Однако было бы несправедливым выслушать только одну сторону. Поэтому приведу слова самого Миони, зафиксированные в его объяснительной по результатам съемок:
«В день съемок в самый последний момент мне сообщили, что нет необходимого разрешения и нет возможности завезти и разбросать гравий на месте приземления машины для того, чтобы предотвратить ее зарывание в грунт, чем заставили меня рисковать жизнью выше необходимого предела – я увеличил вдвое длину и, следовательно, опасность прыжков.
В сцене столкновения с бочками на автомобиль было поставлено стекло старого типа, без моего ведома, непригодное для трюка. Оно брызнуло мне в лицо, и я рисковал потерей зрения.
В сцене столкновения с будкой был построен бронированный сейф, который упал только после четырех столкновений. Три недели, отпущенные на съемки, были сведены к 8 дням, как из-за плохой погоды, так и из-за ожидания, пока г-н Досталь закончит работу с первой съемочной группой. Мне предъявлено обвинение, что я разбил пять машин за время съемок: хочу заметить, что мне было дано распоряжение режиссером начинать мою работу с прыжков и столкновений, которые являются заключительными кадрами различных сцен фильма…»
Между тем в разгар съемок – во вторник 24 июля – оборвалась жизнь льва Кинга. Это была трагическая случайность. Лев жил в здании средней школы № 74 на Мосфильмовской улице (в спортзале), где по недосмотру было оставлено открытым окно (решеток на окнах не было). Лев выпрыгнул на улицу и напал на студента, который выгуливал свою собачку. Хозяева льва потом будут утверждать, что Кинг хотел всего лишь поиграть со студентом, для чего и повалил его на землю. Но сам студент так не считал, из-за чего и поднял дикий крик. Свидетели этого происшествия вызвали милицию, благо ее опорный пункт находился неподалеку. К месту происшествия прибежал младший лейтенант милиции Александр Гуров (теперь он дорос до звания генерала и депутата Госдумы России), который расстрелял из табельного «макарова» Кинга. Бедное животное похоронят в Подмосковье, на даче детского писателя Юрия Яковлева, который много сделал для популяризации Кинга еще при его жизни.
На сцену театра Миронов вернулся 29 июля: вечером того дня он играл «Таблетку под язык». В этом же спектакле он играл и на следующий день, а 31 июля это был уже «Ревизор». С него же начался у Миронова и август: он играл Хлестакова 3-го.
Тем временем съемки «Итальянцев» продолжаются. В начале августа съемочная группа отправилась в очередную экспедицию – на этот раз в Ульяновск, чтобы снять там эпизод приземления самолета на шоссе. Киношники уехали туда без Миронова, который в этом эпизоде занят не был. Он остался в Москве, чтобы побыть рядом с женой и новорожденной дочерью, а также для завершения сезона в родном театре. 4 августа он играл «Таблетку под язык», 6-го – «Женитьбу Фигаро», 8-го – «Таблетку под язык», 12-го – «Женитьбу Фигаро». На этом Театр сатиры закрыл свой очередной сезон в Москве и предоставил свою сцену для гастролеров – Молдавскому музыкально-драматическому театру имени А. Пушкина.
Аккурат в эти самые дни – с 11 августа – Центральное телевидение начало демонстрацию 12-серийного телефильма «Семнадцать мгновений весны». Как мы знаем, роль советской радистки Кэтрин исполняла жена Миронова Екатерина Градова. Актриса вспоминает:
«После одной из первых серий я вышла за хлебом в гастроном „Новоарбатский“, едва причесана, с собакой Марфушей на поводке. И вдруг на меня поперла толпа. Люди подставляли спины, чтобы я на них расписалась, спрашивали, что будет в следующей серии… Два часа я стояла прижатой к прилавку, продавцы вызвали милицию. Когда я вернулась домой, Андрей был в ужасе: называется, вышла на пять минут за хлебом…»
Тем временем 13 августа вернулась в Москву съемочная группа «Итальянцев». А спустя 10 дней отправилась в новую командировку – на этот раз в столицу Италии город Рим. И теперь Миронов отправился вместе с киношниками. Таким образом, волею судьбы последние две серии «Семнадцати мгновений весны» он посмотреть не успел – их показывали 23–24 августа.
Настроение у вылетавших было приподнятое, что вполне объяснимо: в кои-то веки удалось вырваться в страну «загнивающего» капитализма (например, Андрей Миронов и Евгений Евстигнеев до этого ездили только в страны социалистического лагеря). Однако уже в первый же день пребывания на итальянской земле это радужное настроение начало постепенно улетучиваться. Итальянцы встретили гостей на аэродроме Фьюмичино в Риме неприветливо, хмуро и недружелюбно. Потом, рассадив их в машины, привезли в третьеразрядную гостиницу, расположенную километрах в двадцати от центра, на окраине, что- то вроде римского Медведкова. И это после того, как самих итальянцев, когда они были в Москве и Ленинграде, селили в лучших гостиницах.
