по его стопам. В 7 лет его отдали в музыкальную школу по классу скрипки. Однако сам он был еще слишком юн, чтобы понимать, ради кого он должен отдавать свои силы нелюбимому делу. Играть на скрипке он откровенно не любил и всеми фибрами своей души сопротивлялся потугам родственников сделать из него дедушкиного наследника по скрипичной линии.
Вообще идти наперекор общепринятым нормам поведения Фоменко начал буквально с раннего детства, – видимо, беря пример со своей прабабушки, которая в свое время, съезжая по перилам Смольного института, ткнулась головой в живот самой государыне императрице. Достаточно сказать, что Николая выгнали из детского сада… через три дня после зачисления. За что? А он подбил детей пойти войной на соседний детсад. Для этого солдаты армии Фоменко должны были принести из дома пистолеты, автоматы, нашить себе на плечи погоны, после чего картавый командир (а Фоменко довольно долго не произносил букву «р») повел их в атаку. Побоище вышло грандиозным, буквально поставившим на уши руководство обоих заведений. В ходе разбирательства выяснилось, кто именно все это затеял, и Фоменко вернули в семью. Затем была школа, в которой наш герой вел себя не менее непредсказуемо. Но об этом лучше послушать его самого.
Вспоминает Н. Фоменко: «В школе на первом уроке мне расцарапала лицо соседка по парте. За что? Нам было велено мыть руки с мылом. И учительница пояснила, что должны мыть, пока пена (ударение на последнем слоге) не станет белой. Я с удивлением стал разыскивать в своем словаре слово «пена». Повернулся к соседке вот так вопросительно… Она сделала фыр-р-р и расцарапала мне все лицо.
На втором уроке 1 сентября я (простите) обкакался, потому что стеснялся выйти в туалет. Очень нервничал и очень стеснялся. Все узнают, что я хожу в туалет! Весь третий урок просидел… обкаканный… Потом бабушка и мама забрали меня домой и вели через весь Невский проспект. С балкона одного из домов упала кастрюля. И, конечно, не задев маму и бабушку, облила меня горячим красным борщом…
Я в первом классе пропустил очень много в первой четверти. А после первой четверти родительский комитет отличникам подарил игру «За рулем». Я подумал: елы-палы, неужели и я не смогу стать отличником к концу второй четверти – мне тогда тоже подарят такую игру! И к концу второй четверти у меня была одна четверка. И родительский комитет не подарил ничего никому. Я так ждал, я думал, что все по-честному…
Моя школьная жизнь прошла с гиканьем и улюлюканьем. Учился я плохо. Меня раз тридцать оттуда выгоняли. Я был неадекватным ребенком, борцом за правду. Учителя считали, что я хулиган. Это потом уже меня туда приглашали, чтобы я поднимал авторитет учителей, потому что дети пошли другие. И я ходил, не вспоминая о том, как мне нелегко жилось. В октябрята меня приняли только с третьего раза. В пионеры приняли последним. Я всегда был самый маленький и стоял в самом конце. И никогда не мог понять, почему, если я что-то прочитал и говорю свои, не из учебника, мысли по этому поводу, мне ставят единицу за это…
В аттестате у меня всего три четверки: по пению, по физкультуре (Фоменко очень увлекался спортом, в десятом классе стал даже мастером спорта по горным лыжам. –
Однажды вызывает меня завуч и говорит: все, последний шанс. Я собрался, решил, что буду вести себя хорошо. Вернулся в класс, где мои одноклассники ждали на урок завуча, а пока двигали шкаф. Я, конечно, помог. Вдруг кто-то закричал: Сорока (это было прозвище завуча) идет! Все врассыпную. Со шкафом остался я один. Держал-держал… Силы закончились, когда завуч вошла. Если бы не дверной проем, я бы ее убил. В тот же день в дневнике появилась еще одна красная запись: «Родители, срочно зайдите в школу. Ваш сын уронил шкаф на завуча. Завуч».
Между тем еще в школьные годы Фоменко прослыл «многостаночником»: он успевал не только бузить в школе, он еще 10 лет занимался скрипкой, горными лыжами, играл рок-н-ролл в школьном ансамбле и ходил в театр юношеского творчества. Если бы в восьмом классе его спросили, кем он хочет стать, он бы наверняка не смог ответить на этот вопрос – столько профессий одновременно манили его к себе. Однако к выпускным экзаменам он уже определился окончательно – только театр. Хотя на пути к этой мечте стояла вроде бы труднопреодолимая преграда – Фоменко до сих пор картавил.
