курс, вышли в заданную точку, прыгуны повалили из вертолета. Выпускающий махнул борттехнику рукой и лег грудью на поток.
В пустом салоне гулял морозный ветер трех тысяч. Нужно было закрывать дверь. Борттехника тошнило. Поискал глазами свой страховочный пояс и нашел его. Пояс болтался на тросе для вытяжных фалов там, куда его отодвинули парашютисты — в самом конце салона. «Скоты», — процедил борттехник и встал.
Он сразу понял, что до страховочного пояса ему сегодня не добраться. Если же нацепить парашют, то один случайный толчок висящего под слабыми коленями твердого ранца способен в настоящий момент свалить с ног. Выпадать ни с парашютом, ни без оного борттехник не хотел. Уцепившись правой рукой за проем входа в кабину, мелкими приставными шажками он начал двигаться к двери, в проеме которой трепетало бездонное небо.
Борттехник уже почти дотянулся до дверной ручки…
И тут вертолет вошел в левый разворот с хорошим креном — командир торопился вниз. Вектор силы тяжести, приложенный к наклонной плоскости, естественно, расщепился на компоненты — и самая горизонтальная из них схватила больного и слабого борттехника, как волк ягненка, и толкнула к открытой двери. Когти его правой руки, царапнув металл, сорвались, подледеневшие подошвы его унтов заскользили по металлическому полу. Борттехник успел схватиться левой рукой за ручку двери, поймал полусогнутой правой рукой обрез дверного проема, и уперся обеими руками, сопротивляясь выволакивающей его силе.
Его лицо уже высунулось в небо, щеки его трепал тугой воздух. Он увидел далеко внизу белую небритую землю, над которой скользила «этажерка» из разноцветных куполов. Борттехник направил всю вспыхнувшую волю к жизни в непослушные мышцы, и начал отжиматься, толкая спиной давящий призрачный груз.
Но тут вертолет вышел из виража.
Вся нечеловеческая мощь, сосредоточенная в дрожащих руках борттехника, оставшись без противовеса, швырнула его назад, спиной на скамейку…
Когда борттехник вернулся в кабину, сил ругаться не было. Он глотнул воды, закурил и сказал тихим голосом:
— Вы чуть меня не потеряли.
— И так хреново, а тебе всё шуточки, — сказал командир, борясь с автопилотом. — Потеряешь такого, как же.
Кроме экипажа вертолета в четырехместной гостиничной комнате живет пехотный полковник. Он все время ходит в туалетную комнату — стирает носки, трусы, майку, чистит китель, ботинки; перед сном развешивает свои многочисленные одежды на плечики, на спинки стула и кровати. Очень аккуратен, всегда причесан и выбрит.
За окном идет снег. Послеобеденный отдых экипажа. Борттехник Ф. лежит на кровати и читает 'Братьев Карамазовых'. Полковник сидит на кровати и смотрит на читающего борттехника. Потом оглядывается на стол. На столе лежит тряпка. Полковник обращается к борттехнику.
— Лейтенант, все хочу спросить. Насколько я понимаю, работа в воздухе требует особенной внутренней и внешней дисциплины. Так?
Лейтенант кивает, не отрываясь от книги.
— Тогда объясните мне, как вот этот постоянный бардак, вас окружающий, может сочетаться с такой ответственной работой? Как вы можете спокойно читать Достоевского, когда на столе с утра валяется тряпка?
Лейтенант отводит книгу от лица, смотрит на полковника.
— Все дело в том, товарищ полковник, — говорит он, — что тряпка — вещь совершенно несущественная, а посему определенного места не имеющая. Тряпка — она на то и тряпка, чтобы валяться — именно это наинизшее состояние характеризует ее как последнюю ступень в иерархии вещей. Она всегда на своем месте, куда бы ее ни бросили. Но нам-то с вами не все равно, верно? Одно дело — тряпка на столе, и совсем другое — под капотами двигателей вертолета. В этом случае она может стать фактором летного происшествия, — однако, называться она будет уже не тряпкой, а предпосылкой. Улавливаете разницу? — он строго поднял указательный палец. — Здесь-то и зарыта философия боевой авиации.
— Однако! — сказал полковник, вставая, — Однако, у вас подозрительно неармейский склад ума, товарищ лейтенант. И это сильно навредит вашей дальнейшей карьере.
Он взял бритву и полустроевым шагом покинул комнату. Когда дверь за ним закрылась, командир с праваком, притворявшиеся до этого спящими, зашлись в поросячьем визге.
Вечер того же дня. Пьяный командир экипажа только что потерпел поражение в попытке соблазнения дежурной по гостинице. 'Вы пьяны, капитан, а у меня муж есть', — вполне обоснованно отказала она. Расстроенный командир поднимается на второй этаж и входит в свою комнату.
На кровати лежит пьяный борттехник Ф. и одним глазом читает 'Релятивистскую теорию гравитации'. Командир присаживается на краешек его кровати, смотрит на обложку, морщит лоб, шевелит губами, потом спрашивает:
— Что за хуйню ты читаешь?
— Очень полезная книга для всех летчиков — про тяготение.
Командир долго и напряженно думает, потом резким движением пытается выхватить книгу из рук борттехника. Некоторое время они тянут книгу в разные стороны. Наконец командир сдается. Он горбится, опускает голову, обхватывает ее руками и говорит:
— Ну, как еще с тобой по душам поговорить? Пойми, командир обязан проводить индивидуальную работу с подчиненными…
— Ну что ты, командир, — говорит с досадой борттехник.
— Нет, ответь мне — почему ты, лейтенант, не уважаешь меня как командира, как старшего по званию, и, — командир всхлипывает, — не любишь просто как человека?
Растроганный борттехник откладывает книгу, садится рядом:
— Прости, командир… Вот как человека я тебя очень люблю…
Обнявшись, они молча плачут.
Входит трезвый правак с полотенцем через плечо, смотрит на них и говорит брезгливо:
— Опять нажрались, нелюди.
И снег лепит в темные окна.
Во время командировки на борту № 22 появилась так называемая «вилка» — обороты левого и правого двигателей различались на 4 процента (при максимально допускаемых инструкцией по эксплуатации двух процентах). Командир спросил у борттехника:
— Что будем делать? Имеем полное право вернуться на базу. И командировке конец.
— Зачем? Летать можно. Бывало, я и при шести процентах летал — соврал борттехник.
Правак, лейтенант С., злобно хмыкнул:
— Да ты и без двигателей летать можешь, а мы жить хотим. Понабрали студентов в армию, а они кадры губят.
Началась привычная перебранка двух лейтенантов — двухгодичника и кадрового.
— Если я — студент, то ты — курсант.
— Да, я горжусь, что был курсантом. Пока ты в институте штаны просиживал, я в казарме портянки нюхал!
— Пока ты портянки нюхал, я учился. И теперь я — дипломированный инженер!
— А я летчик, блядь!
— Какой ты, нахуй, летчик?! Пока ты — правак, единственная деревянная деталь в вертолете.
— Командир, он летчиков ни в хуй не ставит! Вставь ему дыню!
— Ну, все! — Сказал командир. — Заткнулись оба. Я решил — командировка продолжается. Хрен с ней, с «вилкой». Тем более что сегодня вечером мы приглашены в гости.
