Миронове услышала быстрый, как отмашку, ответ известного и авторитетного критика: „О Миронове? Писано и переписано“…»
На следующий день Миронов был уже в Ленинграде, где продолжались съемки «Троих в лодке…». В те дни был снят эпизод, где герои плутают в лабиринте, пытаясь отыскать своих неожиданных попутчиц Энн, Эмилию и Патрицию (в этих ролях снимались Лариса Голубкина, Алина Покровская и Ирина Мазуркевич).
В эти же дни на том же «Ленфильме» Миронов должен был начать сниматься еще в одной роли – Фарятьева в телефильме по пьесе Аллы Соколовой «Фантазии Фарятьева». В те годы эта пьеса была очень популярна в кругах интеллигенции и шла в нескольких советских театрах. В Москве она была поставлена силами труппы «Современника», и Фарятьева там играл близкий друг Миронова Игорь Кваша. На телеэкран эту пьесу решился перенести знаменитый режиссер Илья Авербах. Ему советовали взять на Фарятьева Георгия Буркова, но он категорически заявил: «Только Миронов! Если он сниматься не согласится – значит, не будет и фильма». Миронов, к счастью, согласился. Съемки фильма должны были начаться 8 декабря, но неожиданно заболел Авербах. Да и Миронов оказался занят на съемках «Троих в лодке…» и делами в театре. В итоге съемки фильма перенесли на январь следующего года.
В воскресенье 10 декабря по ТВ в который раз показали спектакль «Маленькие комедии большого дома» (13.30). Этот спектакль по-прежнему шел на сцене Театра сатиры и игрался два дня спустя после телеверсии – 12 декабря. На следующий день и 16-го Миронов играл в «Ревизоре».
17 декабря закончились съемки фильма «Трое в лодке, не считая собаки». Одна «гора» с плеч Миронова упала. Но появилась другая: режиссер Театра на Малой Бронной Анатолий Эфрос пригласил Миронова на роль Дон Жуана в новый спектакль «Продолжение Дон Жуана» по пьесе Эдварда Радзинского (этим спектаклем должна была открыться экспериментальная «малая сцена» Театра на Малой Бронной).
Эфрос начал ставить «Продолжение…» еще год назад, но в силу независимых от него причин не сумел выпустить спектакль в сезоне-78. А когда осенью театр вернулся с гастролей, произошло ЧП: из проекта один за другим ушли сразу два исполнителя – Станислав Любшин и Олег Даль. Потеря последнего (в ноябре 78-го) была особенно тяжела, поскольку он играл главную роль – Дон Жуана. Хотя, честно говоря, именно потеря Даля была наиболее прогнозируема: на протяжении всего репетиционного периода отношения Эфроса и Даля были весьма нервическими. Это особенно заметно, если открыть дневник Даля. Например, еще в августе 77-го Даль записал следующее откровение: «Эфрос ясен как режиссер и как человек. Просто ларчик открывался. Как человек – неприятен… Как режиссер – терпим, но, боюсь, надоест…»
А вот строки, датированные октябрем того же года: «Эфрос… наделенный ярким талантом видения. Умением почувствовать общий внутренний ритм пьесы и сцены. Как человек. Примитивен и неинтересен, а иногда просто неприятен. Женский характер.
Как режиссер – все через себя. Требует повторения. Отсюда раздражающий меня лично формализм. Решение у него найдено, и довольно легко…
Боюсь, что использует раз и навсегда найденный прием, который в сочетании с различным драматургическим материалом дает неожиданный эффект. С одной стороны, ему нужны личности, с другой – марионетки.
Вернее так: он мечтает собрать вокруг себя личностей, которые, поступившись со своей личной свободой, действовали бы в угоду его режиссерской «гениальности», словно марионетки. Он мечтает не о содружестве, а о диктатуре. Но это его мечта, тщательно скрываемая. Он весь заведомо ложен, но не сложен… Вот в чем для меня заключен основной момент раздражения к Эфросу, к его коллективу, к его искусству».
И, наконец, строчки, написанные Далем уже в разгар репетиций «Продолжения Дон Жуана» – в октябре 1978 года: «Поскольку его (Эфроса. –
Только пропущенный через актера-личность, метод этот мог бы обрести новое звучание.
В силу его женского характера и… Яковлевой все вынуждены быть подыгрывающими.
Мне эта «роль» не подходит!»
