Андрей Миронов: баловень судьбы

О том, каким был Андрей Миронов в школьные годы, вспоминает его одноклассник А. Макаров: «В середине 50-х вдруг необычайно, интригующе интересной сделалась жизнь. Все благие перемены новой исторической ситуации улавливались нами моментально. Жерар Филипп приезжает в Москву на открытие французской кинонедели и попутно „открывает“ еще и футбольный матч между сборными СССР и Франции (матч состоялся 23 октября 1955 года и завершился вничью 2:2. – Ф. Р.). Для нас это событие почти личного свойства, ведь все мы болельщики, столь же безудержные, как и кинозрители, к тому же неутомимые игроки, каждый выезд на природу, в колхоз, на субботник завершается бесконечным футбольным матчем. Андрей всегда «на воротах», это его законное амплуа, избранное, вероятно, не без эстетических соображений: бросается он, «рыпается», говоря по- дворовому, чересчур картинно.

В ЦДРИ, который от нас неподалеку, – вернисаж никому не известного и, говорят, гонимого художника Ильи Глазунова. Сматываемся с уроков, чтобы в который раз потолкаться по выставке, послушать споры, самим что-нибудь вякнуть, ощутить себя свободомыслящими «новыми» людьми (выставка Ильи Глазунова проходила в январе 1957 года. – Ф. Р.). Выпускники Школы- студии МХАТ под руководством актера Центрального детского театра Олега Ефремова поставили, по слухам, потрясающий спектакль – надо прорваться, тем более что играют его в филиале МХАТ, который опять же в двух шагах от нашей школы (премьера спектакля «Вечно живые» по пьесе Виктора Розова состоялась 8 апреля 1957 года. – Ф. Р.). В Литературном музее на Якиманке – первый в жизни нашего поколения официальный вечер Сергея Есенина! Слово «джаз» перестало быть ругательным, кто-то собственными глазами видел его на афише – фантастика! В Театре-студии киноактера Эрастом Гариным возобновлен «Мандат», Андрей достает билеты, по дороге рассказывает нам об Эрдмане и Мейерхольде – сведения из первых рук, все из того же семейного круга. На один из первых спектаклей невиданного тогда ледового балета венского «Айс ревю» меня тоже повел Андрей Миронов. Помню, как он держался в переполненном «всей Москвой» шумном фойе не школьником, допущенным на взрослое представление, а настоящим театральным завсегдатаем, ценителем, знатоком…

И наконец – Фестиваль молодежи и студентов летом 1957 года, главное общественное событие, украсившее собою нашу юность (6-й Всемирный фестиваль молодежи и студентов проходил в Москве 28 июля – 11 августа 1957 года. – Ф. Р.). В его преддверии по стране прокатывается волна местных смотров, конкурсов и прочих праздников, тоже гордо именуемых фестивалями. Вот и в школе мы, по собственной инициативе, провели свой фестиваль – действо до тех пор да и с тех пор, надо думать, в школьных стенах небывалое. Все утро во дворе бушевали спортивные страсти, эстафеты и матчи сопровождались репортажем по только что оборудованному радиоузлу, а вечером, естественно, состоялся бал, гвоздем которого было пародийное представление, на наш взгляд, не слабее капустников в ВТО.

Вместе с Андреем мы придумали эстрадный номер на тему о том, как школьники разных стран сдают экзамены. Комический эффект достигался абракадаброй, имитирующей английскую, французскую и немецкую речь, а также мимическим изображением национальных характеров в нашем тогдашнем понимании. Сомневаюсь, что было оно очень точным, но, видимо, отвечало каким-то общим представлениям, а главное, тому желанию открытости, всемирности, осведомленности, какое ощущалось тогда в воздухе. Товарищи наши хохотали от души и хлопали нам неистово и долго, как настоящим эстрадным кумирам.

Началась наша самодеятельная известность, послужившая Андрею как бы прологом для его будущей повсеместной известности. Нас приглашали выступать на всяких утренниках, сборах и даже вечерах. Андрей относился к этому с серьезностью врожденного профессионала, ревниво отмечал наши просчеты и нюансы в реакции публики, запросто употреблял пряные, не до конца мне понятные актерские словечки, от которых в груди разливалось самолюбивое тепло. Успех между тем нарастал. Всеобщей точки он достиг во время общемосковского концерта, который состоялся на сцене Центрального детского театра. Любопытно, что к выходу мы готовились в актерской уборной, на двери которой было написано «О. Ефремов». Муза эксцентрики, иронии, парадокса, под знаком которой Андрей родился, несомненно нам покровительствовала. Нас вызывали, мы кланялись, как нам казалось, чрезвычайно элегантным поклоном.

