Грянувшая искра укрыла его Игуаной.Тогда он оставил в одной руке полевую мышьА другой ухватил Относительность —Пробившая искра выдолбила его словарный запас.Тогда одной рукой он поймал девичий смех — всё что было —Другой — семилетний медовый месяц — всё что помнил —Пронёсшаяся искра закоксовала его гонады.Тогда в одну руку он взял притворившегося мёртвым паукаА другой дотянулся до библии —Громовая искра выбелила ему виски.Тогда он взял первый чих новорождённого в одну рукуА смертный холод в другуюИ позволил искре сжечь себя в пепел.Так улыбка, какую даже ЛеонардоНе смог бы себе представить,Растаяла в воздухе, оставив груды смеха,Воплей, благоразумия, неосторожности и прочего.
Вороноцвет
Ворон был настолько чернееЛунной тени,Что на нём были звёзды.Он был чернееЛюбого негра,Как негритянский зрачок.И даже, подобно солнцу,ЧернееЛюбой слепоты.
Боевая ярость Ворона
Когда пациент, пылающий от боли,Внезапно бледнеет,Ворон издаёт звук, подозрительно похожий на смех.Видя, как ночной город на синем горбу горизонтаТрясёт свой бубен,Он хохочет до слёз.Вспоминая раскрашенные маски и лопающиеся шарикиУмерших от укола,Он беспомощно катается по земле.И видит он вдали свою ногу и задыхается иДержится за ноющие бока —Мучения почти невыносимы.Один его глаз тонет в черепе, мелкий как шпилька,Другой открывает огромное блюдо зрачков,Височные вены раздуваются, каждая с голову месячного младенца,Пятки раздваиваются спереди,Губы поднимаются над скулами, сердце и печень взмывают к горлу,Кровь хлещет фонтаном из темечка —Так в этом мире не бывает.На волосок от мира(С приклеенным на место выпученным лицомПодключёнными к глазницам глазами мертвецаВвинченным под рёбра сердцем мертвецаПришитыми обратно разодранными кишкамиНакрытыми стальным кожухом разбитыми мозгами)Он делает шаг вперёд,ещё шаг,ещё шаг —