Какое-то время после ухода Даля Эфрос был в прострации, не зная, кем заменить ушедших исполнителей. Помощь пришла с неожиданной стороны – от бывшей возлюбленной Миронова Татьяны Егоровой. Это она, услышав от своего тогдашнего кавалера Радзинского крик души – мол, моя пьеса под угрозой невыхода из-за бегства актеров! – посоветовала обратиться к Андрею Миронову. Драматург немедленно уведомил об этом Эфроса, и тот чуть ли не воскликнул: «Эврика!» Хотя до этого даже в мыслях не держал эту фамилию. Несмотря на то что однажды уже работал с Мироновым: в телеспектакле «Страницы журнала Печорина». На счастье Эфроса, Миронов его приглашение принял.
Тем временем 20 декабря Миронов снова вышел на сцену родного театра – шел спектакль «Горе от ума». Затем до конца года им были сыграны еще три представления: 25-го – «Горе от ума», 26-го – «Маленькие комедии большого дома», 27-го – «Женитьба Фигаро». В оставшиеся дни он репетировал «Продолжение Дон Жуана». На эти репетиции не могли повлиять даже жуткие холода, которые ударили в те дни в Москве – аж сорок (!) градусов ниже нуля, а по области и все сорок пять. Даже ртутные термометры замерзли и остановились. За прошедшие 100 лет то были самые сильные холода в столице. Как писали газеты, холод этот был вызван вторжением на материк очень холодного воздуха с Атлантики. Объяснение, конечно, правильное, но москвичам от этого было не легче.
1979
1 января 1979 года на голубых экранах состоялась премьера фильма Марка Захарова «Обыкновенное чудо» (16.00). Как мы помним, Миронов играл в нем роль пройдохи Администратора. Вечером этого же дня (в 21.40) по ТВ также показали комедию Эльдара Рязанова «Гусарская баллада», где свою звездную роль сыграла супруга Миронова Лариса Голубкина.
К зрителям, пришедшим в Театр сатиры, Миронов впервые в новом году вышел 4 января – в «Женитьбе Фигаро». А на следующий день по ТВ показали «Маленькие комедии большого дома» (20.30). В эти же самые минуты Миронов играл на сцене родного театра в «Клопе». Далее спектакли с его участием демонстрировались в следующем порядке: 6-го – «Ремонт», 11-го – «Горе от ума», 14-го – «Женитьба Фигаро». Параллельно он начал репетиции с Анатолием Эфросом в спектакле «Продолжение Дон Жуана». Причем проходили они сначала не в театре, а… дома у режиссера. Вот как об этом вспоминал сам А. Эфрос:
«Я позвал Миронова. Я звал не „на помощь“ – просто, как бы предлагая роль, предлагал поучаствовать в работе. Собственное отчаяние, раздражение и даже злобу я изо всех сил скрывал. Все эти настроения совсем не помогают творчеству, с ними борешься каждый день, стараясь не довести себя до душевного кризиса.
Не знаю, что из всего этого понял Миронов, но с первого же дня мы бодро принялись за работу. И относительную бодрость я смог сохранить даже до выпуска спектакля. Во многом – благодаря Миронову.
Я решил изменить характер репетиций, во всяком случае на первом этапе. Глупо было бы теперь с Мироновым, как раньше с Далем, на глазах все той же кучки заинтересованных зрителей (среди которых нет актеров) опять выходить на сцену вдвоем, как на ринг, и мне вовлекать нового актера в уже проработанный мной и другим исполнителем рисунок роли.
И я постарался отбросить все то, что уже знал о пьесе и о роли. Конечно, это в некотором роде режиссерская хитрость, даже самообман, но он необходим чистоте творческого процесса.
Передо мной был совсем другой актер. Значительный, уже вполне определившийся, зрелый. И совсем не похожий на Даля. Я говорю сейчас не о внешних данных, а о глубинных чертах характера. Даль был замкнут, нервен и нетерпелив. Убийственно остроумен, а иногда невыносим. Все чувствительное и нежное в себе он прикрывал такими парадоксально-обратными защитными красками, что иногда брала оторопь. Миронов, как я уже говорил, – открыт. Может быть, эта его открытость таила в себе что-то и противоположное, но он мне нравился именно открытым – в этом не было никакого актерского наигрыша. Наигранную актерскую «открытость» я вижу за сто верст и знаю ей цену. Нет, в Миронове была доверчивость. Тут я не ошибся.
И вот я изменил способ работы. Мы с Мироновым начали репетировать у меня дома, выбирая для этого общие свободные часы. Тогда я записал в своей рабочей тетради: «Как хорошо после тяжелой репетиции в