Следующий удар гостям нанесли в помещении фирмы, отвечающей за съемки фильма. Там им сказали, что работа в Риме пойдет совсем иначе, чем это было в Москве. Дескать, из-за того, что любая съемка на улицах города стоит больших денег, киношникам придется снимать на ходу, практически не вылезая из операторской машины. В итоге это переполнило чашу терпения Эльдара Рязанова, и он, вернувшись в свой номер-келью, решил протестовать. Форму протеста он выбрал самую простую: утром следующего дня он объявил хозяевам, что он на работу не выйдет, пока его группе не обеспечат всех необходимых условий для работы. Напуганные итальянцы вызвали в гостиницу Луиджи Де Лаурентиса. Ему Рязанов заявил то же самое: во-первых, съемочной группе должны предоставить более комфортабельную гостиницу, во-вторых, обеспечить съемку всех сценарных кадров, утвержденных обеими сторонами, и, в-третьих, разрешить приехать в Рим художнику по костюмам и ассистенту режиссера, которых итальянцы отказались первоначально принять. Как это ни странно, но все эти требования итальянцы удовлетворили.
В субботу, 25 августа, в студийном павильоне снимали эпизод, где итальянцы знакомятся с мамой своего русского гида (Ольга Аросева). Актриса вспоминает:
«У меня изумительная отдельная гримерная. Мебель, обитая красной кожей. Овальные зеркала в белых рамах. Две милые итальянки, гримерша и костюмерша, ходят за мной по пятам, то пудрят, то гладят платье, не снимая его, прямо на мне, крошечным утюжком. А парикмахерша вынула из своих волос шпилечки итальянские, легкие и прочные, и заколола мою вечно рассыпающуюся прическу.
Единственную трудность представляли два моих партнера – чрезвычайно экспансивные итальянские актеры. Они как начали в кадре говорить, так и не остановились. Рязанов сначала все это терпел, тем более что в Москве их все равно нужно было озвучивать, а потом отозвал меня в сторону и зашептал: «Делай что хочешь, но прорывайся… Ведь они тебе рта открыть не дадут!»
И вот когда один из актеров снова принялся безудержно лопотать, я взяла полотенце и заткнула ему рот. Произнесла свой текст, а потом у него изо рта полотенце вытащила. Ему мой трюк до чрезвычайности понравился.
Оказалось, что он не только известный пародийный артист и выступает с карикатурами на крупных политических деятелей, но еще и хозяин небольшой фармацевтической фабрики. Я настолько завоевала его симпатии, что он мне предложил составить список лекарств, которые трудно купить в России. Я ему список дала, и он привез мне целый пакет пузырьков и таблеток на все случаи жизни…»
На следующий день, в воскресенье, съемок не было, поэтому гости отправились на экскурсию в Венецию. Пробыли там до вечера, после чего снова вернулись в Рим, чтобы в понедельник продолжить съемки.
27—28 августа снимали эпизод в клинике с участием Евгения Евстигнеева. Актеру нужно было срочно вылетать в Москву – во МХАТе открывался сезон «Сталеварами», где у него не было замены, поэтому снимать решили с его сцен. Не обошлось без сложностей. Рязанов просил выделить для массовки 200 человек, но итальянцы уперлись на цифре 50. Рязанов стал грозить новой забастовкой и сумел-таки сторговаться на цифре 120. Но проблемы на этом не закончились.
Больницу снимали в четырехэтажном здании бывшей лечебницы, которая вот уже несколько месяцев пустовала. Вывески на здании никакой не было и Рязанов попросил итальянцев это дело уладить – повесить на фасад табличку «Ospedale» («Госпиталь»). Но те его просьбу проигнорировали, хотя заняло бы это минут 15. Рязанов вновь проявил принципиальность, заявил: «Снимать не буду! Моя просьба – не каприз. Вывеска необходима для элементарного обозначения места действия. В нашей стране, если бы не выполнили указание режиссера, я снимать бы не стал». На что организатор производства адвокат Тоддини ответил оскорблением: «А я чихал на твою страну». Рязанов в ответ собрался было заехать ему по фейсу, но вовремя сдержался. Зато словесно припечатал дай бог.
На съемочную площадку опять вызвали Луиджи Де Лаурентиса. Он отдал распоряжение повесить