В приемной комиссии Ленинградского театрального института, куда он принес свои документы, его справедливо спросили: «Если вы с детства мечтали стать артистом, почему же не выправили свою речь?» На что Фоменко со свойственным ему юмором ответил: «Я готовил себя к роли вождя мирового пролетариата». К счастью, люди в приемной комиссии оказались с нормальным чувством юмора и эту шутку восприняли правильно. Короче, Фоменко приняли в институт на курс, который вел Игорь Горбачев. Правда, с условием, что за первые полгода учебы он исправит свою картавость. Обещание свое он выполнил, однако в другом мало изменился. Речь идет о поведении, которое было столь же непредсказуемым, как и в школе. Фоменко все время норовил бежать впереди лошади и постоянно экспериментировал. Один из таких экспериментов едва не завершился изгнанием из института. Они с приятелем сделали самостоятельные работы по Олби и Маркесу, которые чрезвычайно не понравились руководству вуза. В итоге приятеля выгнали, а Фоменко каким-то чудом удалось уцелеть.
Во время учебы в институте Фоменко женился. Его супругой стала дочь известного ленинградского актера Рэма Лебедева (играл ведущие роли в Александринском театре) Елена. На момент свадьбы молодоженам было всего по 18 лет. По словам Елены: «У нас с Колей был красивый роман. Коля пришелся по душе моему папе…» В 1982 году у молодых родилась дочь Катя.
В том же году у Фоменко была прекрасная возможность реабилитировать себя в глазах тех, кто не верил в его артистические способности. Тогда режиссер Семен Аранович пригласил его попробоваться на одну из центральных ролей в картине «Торпедоносцы». Однако Фоменко то ли от испуга, то ли, наоборот, от прилива чувств на первой же встрече с режиссером стал… учить его, как надо снимать кино. И Аранович, видимо, уязвленный наглым поведением какого-то безусого студента, отказался от его услуг. Фильм «Торпедоносцы» снимался без Фоменко и на Всесоюзном кинофестивале в 1984 году был удостоен главного приза. Однако на момент выхода фильма на широкий экран Фоменко сумел-таки прославиться, только в иной области – в рок-музыке. Как же это произошло?
В начале 80-х студентами курса А. И. Кацмана в Ленинградском театральном институте был поставлен спектакль «Ах, эти звезды!». Спектакль представлял собой серию остроумных пародий и блестящих стилизаций, выстроенных в виде воображаемого гала-концерта «всех звезд» мировой и советской эстрады – от Эллы Фицджералд до Аллы Пугачевой и от Утесова до «Битлз». Аккомпанировал и играл ряд эпизодических ролей в этом спектакле анонимный ансамбль, собранный из студентов курса Максимом Леонидовым (он сам сыграл в постановке Армстронга, Пресли, Маккартни и даже Макаревича). Успех спектакля был настолько огромный, что Леонидов решил не останавливаться на достигнутом и вместе со своим приятелем Дмитрием Рубиным создал группу, основанную на стилизации рок-н-ролльной и битловой эстетики 60-х. Место бас-гитариста в ней занял Николай Фоменко, за барабаны сел Алексей Мурашов, до этого игравший в «Джунглях». Группу назвали коротко и непритязательно – «Секрет».
Вспоминает Н. Фоменко: «В театральном институте мы тоже играли рок-н-ролл. Нам это запрещалось. Поэтому репетиции были с семи утра. Пришел к нам как-то Бари Алибасов и начал рассказывать, как начинали «Битлз» и что мы-то все делаем не так. А мой товарищ ответил: «Я не первый год в рок-музыке, не надо меня учить». Тогда мы не строили никаких планов музыкальной деятельности. Просто мы писали песни, которые распевали все вокруг…»
В 1984 году Фоменко окончил институт и был распределен в театр своего учителя Игоря Горбачева – в прославленную Александринку. Однако на протяжении всего своего пребывания там он практически не сыграл ни одной большой роли – все из разряда «кушать подано». А когда ему все-таки доверили серьезную роль в одноименной пьесе Ибсена «Пер Гюнт», Фоменко ее безжалостно запорол. Вот его собственный рассказ об этом: «На сцене народу человек десять, выходит Коля (финальная сцена, Пер Гюнт возвращается), берет гигантский молот и говорит: «Ты узнаешь свой меч?» Я забыл от страха текст. Все пытаются как-то в этом участвовать: «Да нет, это не меч, это молот».
А у меня в голове летит: молоток, гвоздодер… Все ждут моей реплики. И когда один из актеров в пятый раз произносит: «Кто был Пер Гюнт?» – я встаю и говорю: «Кто был Пер Гюнт? Это был человек, который всех обманывал». И передал общее содержание пьесы даже не в белых стихах.
Меня быстренько под микиточки – со сцены. Подбегает помощник режиссера и просит: «Не надо так шутить над старыми актерами». Но я не хотел шутить. Я просто очень боялся. Думал: выгонят – нет,