Наутро наш триумф отметила пресса – «Учительская газета» посвятила ему трехстрочную заметку. Это было самое первое упоминание имени Андрея Миронова в печати…»

Летом 1958 года Миронов закончил десятый класс и твердо заявил своим родителям, что собирается связать свою дальнейшую судьбу с театром. Родители встретили это заявление без особого энтузиазма. Наиболее скептически высказалась мама, которая заявила: «То кривляние, что ты демонстрируешь в школе, театром назвать нельзя». Видимо, она просто боялась, что ее сын провалится на экзаменах и тем самым бросит тень на своих родителей. К счастью для отечественного искусства, Миронов нашел в себе силы ослушаться свою мать. Может быть, впервые в своей жизни.

Рядом с домом Миронова было целых два театральных вуза: Школа-студия МХАТ и театральное училище имени Щукина. Если учитывать, что театральная студия при Центральном детском театре, где два года играл Миронов, тяготела к МХАТу, то Миронову была прямая дорога в Школу-студию. Но он, вопреки всем прогнозам, выбрал Щукинское училище. И выбрал не случайно: с Вахтанговским театром тесно переплелась судьба его матери, которая считала Б. В. Щукина одним из главных своих учителей. А в кабинете самого Евгения Багратионовича Вахтангова Мария Миронова занималась, когда училась в Театральном техникуме (кабинет им отдала под занятия супруга режиссера, которая работала секретарем директора техникума).

Миронов начал готовиться к поступлению в училище за несколько месяцев до окончания школы. Готовился так целеустремленно, что даже не остался гулять на выпускном вечере, потому что на следующий день у него был экзамен в «Щуке». Он ушел, а его любимая девушка Галя Дыховичная осталась одна и страшно обиделась на своего кавалера, не поняв такой правильности. «Вот девушку оставил одну», – думала она.

Вспоминает А. Червинский: «Мы на даче в Пахре. Вокруг нас сплошь березы ростом чуть выше нас и множество соловьев. В наших маленьких березах они почему-то поют не только ночью, но и сейчас, ярчайшим днем.

Вот он – Андрей Миронов. Он грызет кукурузный початок. Ему семнадцать лет. Довольно упитанный, аккуратно причесанный мальчик. Ярко-голубые, круглые глаза, розовая физиономия. Зубы щелкают по несуществующей кукурузе. Это этюд. Он поступает в театральное училище и будет с этим «показываться». Прощелкал весь початок и по инерции вгрызся в собственную руку. Жует рукав.

Теперь он ест воображаемый апельсин, обливаясь несуществующим соком. Доел и ждет, растопырив пальцы, моего мнения.

Мне ясно – он на краю пропасти, но если спасать слишком энергично, то может сорваться и упасть. Спрашиваю деликатно, с фальшивой улыбкой: «А ты всерьез хочешь всю жизнь этим заниматься?» – «А чем же еще?» – спрашивает он безнадежно. Все уже случилось. Он артист, потому что ничем другим заниматься не может. Это уже навсегда…»

Червинский как в воду смотрел: Миронов действительно стоял на краю пропасти. Дома перед зеркалом он еще хорохорился, а едва переступил порог «Щуки», чтобы пройти прослушивание у великой Цецилии Львовны Мансуровой, как мгновенно у него носом пошла кровь. Миронова уложили на диван, кликнули секретаршу, чтобы она принесла воды. Сделав несколько глотков и приложив платок к носу, Миронов вежливо извинился и покинул аудиторию. Другой на его месте после такого провала навсегда забыл бы дорогу к училищу. Но Миронову и здесь хватило духу перебороть себя. Спустя несколько дней он вновь пришел в «Щуку» и сдал в секретариат свою автобиографию и короткий список с репертуаром для туров. Там значились: ранний рассказ А. Чехова «Альбом», басня С. Михалкова «Седой осел» и стихотворение А. Пушкина «К морю».

Между тем первый тур Миронову не понадобился. Уже на консультации он так блестяще прочитал отрывок, что экзаменаторы засмеялись. Они увидели в нем зачатки будущего комика. И пригласили сразу – минуя первый – на второй тур.

Вспоминает Виктория Лепко (она поступала в «Щуку» в эти же дни): «Вы знаете, как бывает при поступлении. Сначала идут консультации, очень много народу, и все друг друга не видят, потом кто-то отсеивается, а какая-то группка остается. Тогда начинается общение.