расставляя мебель по местам. Закончив, он потер руки и громко выдохнул, как будто только что вернулся с длительной прогулки.
– Выпить хотите? Я пью пиво. Есть еще виски, джин, водка. Выпивка у нас на любой вкус.
– Нет, спасибо.
Больше всего на свете мне сейчас хотелось сделать большой глоток виски, но я посчитал, что хотя бы одному из нас надо быть в трезвом уме. Дэгг улыбался, непонимающе хлопая глазами, как будто своим отказом я поверг его в глубочайшее раздумье. Он пожал плечами и пошел к маленькому холодильнику за «Варштайнером». Пока он искал открывалку, я обратил внимание на стены, увешанные архитектурными чертежами в рамках. Внизу каждого, на изящной медной пластинке стояла подпись «Р. Дэгг».
– Впечатляет, – заметил я. – Это ваши работы?
– Моего отца, меня назвали в честь него.
– Вы же вроде говорили, что он был прорабом.
– Да, так оно и было. Но плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. У него были высокие устремления, мистер Лоу, он хотел добиться чего-то в этой жизни. Но он сознавал, что шансов на это слишком мало. И вот я – живое воплощение всех его чаяний.
Дэгг наконец-то разыскал открывалку, пробка отлетела, пена полилась у него по рукам и забрызгала брюки.
Я вновь оглядел комнату. Это был своего рода островок воспоминаний о его отце. Дэгг развалился в кресле, широко расставив руки и ноги, и спокойно потягивал пиво. Лицо его не выражало ничего, кроме скуки. Такое впечатление, что из добропорядочного семьянина он враз превратился в замкнутого туповатого подростка.
– Как поживает Джеймс Керни? – спросил он с иронией.
– Он пытался требовать деньги, которые никакого отношения к нему не имеют. Но в последнюю минуту поумерил свой пыл.
– Обычно он бывает более настойчив. Уверяю вас, человеку, имеющему дело с взятками, приходится идти на риск. Это ведь как супружеская измена, не так ли? При взяточничестве, чтобы все оставалось в секрете, обеим сторонам приходится чем-то жертвовать. Вам нужно как-нибудь спросить об этом Кэролин.
– Кэролин? – удивленно спросил я, хотя и так догадывался, кто это.
– Моя жена, мистер Лоу, моя – «в радости и в горе, пока смерть не разлучит нас, аминь».
Нужно было завязывать с этим, пока Дэгг совсем не растворился в бутылке.
– Вы сказали, что административное здание построила компания «Доусон Констракшн». Как вы это выяснили?
Дэгг потянулся за документами, которые до этого аккуратненько сложил в стопку.
– Отец хранил все. А я по некоторым причинам тоже ничего не выбрасываю.
Он пролистал бумаги и вытащил из пачки коричневую тетрадь.
– Это последний объект Доусона, на котором работал отец. А это табель отчетности. Здесь отмечено, кто работал, какие материалы использовались, все расходы и его примечания.
В голосе Дэгга прозвучали нотки гордости.
– Так было принято?
– Так было принято у моего отца.
– А возможно ли, чтобы кто-то замуровал труп в фундамент без его ведома?
– Не думаю. Ну, конечно, он не находился там двадцать четыре часа в сутки, но там же была охрана. В любом случае, даже если ночью туда кто-то пробрался и сделал это, то с утра все бы обнаружилось, и было бы проведено расследование. Так просто он это не оставил бы.
– А если это было дело рук самого Джона Доусона, ваш отец сделал бы для него исключение?
– Нет. Он был принципиальным человеком. Воспитывал меня один, после того как мама ушла от нас. Когда они поженились, с деньгами было довольно туго, а мама не хотела жить в бедности. И вы знаете, он воспитывал меня лучше любой матери. Я всегда был опрятно одет, он постоянно проверял мои домашние задания, был в курсе всех моих дел. Абсолютно всех. У него все было под контролем. Если я задерживался после школы или халтурил с домашним заданием, он тут же отчитывал меня. Расспрашивал до тех пор, пока не докапывался до истины. К работе он относился точно так же. Так что… нет, даже если бы это был Джон Доусон.
– А почему это был его последний объект?
Дэгг допил пиво и вздохнул.
– Потому что я провалился на экзаменах в архитектурный, во второй раз. И вместо этого поступил на факультет гражданского строительства. И я… звучит глупо, я разбил ему сердце, мистер Лоу. Он мечтал, что я стану архитектором. Ни о чем другом он и слышать не хотел. Отец отказался от работы, и… по сути, отказался от жизни. Пил, ничего не делал и ждал смерти. Он умер… от разбитых надежд.
Дэгг покачал головой. Глаза его наполнились слезами. Теперь я стал понимать, откуда у него взялась эта навязчивая идея построить музей в честь отца. Он вытащил из ящика бутылку виски, плеснул себе в стакан и разом опрокинул в рот. Со мной теперь говорил уже абсолютно пьяный человек, раздраженный и озлобленный.
– Он вышел из строя, понимаете, о чем я говорю? Мы могли найти какой-то выход, но я не стал разбираться. Просто ушел из дома. Пять лет мы практически не общались. А когда возобновили отношения, он ушел, понимаете, о чем я? Просто взял и ушел.
Дэгг облокотился о шкаф и свесил голову.
Я пролистал табель. Каждый день был расписан аккуратными печатными буквами, а внизу подпись: «Р. Дэгг». Подписи в табеле и под чертежами были идентичны. На полках рядом с диванчиком стояли десятки таких коричневых табелей. Я достал один. Все тот же аккуратный почерк, те же характерные детали, на каждом листе стоит подпись «Р. Дэгг», но подписи сделаны более свободным, не таким аккуратным почерком.
– А где хранились эти табели?
– Дома, – ответил Дэгг.
– А эти чертежи? Где ваш отец хранил их?
– В своем кабинете, в офисе Доусона. Оперативки они проводили на Виктория-Террас. А что?
– Нет, ничего. А откуда родом ваш отец?
– Откуда родом? – переспросил Дэгг.
– Да. Вы знаете?
– Он из Клондалкина. Монастери-роуд.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– А семья? Братья или сестры?
– Нет.
– Вы еще что-нибудь можете рассказать?
Он мог еще много чего рассказать, но это не входило в мои планы на вечер. Я знал, что ему потом будет стыдно смотреть мне в глаза. Поэтому я оставил его, лелеющим боль, в компании с очередным стаканом виски.
Солнце закатилось за Каслхилл. В саду перед домом никого не было. Я сорвал цветок лаванды, растер его между ладонями и вдохнул аромат. Мне нужно было избавиться от зловонного запаха жалости к самому себе. Жалел себя не только Дэгг, но и я. Пока он говорил, волна чувств, которую я испытывал по отношению к своему отцу и постоянно сдерживал, выплеснулась наружу. Я вспомнил, как он гордился моими успехами в школе и в то же время постоянно хотел, чтобы я отличался именно в тех областях, в которых он сам был не силен. Я подумал, а сейчас он бы гордился мной? Странно, что я вообще об этом задумался.
Кто-то положил под «дворники» записку. Она тоже пахла лавандой, а может, запах шел от моих рук. Здесь был написан чей-то мобильный телефон и еще, что меня нисколько не удивило, заглавными буквами – «ФЭЙГАН-ВИЛЛАС». Я дошел до ворот Дэгга. Свет в гараже погас, шторы задернуты. Наверно, Дэгг собирался ложиться спать. Его жена стояла на лестнице и смотрела в окно. Я помахал запиской в знак
